Двойной генерал (СИ) - "Wolf"

Двумя пальцами изображаю шагающего по карте человечка.

— Вот так будет выглядеть движение. Попеременное движение двух артгрупп, — перехожу к другому моменту. — В это же время конные эскадроны, с небольшим отставанием от передового дозора идут параллельно основной колонне в качестве бокового охранения.

— Немцы вроде так не делали, — бормотнул кто-то.

— Допросы пленных показали, что они должны были так делать. Но, увидев, что с флангов никто не угрожает, пренебрегли ради скорости. Итак. Сразу вслед выступает 85-ая дивизия и прижимается к реке. Там формирует линию обороны. Справа ждёт вступления в дело 21-го корпуса. Если кавдивизию немцы быстро вышибут, — исключать этого нельзя, — до этого не дойдёт.

— А мой 3-й полк? — интересуется Константинов.

— На этот полк отдельные планы. Он в ваших манёврах участия не принимает, — о том, что весь шум затеян, в том числе, и затем, чтобы прикрыть выдвижение 3-го полка ближе к Вильнюсу, я умалчиваю. В конце концов, я никого не обманываю. Учиться манёврам действительно надо. Но я большой любитель убивать стаю зайцев одним выстрелом.

— Итак. Если удастся прибрать к рукам Меркине и Варену, этот литовский пятачок займёт 21-ый стрелковый корпус и 85-ая дивизия. И ещё одно. Сжечь немецкий танк или самолёт это хорошо и здорово. Но взять его в качестве трофея втройне лучше. Мы не только лишаем немцев танка, который они в большинстве случаев всё равно восстановят, но приобретаем себе, понимаете?

Генералы и старшие командиры переглядываются и Константинов выдаёт:

— Даёшь поход за зипунами!

Отсмеявшись, принимаемся за проработку деталей. Их неимоверное количество, поэтому особо не вникаю. Один из резервных ТБ-7 я отдал этой группе. Летающий узел связи с наблюдателями на борту большое подспорье. Но работать он будет только днём.

— Подумайте над тем, что немцы могут включить глушилки радио. Поэтому должна быть система резервной связи.

Трактора имени Крайкова у них нет. А гомельская производственная база ещё доводит до ума кабелеукладчик. Вот и выявляется первая дырочка. Нет телефонной сети — территория не освоена и не вполне наша. Но мои генералы хлеб не зря едят, тут же находят выход. Использовать гражданские сети, отрезав их от оккупированной территории.

И вот я их провожаю. Пожимаю руку Константинову на прощание, тот садится в бронеавтомобиль. Арьергард начинает движение. Как-то их встретят немцы, как-то сложится у них проникновенная беседа.

Вдыхаю ночной, пахнущий сыростью, воздух, смотрю на небо. Месяц вырывается из-за ползущего по нему тёмного облака и, ярко засияв, будто подмигивает мне. Погрозив ему пальцем, — не вздумай моих ребят засветить ненароком, — иду с адъютантом к броневику. Сейчас на станцию, грузимся на лёгкий бронепоезд и в Минск.

29 июня, воскресенье, 07:40

КП 11-ой армии близ местечка Лынтупы

(почти точно на границе с Литвой)

— Зар-раза! — полковник Анисимов сдерживается, когда кладёт трубку телефона. Но потом с силой бьёт кулаком по столу. Связист, чуть вздрогнув, уносит аппарат в свой уголок.

Майор Фесуненко, комдив-1, глядит сочувственно, но молчит. Посланник генерала Павлова сам всё скажет. Немного прихрамывающий майор, — не рана, глухой ушиб камнем правого бедра от близкого разрыва, — смотрел на подчинённых Павлова, почти как на инопланетных пришельцев. Рассказы командиров и красноармейцев его армии о неумолимой мощи вермахта, заставившей их отступать, прекратились быстро. У бойцов и командиров Западного фронта эмоциональные, взахлеб, байки вызывали только скептические усмешки. Имеют право на улыбочки свысока.

Комдивом его поставили временно. Старше и целее его никого не нашлось. И номера у дивизии не было, не дали ещё. Анисимов предупредил, что оформление и реорганизация армии затянется. Это понятно. Полтора десятка тысяч человек это не армия. Одна полнокровная дивизия, хотя употреблять к ним слово «полнокровная» язык не поворачивается. Почти без машин, ни одного танка, боеприпасов кот наплакал. Так было, пока они не попали под руку Павлова. Про которого, кстати, среди «литовцев», — так, одним чохом, их окрестили павловцы, — начинают ходить легенды.

