Мечты сбываются - Лев Маркович Вайсенберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О, если б могла Баджи в эти минуты искренних и вдохновенных разговоров о чужой судьбе задуматься и о своей! Но, видно, так уж устроен человек, что учить других ему легче, чем самому разумно и правильно поступать.
— Не станет мать с моими детьми возиться, — возразила Фатьма. — Она сказала, что если я опять не сойдусь с Хабибуллой, она меня проклянет и от детей моих откажется. Где постелила, говорит, там и спи!
— Мало что говорит!
— Нет, не мало что: мать-то ведь моя упрямая, как ослица, не в обиду ей будь сказано.
— Смирится в конце концов!
— А до этого «конца концов» как быть?
— Тоже невелика задача: определим Аббасика в детский сад, к моей свекрови.
— Я сынка в детский сад не отдам: еще заразят его там чем-нибудь и погубят.
— Глупостей не говори!
— А ты почему свою девчонку в сад не отдаешь?
— Так ведь моя же совсем крошка!
— Ну, отдала бы ее в ясли.
— Нинель — слабый ребенок.
— Не слабей других! А что болеет летом животиком — так это здесь со всеми детьми бывает. Так и с моими тремя было. Ты давай ей понемногу рисового отвара да гранатового сока — все как рукой снимет.
Нет, никак не хотела Баджи согласиться, что ее Нинель такая же, как все. И Фатьма поняла: просто мать в своей дочке души не чает и тревожится за нее. Так было и с ней, когда она родила первую, Лейлу. Чего ж в таком случае спорить? Молодую мамашу не переубедить!
— А если б твоя Нинель была такая, как мой Аббасик, отдала бы ты ее в детский сад? — спросила Фатьма. — Только говори начистоту.
Баджи смутилась, ответила не сразу:
— Конечно, в детских садах и яслях хорошо, но с материнским глазом их не сравнить.
— То-то и есть!
— А почему бы тебе не поговорить с отцом, чтоб заставил Ана-ханум присматривать за детьми?
— Мать грозится: попробуй, говорит, на меня пожаловаться отцу, найдется и у меня порассказать ему про тебя такое, что от него больше ни гроша не получишь.
— А что ж дурного может она про тебя рассказать?
— Уж она-то, моя мамаша, найдет, если захочет!
Баджи вспыхнула:
— Не любит она тебя, твоя мать, не жалеет, вот и мешает тебе взять счастье в руки!
Фатьма печально покачала головой:
— Нет, Баджи, нет! Мать меня любит и жалеет и не одну ночь из-за меня глаз не сомкнула и не одну слезу из-за меня пролила, а потому и бранит меня и ссорится со мной. Мать меня любит и жалеет, как всякая мать, да только по-своему… — Фатьма вздохнула. — Правда, от такой любви и жалости мало толку.
И нос Фатьмы, как всегда, когда речь шла о ее бедах, вытянулся.
— Неужели Ана-ханум никак не уговорить?
— Попробуй, уговори! — в тоне Фатьмы прозвучала злоба.
— А вот пойду и попробую!
— Да она тебя на порог не пустит: она считает, что ты ей и мне враг. Она говорит: пусть твоя актерка спасибо скажет, что я ей глаза не выцарапала за эту шайтанову «Севиль».
— Дело не во мне! Не будь петуха, разве утро не наступит?
Неожиданно в уголках толстых губ Фатьмы заиграла таинственная улыбка.
— Ты чего это? — не поняла Баджи.
Фатьма замялась:
— По правде сказать, я давно хотела поступить на работу. Обещала устроить меня в кино — проверять билеты — одна русская женщина, соседка, та самая, которая послала меня к юристу. Да только я все не решаюсь — из-за детей.
— Почему ж ты мне раньше об этом не сказала? — воскликнула Баджи с досадой.
Фатьма стыдливо опустила глаза:
— Боялась, будешь смеяться надо мной: Фатьма, длинный нос, — советская служащая!
Баджи покачала головой. Ах, Фатьма, Фатьма! Целое утро бьешься с ней, стараясь убедить поступить на работу, а она, оказывается, давно сама не прочь! Хватает у нее и советниц. Вот и скажи теперь: кому ж над кем нужно смеяться?
ГОЛОСА ДРУЗЕЙ
Дядя встретил племянницу вежливо.
Он даже привстал, завидя ее в дверях, впервые, казалось, забыв про укушенный палец, о котором неизменно вспоминал при встрече.
Да и как иначе вести себя с человеком, благодаря которому из месяца в месяц идет доход твоей дочке — алименты от ее мужа?
Фатьма и Баджи теперь — не разлей вода! Только и слышишь от Фатьмы: «Баджи сказала», «Баджи советует», «Баджи считает нужным». Подумать, куда как высоко забралась дочь несчастливого Дадаша, его, Шамси, племянница, некогда взятая им в дом из милости, по доброте сердца!
Правда, Баджи подбила Фатьму расстаться с чадрой, а за такое дело ни один порядочный отец подстрекательницу не поблагодарит. Но, если говорить по справедливости, нужно признать, что такое уж нынче время, когда каждая женщина готова сбросить с себя чадру, как норовистая ослица седло или хурджин.
Ругя не было в «Скупке», и Шамси пришлось быть за хозяина.
— Вот где теперь мое царство! — сказал он, кивнув на перегородку, и Баджи не разобрала, что скрыто за этими словами, — гордость или горечь и досада.
Вошел Ильяс, спросил, не понадобится ли чего.
— Принеси-ка нам чаю да чего-нибудь сладенького, — приказал
