Театр китового уса - Джоанна Куинн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что ты здесь делаешь, Криста? Я тебя везде ищу, – говорит Флосси, стряхивая дождь с зонта.
Кристабель открывает один глаз.
– Ты поверишь, что здесь теплее, чем на чердаке?
– Почему ты не дома? Сегодня же Рождество. – От дождя, с шумом бьющегося о крышу амбара, у Флосси болит голова. Она надеялась, что в доме ее будет ждать горячая еда, которая поможет усвоиться выпитому за обедом алкоголю.
– Я разбиралась в вещах, – говорит Кристабель.
– Ты пьяна? Ты обычно не пьешь бренди. Что это такое на полу?
– Куклы для театра теней. Я их делала. Может, поставлю шоу для деревенских детей. Не переживай, я никому не позволю трогать твои овощи.
– Ты в порядке, Криста? Ты что-нибудь слышала о Дигби? Я думала, могут быть новости от него на Рождество.
Кристабель поднимается на ноги, чуть покачиваясь.
– Нет, ничего, – говорит она, складывая руки на груди. – Я тут подумала: разве не забавно, что мы звали тебя Ов, а ты теперь любишь овощи?
– Мне это не кажется забавным, – говорит Флосси. – Где Бетти?
– В деревне. Я не думала, что ты сегодня вернешься.
Флосси вздыхает.
– Я бы не оставила тебя одну на Рождество, даже если бы мне пришлось на велосипеде ехать сквозь бурю, чтобы добраться сюда, – что я и сделала.
– Меня не беспокоит одиночество.
– Ну а я не хотела, чтобы ты была одна. Пусть тут только мы, но это не значит, что мы не можем замечательно провести время, – говорит Флосси, раскрывая зонт. – Я возвращаюсь в дом поесть ветчины. Присоединишься ко мне?
Кристабель потирает лоб.
– Присоединюсь. Еще есть курица. Бетти ее оставила.
– Я знаю, – говорит Флосси, беря сестру под руку. – Я поставила ее в духовку. Что ты сделала с волосами? Ты похожа на Жанну д’Арк.
Ветер несет шторм по заливу. На дальней стороне пляжа Чесил, на стороне, которая принимает удар погоды, расцвеченная белым и серым бурлящая вода с ревом накатывает на гальку и с шипением отступает. Это американские валы, прошедшие всю Атлантику, чтобы броситься на пляж в экстравагантном беспорядке, задиристой угрозе.
На освещенной свечами кухне Чилкомба стол завален крошками домашних крекеров и куриным остовом. Кристабель, дремлющая в кресле у плиты, погружается и выплывает из пропитанной бузинным вином грезы.
Когда Кристабель видит сны, это сны о ките. Во сне она стоит на пляже Чесил, на влажной галечной горе, над смятением волн, наблюдая, как кит приближается из океана, как вода длинными белыми лентами стремится по его бокам. Она смотрит, как он ныряет под берег, будто подводная лодка, и смотрит, как его огромная, обросшая ракушками спина появляется на другой стороне, направляясь через бухту туда, где она спит и ждет.
К – Д
Утро после Рождества, 1943
Д,
У меня нет причин писать это письмо. Мне некуда его послать. У меня просто есть карандаш и блокнот, а когда у меня есть карандаш и блокнот, я пишу тебе.
Мне иногда кажется, что я говорю с тобой яснее всего, когда обращаюсь к тебе в своей голове, когда гуляю у моря. В другое время мне кажется, что я лишь говорю сама с собой, что утешаю себя, обращаясь к вымышленному тебе, будто в одиночестве репетирую пьесу для двоих.
Это может показаться чушью. У меня чудовищное похмелье.
Я знаю, что ты знаешь, что я всегда думаю о тебе, так как мне кажется, будто ты живешь у меня в голове, и когда ты вернешься, мне не нужно будет ничего говорить, потому что ты всегда был со мной. Не говори мне, что это не так. Я ни на миг не поверю в это.
К
Акт пятый
1944–1945
Высокие уровни
Январь 1944
Кристабель наконец вызывают обратно на Бейкер-стрит в первую неделю нового года. В Лондоне мрачно, редкие снежинки медленно падают с низкого неба. В штаб-квартире Орга ее проводят в пустую комнату для совещаний, освещенную только голой лампочкой, свисающей с потолка, и Кристабель слышит голос мачехи: Лампы, дорогая, ни в коем случае не верхний свет. Ужасно старит. Практически мумифицирует.
Ее инструктаж ровно настолько вежливый и конструктивный, насколько она ожидала. Будь в здании ковры, а не дешевый линолеум, многое заметалось бы под них. Ей сообщают, что от пропавшего двоюродного брата нет вестей, но они понимают, что Жильберта – успешный оператор, и нет причин дальше задерживать ее возвращение к заданиям. Их безобидный подход заставляет ее подозревать, что ее возвращение может быть обусловлено простой нехваткой агентов. Она напоминает себе, как Перри однажды сказал, что это все вопрос количества.
– Вы уже задержали мое возвращение, – отвечает она, – но нет нужды говорить, что я готова приступить к любому грядущему заданию. Я надеюсь, у вас нет вопросов относительно моей верности.
Они качают головами и говорят о протоколах, и в их застывших улыбках она узнает то же раздражение, что чувствует сама, – и это может означать, что они тоже исчерпали список возможных причин молчания Дигби – Дигби в плену и не может выйти на связь, Дигби страдает от какой-либо травмы или нервного срыва, Дигби силой принужден работать на немцев, Дигби счастливо работает на немцев, надеясь на победу нацистов, – и не пришли ни к чему конкретному, а потому перешли к более насущным вопросам. Она лично отбросила последнюю опцию, но остальные остаются возможными.
– Просто чтобы понимать, – говорит она, – вы верите, что мой двоюродный брат может представлять какую-либо опасность для наших операций во Франции? – Проще всего обсуждать его объективно, как профессиональную задачу, подлежащую оценке, как любая другая.
Они моргают и говорят: нет, они надеются, что это не так. Все отчеты из его тренировочных школ подчеркивают его верность другим агентам. Кроме того, теперь необходимо учитывать большую картину. Кристабель кивает, думая о растущем числе подразделений, прибывающих в Дорсет. Она также заметила по пути в конференц-зал, что во многих разгороженных кабинетах обустроены спальные места, а у комнат с самыми высокоранговыми офицерами – полковниками и бригадирами со стальными глазами – ждут очереди из посетителей. Те, что внутри, никогда не выходят, она только слышит периодические отрывистые приказы:
– Следующий!
Секретарша уходит и возвращается в конференц-зал с несколькими картонными папками. Ее просят