Фесуненко сам был потрясён, когда он увидел вместо своих постоянно отступающих частей, бросающих технику и всё, что не унесёшь на руках, по-настоящему воюющую армию. Воюющую деловито и с азартом. Будто в другую армию попал, а то и вообще в иную реальность. Как в кино переселился. В те самые фильмы, что так красочно рассказывали о непобедимой РККА, что «от тайги до Британских морей».

Их было мало. Группа командиров, что тут же взялась за обучение личного состава и командиров. Рота хорошо вооружённых бойцов, что тут же ушла на территорию Литвы. Один командир и пара бойцов остались. «В каждом полку должна быть такая рота», — заявил Анисимов, а оставшийся лейтенант отобрал людей и принялся за работу.

— Эшелон с пятью танками и боеприпасами к Даугавпилсу ушёл, — поясняет полковник, — а наши люди на железку ещё не сели. Даже под откос пустить не можем.

— Давай подумаем, что будем делать в ближайшее время. Железку надо надёжно перекрыть… — чуть успокоившись, говорит полковник.

— А про эшелон откуда знаете?

— Разведгруппа у Вильнюса отслеживает движение.

29 июня, воскресенье, время 08:40.

Минск, штаб округа.

— Вот это ты видел? — развязно показываю кукиш крепко сбитому мужчине, зрачки которого по степени воздействия на человека могут успешно конкурировать с дулами мосинки. И несколько секунд с равнодушным любопытством наблюдаю, как он наливается свекольным цветом. Где-то давно сидела в глубине души детская мечта: весело послать нахер какого-нибудь могущественного человека.

— Да не багровей ты так, не багровей, — снижаю градус глумления, пора и честь знать, — сядь, не вскипай раньше времени. Сядь, говорю!

Последние слова говорю строже, но не так, как своим. Другое ведомство всё-таки, тоже уважаемое. К тому же моего приятеля Лаврентия, да и зовут его так же. Тёзка и тоже его друг, насколько я знаю.

— Скажи, Лаврентий Фомич, — светским тоном начинаю беседу, — ты вообще-то заметил, что война началась?

Комиссар ГБ 3-го ранга, — по иерархии РККА соответствует генерал-лейтенанту, — Цанава мрачно зыркает глазами. По воздействию близко к реальному предупредительному выстрелу над головой. Серьёзный мужчина. Ладно, будем считать, заметил.

— А с началом войны мы резко меняем репрессивную политику по отношению к неблагонадёжным элементам. Так что никто из этих людей, — киваю на стопку папок, принесённых Цанавой, — кроме явных шпионов, дальше фронта не пойдёт. Мы организуем штрафбаты для командиров и штрафроты для рядовых. Для использования их в самых горячих местах. Предполагаемый уровень потерь — пятьдесят процентов.

— Выходит, для врагов народа есть возможность выйти сухим из воды? — разжимает уста шеф НКВД.

— Во-первых, я посмотрел несколько дел. На врагов народа никто не тянет. Подозревать, я повторяю: только подозревать, в неблагонадёжности можно. Не более того. Во-вторых, не сухими они из воды выйдут, а в собственной крови искупаются. После ранения будут полностью восстановлены во всех правах. После ранения или гибели в бою.

— Нельзя давать возможности изменникам и предателям уйти от наказания, — твердит Цанава.

— Как это уйти от наказания? — страшно удивляюсь такому заявлению. — Я ж сказал: они собственной кровью за свои ошибки заплатят. Это самая большая цена, которую может дать человек. Поставить свою жизнь на карту. Это посильнее русской рулетки.

— Давай, давай, Лаврентий Фомич, перестраивайся на военные рельсы. За людей огромное спасибо, штрафбаты надо формировать. Но тебе, ты уж извини, я никого не отдам. Явных изменников, если такие найдутся, сами расстреляем. Патронов у нас хватит.

Встречу с главой НКВД республики заканчиваем на положительной ноте. Когда всё-таки немного недовольный Цанава покидает мой кабинет, кидаю ему в спину хорошую новость.