Наследники - Евгений Федоров

Все видел, все прикидывал в своем уме рачительный Никита. Ставить новый завод легче, чем поднимать из пепла старый. Новое дело веселит своим будущим, а старые раны вызывают боль. Пораженный разорением, заводчик присел на камень, сгорбился в глубоком раздумье. Приказчик, разглядывая сутулую спину хозяина, его большой сухой нос, с грустью подумал: «Да и ты, Никита Акинфиевич, изрядно-таки подсох да постарел! Отлетался орел-хват!..»

Демидов поднял голову и спросил:

— А на куренях как?

— Жигари все побросали и разбрелись кто куда. А перед разбродом пожгли уголь.

Заводчик еще ниже склонил голову. Мыслил-прикидывал Никита: «Для пуска завода потребны руда, флюсы, уголь. А где они? Уголь сгиб при пожаре вместе с заводом. А добыть топливо — надо рубить лес, выжигать уголек, возить его на завод. А для того нужны люди, кони, время. Эх!..» — вздохнул хозяин и вдруг ожил, стукнул кулаком себя по коленке:

— Что ж, робить так робить. Оживим завод, Селезень?

— Оживим! Раз вы тут, оживим! — уверенно отозвался приказчик.

Расставив людей на заводе, на руднике и на куренях, Демидов дал наказ приказчику сделать опись убытков, а сам уехал на Тагильский завод.

К северу от Кыштыма дороги пошли веселее, кое-где к небу тянулись дымки: работали уцелевшие заводишки. Башкирские ватажки доходили сюда редко и ненадолго, а войска Белобородова оберегали заводы от большой порухи. Повстанческие отряды не дошли до Нижнетагильского завода на шестьдесят — семьдесят верст, и он уцелел. Завод всего на два месяца приостановил работу, люди были брошены на возведение валов, заплотов, рубили и ставили крепкие ворота. Тагил изо всех сил готовился к обороне. К счастью для Демидовых, гроза прошла мимо, не тронув ни людишек, ни домен…

На заводе по-прежнему хозяйствовал управитель Яков Широков; шел ему седьмой десяток, но он не сдавался стан был прям, зубы крепки, серебро седины слегка тронуло чернь бороды. Дела на заводе шли добро, веселили. И встреча хозяина была радостная. Демидов умилился рачительству Широкова: назубок знал он все царские указы и предписания Горной канцелярии. Пермское горное начальство предписывало сотникам, старостам и десятским повсюду разыскивать заводских людей и высылать их с семьями на работу. Широков перехватывал на пути своих и чужих беглых и кабалил.

— Ежели тут не укроем, — успокаивал он Никиту, — то на кыштымские курени загоним, там и леший их не отыщет!

Не успел Никита Акинфиевич помыться в баньке с дороги, отоспаться, как управитель преподнес ему опись убытков. Демидов ахнул: он и сам не ожидал такой наглой бесцеремонности от управителя.

Яков Широков составил рапорт в Екатеринбургскую горную канцелярию: «За отлучением мастеровых и работных людей, — писал он, — и от остановки фабрик и за неприготовлением угля железо недодано и впредь от недостатка угля и остановок недоделается, и оттого недополучится 63447 рублей 1/4 копейки… С заводов, кроме сего, во время сражения со злодеями убито людей 10 человек, по 250 рублей каждый, — на 2500 рублей…»

— Господи помилуй! — удивился Демидов. — Какое тут сражение, когда ни один злодей и духом не бывал на заводе?

— Э, батюшка, все сие известно вам да мне! — уверенно заговорил старик. — Сначала как будто и все ясно, как божий день, а пойдет эта бумага гулять по канцеляриям да департаментам, да как почнут чернильные души да ясные пуговицы, чиновные крючкотворы, писать отписки, — все мигом мохом обрастет, и начнутся такие дебри, что поди разберись, где тут чистая правда, а где выдумка! А после того мы и сами поверим, что все то было, как писано. А нам это и надо: пожалуйте, сударь, пособие от казны за убытки! Вот оно как!

Никита сидел с раскрытым ртом, не шелохнувшись, глядя на Широкова.

Приказчик вздохнул:

— Что же поделаешь, батюшка, ежели ныне правда держится на гусином пере да на посуле?

«Дотошлив, ой, как дотошлив! — похвалил в душе хозяин. — Из ничего выгоду получит!»

Две недели отдыхал Демидов в Нижнем Тагиле; гулял-куролесил хозяин, только гул катился по тагильским хоромам. Управитель из сил выбивался, угождая хозяину. В конце концов Никита Акинфиевич одумался.

— Пора в Кыштым! Закладывай карету! — приказал он.

Хозяина с великой почестью усадили в коляску и при колокольном звоне проводили из Тагила. Отъезжая от крыльца, Никита пригрозил управителю:

— Гляди, не воруй, не растаскивай хозяйское добро! Теперь я чаще на заводишко наезжать буду! Не пощажу!

