Мечты сбываются - Лев Маркович Вайсенберг

— В следующий раз, прежде чем назначить нового директора, в Наркомпросе посоветуются с нашей Баджи!

— И правильно сделают! — в тон ему отвечает Баджи. — Не с тобой же советоваться — ты и так всегда подпеваешь тем, у кого в данную минуту голос громче!

СУГУБО ЛИЧНОЕ ДЕЛО

Перед дверью, обитой коричневой клеенкой, Баджи остановилась.

Вот он и вызвал ее! Как ей держаться с ним? Дать понять, что она ничего не забыла, не желает иметь с ним никаких дел? Ну, а если прав Сейфулла, говоря, что в Наркомпросе сидят умные опытные люди, знающие, кого назначить на пост директора театра? Забыть свою давнюю вражду и подчиниться?

Будь что будет!

Баджи постучалась, и вслед затем глухо донесся голос:

— Войдите!

Богато обставил новый директор свой кабинет! Громадный письменный стол, книжный шкаф красного дерева, кожаный диван с высокой дубовой резной спинкой и шкафчиками по бокам, красивый текинский ковер на полу, тяжелые портьеры на дверях и окнах.

А над столом — в большой золоченой раме портрет мужчины. На краткий миг он переносит Баджи в иные места, в иные времена… Восемнадцатый год, Петровская площадь. Незнакомец в солдатской шинели, с винтовкой в руке, его мягкий внушительный голос… Да, это он — Мешади Азизбеков! Кажется, что из глубины рамы смотрит живой человек.

— А-а… Баджи! — скрипучий голос Хабибуллы вернул Баджи к действительности. — Очень рад тебя видеть! — Хабибулла вышел из-за стола и, широко улыбаясь, двинулся навстречу. — Мне уже докладывали, что ты вновь приступила к работе. Что ж, в добрый час! Прошу тебя, садись, потолкуем!

— Спасибо…

— Прежде всего хочу поздравить тебя с замужеством, с дочкой! Я слышал, муж твой — хороший, интеллигентный человек. А дочка, говорят, будущая красавица! — Хабибулла осклабился. — Вся в мать!

— Спасибо…

За время, что Баджи не видела Хабибуллу, он заметно изменился — ссутулился, во рту появились металлические зубы, виски стали совсем седые. И одет он не так, как прежде: куда-то исчезла серая толстовка, служившая ему несколько лет, — ее сменил солидный темный двубортный пиджак.

— Так вот… — не спеша начал Хабибулла, закуривая папиросу, и стал пространно толковать о будущем азербайджанского театра, о намеченных к постановке пьесах, о том, как много в этих пьесах интересных, разнообразных женских ролей. — После твоего успеха в «Севили», в роли Гюлюш, нет у нас на эти новые роли более подходящей актрисы, чем ты! Я уверен, что ты с честью справишься! — заверил он.

Приятно слышать столь лестное мнение, если даже оно исходит от такого человека, как Хабибулла. Хочется верить, что оно искренно. Хочется думать, что оно заключает в себе честный призыв к работе.

— Спасибо… — с чувством промолвила Баджи.

Казалось, все сказано. Баджи собралась уходить. Легким движением руки Хабибулла удержал ее:

— Извини, еще минутку… Есть у меня к тебе одно сугубо личное дело. Надеюсь, уважишь?

«Какие могут быть у нас с тобой сугубо личные дела?» — готова была Баджи бросить в ответ, но все хорошее, только что слышанное от Хабибуллы, заставило ее сказать:

— Я слушаю вас…

Хабибулла вздохнул:

— Тебе известно, конечно, что мы с Фатьмой оформили наш развод — по ее желанию. Что ж, я сам давно понял, что наш брак был ошибкой, что мы — не пара… Однако есть и другая сторона в этом деле: наши дети. Я — отец, я их люблю, но теперь я лишен радости жить вместе с ними, а дети лишены ласки родного отца.

— Поскольку я знаю, вы сами этому причиной, — не сдержалась Баджи.

Лицо Хабибуллы приняло горестное выражение:

— Ах, Баджи… Семейная жизнь — дело сложное, и не всегда она так складывается, как мы того хотим. Извини, но тебе ли об этом не знать — вспомни твое неудачное первое замужество… Моя семейная жизнь тоже была нелегка. Не хочу говорить плохого про Фатьму — она твоя родственница. Но если быть откровенным, скажу, что этим разводом Фатьма не только лишила меня моих детей, не только отняла у них родного отца — она, быть может сама того не сознавая, губит их!

Баджи удивленно подняла брови:

— Я знаю Фатьму как любящую, заботливую мать!

— Любящая мать! — воскликнул Хабибулла с горькой усмешкой. — А как вяжется любовь с тем, что мать стремится искоренить в сердцах своих детей столь естественные и святые чувства, как любовь и уважение к родному отцу, вселяет в них ненависть к человеку, который произвел их на белый свет? Я пытался воздействовать на Фатьму через Ана-ханум. Увы! дочь перестала слушаться свою мать. Собрался было обратиться к Шамси, но старик в последнее время совсем из ума выжил: сам настраивает свою дочь против законного мужа, отца ее детей.

— Фатьма — свободная, взрослая женщина, она вольна поступать, как находит нужным, — заметила Баджи.

Хабибулла досадливо махнул рукой:

— Так могла бы ты, Баджи, говорить со сцены, выступая в роли Гюлюш! Но жизнь обычно расходится с театром… Ах, Баджи… У тебя самой есть ребенок, дочка, и ты должна меня понять. Как тяжко, как горько было б тебе, если б тебя лишили возможности жить под одной крышей с твоей дочуркой, отняли бы у тебя ее любовь!

Сердце Баджи дрогнуло. Но она отогнала свое невольное сочувствие и холодно ответила:

— Сохранить любовь детей — в вашей власти: для этого нужно лишь хорошо относиться к их матери и к ним самим.

— Я кормлю их, одеваю.

— Как видно, этого недостаточно.

— Я готов ради них сделать все, что нужно… Но как мне найти верный путь? Кто, кто мне поможет?.. — И вдруг, словно не в силах совладать с тем, что его томило и рвалось наружу, Хабибулла жалобно выкрикнул: — Ты, Баджи, должна мне помочь!

— Я?

Вот уж никак