В Кыштыме Демидова поджидал приказчик Селезень. Он привел в порядок хозяйские хоромы. Было странно видеть среди обгоревшего здания обновленное крыльцо, несколько восстановленных комнат.

«Ничего, к осени и весь дом облажу», — успокоил себя Никита.

Приказчик положил перед ним приготовленную роспись потерь.

— Гоже! — засиял Демидов. — Любо! Все от казны стребуем. Она повинна в наших убытках.

Хозяин углубился в чтение росписи:

«Истреблено долговых листов на 54671 рубль…»

«Ловко! — улыбнулся хозяин. — Поди сунься, проверь!..»

Дальше шел перечень сожженного добра и хозяйственных предметов. Среди прочего значилось: «Изничтожено 20 пар дверных крючков и петель — 20 рублев. Погибли две клюки (кочерги) — 1 рубль. Утеряна вьюшка одна чугунная, 6 сковород, а всего за них 1 рубль 60 копеек…»

Приказчик стоял рядом, переминался с ноги на ногу. Никита поднял глаза на него:

— Все, поди, записал, не упустил?

Селезень поклонился, спокойно ответил:

— А то как же! Известно, все!..

— А нет тут того, что небо с изъяном ныне стало, прокопчено пожаром! Не вписать ли и то в убыток? — ухмыляясь, спросил хозяин.

— Помилуй, Никита Акинфиевич, небо никак не выходит трогать, там сам господь бог наводит порядки и счет ведет, — совершенно серьезно ответил приказчик.

Никита повеселел; знал он: казна оплатит все. В стране только что отгремела изнурительная, долгая война с Турцией. Заводы на Каменном Поясе были потрясены войсками Пугачева, разорены башкирами. А кто давал пушки, ядра, клинки, как не уральские заводы! Оставить их в запустении было опасно для государства, окруженного сильными врагами.

«Станут воскрешать наши заводы и домны! Глядишь, и мы не в обиде будем!» — правильно рассуждал Демидов.

Помощь уральским заводчикам со стороны государства не замедлила: Никита Акинфиевич получил большие ссуды на восстановление Кыштыма.

Снова задымил демидовский завод. Никита Акинфиевич был доволен. Он ходил по Кыштыму, осматривал пущенные в действие домны. Шел он неторопливо, гордо закинув голову, властно поглядывал на работных.

— Что, отгулялись, заворуи? — спросил он кузнецов.

Лохматый черномазый коваль поднял голову, с ненавистью посмотрел на хозяина. Дыхание работного стало шумным, глаза налились кровью. Вот-вот вспыхнет яростью и сорвется с места плечистый коваль, занеся над головой тяжелую кувалду.

Демидов вздрогнул и замолчал. Сохраняя прежний недоступный вид, вышел он из кузницы. Перед его глазами все еще маячило злобное лицо работного. На заводском дворе, под ярким солнцем, хозяин снял шляпу, отер на лбу обильный пот.

— Распустили народец-то! Надо будет покрепче поприжать, дабы чувствовали хозяйскую руку! — Никита с сокрушением вздохнул и, показывая глазами на кузницу, пригрозил приказчику: — Ты гляди в оба! Ежели нерадивость аль заворуйство уследишь, бить плетьми в проводку! Доправлять варнаков до разумства так, что и праху их не помянется.

Селезень испуганно оглянулся.

— Опасливо, батюшка! — понизив голос, пожаловался он. — Хошь Пугачу и скрутили голову, а народ-то до сей поры не угомонился.

— Угомоню! — уверенно отозвался хозяин. — Пожар притушили и пепел разметем!

Демидов шел по двору, заложив руки за спину. Был он еще в цветущей поре и силе человек. Одетый в бархатный кафтан вишневого цвета, в кружевах, в шелковых чулках на толстых икрах, он держался вельможей. За ним плелся приказчик в темной суконной поддевке. Склонившись к хозяину, он вкрадчиво шептал:

— Все так, хозяин… Но как бы масла в огонь не подлить! Тут по лесам да по горам заворуи еще шастают, Митька Перстень с буянами по дорогам бродит…

— Пустое! — с досадой прервал приказчика хозяин. — Отгулял добрый молодец. Изловим!

Никита Акинфиевич круто повернулся и пошел к хоромам.

После обеда хозяин отдохнул в прохладной спаленке, а когда свалил полдневный зной, велел запрячь тройку рысистых коней и собрался на соседний рудник.

— Сколько человек в охрану прикажете? — тревожно спросил Селезень.

— Никого не надо. Я да кучер едем, вот и все тут! — упрямо сказал Демидов. Держался он смело, спокойно. По-хозяйски оглядел тройку, похлопал кучера по широкой спине и, довольный, уселся в коляску.

— Пошли! — крикнул он кучеру.

Кони встряхнули гривами, легко и весело понесли коляску. Приказчик пожал плечами, помялся среди двора и, махнув рукой, пошел к заводу.