Сокровища зазеркалья - Kagami

Остается сидеть, привалившись к стене, и думать. О чем? Да все о том же: где мы? Хотя, где мы, я, пожалуй, знаю. Все еще в Библиотеке. Именно она держит нас в этом странном комфортабельном плену.

Ну, не совсем комфортабельном — кроватей здесь нет, хотя пол такой мягкий, что лежать на нем вполне удобно. Но нас кормят. Хорошо кормят, вкусно, стряпней, судя по всему, Риоха. Да, пожалуй, потому что я лично к тому рагу добавила бы щепотку сушеной кошачьей мяты, а гоблину этого не понять.

Еда появилась минут через двадцать после того, как мы с Аном поняли, что проголодались. Я как раз успела стереть все портреты, когда не шум, а легкий ветерок, дал понять, что заработал какой-то механизм. Не технический, конечно, а магический. Техника бесшумно не работает. Тогда мы увидели нишу в стене, а в ней подносы со снедью. Обеденный стол обнаружился в дальнем конце зала. Не знаю, был ли он там раньше или появился вместе с угощением. Подносы с грязной посудой я позже убрала обратно в нишу и даже не заметила, как они исчезли.

Потом нас покормили еще раз. Может, именно из этого Ан сделал вывод, что пора на боковую. Типа, завтрак, обед ужин, если учесть, что позавтракали мы еще, как все нормальные люди.

Итак, морить голодом нас не собираются, убивать простудой тоже. Разве что, скукой с ума сведут, но от этого не умирают. Но нас и не выпускают. Почему? Лично я вижу два логичных объяснения. Первое: что-то еще мы здесь не сделали. Но что? Рисунки я стерла, а больше заняться совершенно нечем. Как ни странно, идея нацарапать на столе проход в кабинет Гектора меня больше не вдохновляет. Нельзя хлопнуть дверью перед носом гостеприимного хозяина. Некрасиво как-то. Да и стол жалко. Почему-то мне кажется, что он пока не исчерпал всех своих сюрпризов. И потом, если я нарисую проход, Ан потащится за мной, а я еще не настолько его простила, чтобы помогать с побегом. Даже если я выберусь, пока он будет спать, стол — это вам не лист бумаги, за собой его не уволочь, так что придется проход оставлять открытым. К тому же, рисовать-то я умею, а вот какой из меня резчик по дереву получится — это еще бабушка надвое сказала. И еще. Каждый раз, когда нам подавали еду, я думала о том, чтобы спереть что-то из столовых приборов, но так и не смогла заставить себя сделать это. А это показательно. Нет, не время пока создавать свой выход отсюда. Так что же еще такого сделать плохого? Что здесь еще вообще можно сделать? Нет, не вижу решения.

Ну, и второй вариант: нас убрали с игрового поля. Зачем-то надо, чтобы там, во внешнем мире (или мирах) события развивались без нашего участия. Тогда нас просто отсюда выпустят, когда придет время. Или не выпустят, а сами уйдем. Опять же, мне все надоест, и я нацарапаю проход на столе. Проблема в том, что при таком ритме существования все может надоесть мне очень быстро. Скучно же!

Я встаю и снова иду бродить по огромному залу. Я точно знаю, что ничего, кроме двух столов и трех стульев в нем нет. Мы с Аном уже обошли все пространство по периметру, по диагоналям и по спирали. Пусто. И двери нигде не предусмотрены. Нет здесь дверей. И окон тоже нет. А свет льется отовсюду, но больше не слепит и не застит обзор. И больше ничего. Ну, еще на письменном столе лежит пустой альбом и почти стертый ластик. Я бы сейчас порисовала…

От этой мысли я вздрагиваю. Желание настолько сильное, что я даже удивляюсь. Я уже и забыла, как это бывает. Нет, это не то ощущение настойчивого присутствия странных образов, как я думала тогда, подсознания. Это именно изнутри. Это я хочу рисовать, а не кто-то меня об этом просит.

Я сама не замечаю, как оказываюсь возле стола с альбомом. Взгляд притягивает слабый блеск на тумбе. Ключ! Ключ в скважине ящика! Не было здесь никакого ящика еще час назад! Тумба была — резная и монолитная — а ящика в ней не было! Я с опаской поворачиваю ключ и тяну ящик на себя. Если сейчас там обнаружится пирожок с надписью "Съешь меня", отрублю Анкитилю голову. Лифчиком. И использую ее в качестве мяча для королевского крокея. Кто скажет, что мы с ним не провалились в кроличью нору, пусть первый кинет в меня камень. Так что плевать на бритву Оккама, будем умножать сущности до полного сюрреализма.

И все же я зажмуриваюсь, не рискуя сразу заглянуть в таинственный ящик. А когда, наконец, открываю глаза…

Я понимаю, что плачу. Это глупо, но я, кажется, в жизни не была так тронута. Кто бы ни был нашим тюремщиком, мои желания он чувствует или предугадывает. И исполняет с галантностью влюбленного кавалера. А еще мне дают понять, что я — не пленница. Теперь ничто не может помешать мне уйти отсюда хоть сейчас, но в подарке таится намек на просьбу не торопиться с принятием этого решения.

Я даже не сразу рискую прикоснуться к ним, лишь жадно пожираю глазами выложенные по спектру цветные карандаши. Потом все же протягиваю руку и достаю из маленького отделения угольный.

Страницы альбома чисты настолько, что сейчас уже и не поверишь в существовавшие на них еще утром портреты. А чистый лист это… Я не знаю, как объяснить. Тот, кто этого не испытывал, никогда не поймет. Чистый лист — это дверь, которую можно открыть куда угодно. У меня всегда немного захватывает дух от предвкушения, я до последнего момента не знаю, что появится на белой бумаге, когда ее коснется карандаш, какой мир приоткроет завесу тайны своего существования. Или чей. Я никогда не стараюсь нарисовать черты лица. Они складываются сами, похожие, узнаваемые. Я стараюсь увидеть мир, скрытый за ними. Наверное, у меня получается, потому что иначе, как бы я защищала жизни. Меня манят и захватывают волшебные миры волшебных существ. Может, я не умею рисовать людей потому, что они никогда не казались мне достаточно интересными?

Я дергаюсь, только сейчас понимая, чье лицо проступает из размашистых беспорядочных линий. Я вижу. Я знаю. Я чувствую. До каких пор ты собираешься обманывать себя, Марта? Не интересны?! Твои мысли, все время сворачивающие в одном и том же направлении, говорят совсем о другом. Твои руки больше тебя жаждут прикоснуться к этому лицу, лучше тебя знают каждую его черточку. Твое сердце, не спрашивая тебя, сбивает ритм, воспринимая печаль и усталость этих лучистых серых глаз, как свою собственную. Ты рисуешь человека, Марта. Человека, о котором не можешь не думать, не можешь не хотеть. И уже не можешь не любить. Как глупо… Как прекрасно и… грустно. Магия генома не действует на людей. Этот портрет никогда не появится в длинной галерее моих работ. Он не защитит от удара в спину жизнь, ставшую мне такой дорогой. А может это и не портрет вовсе. Это портал. Портал для меня одной в душу этого удивительного человека. Может, я вру самой себе. Может, я лишь придумываю, что именно такой взгляд связал нас в те несколько мгновений, пока Марк приходил в себя. Но это ложь во спасение. Здесь и сейчас эта ложь спасает меня от необдуманных действий и поспешных решений. Здесь и сейчас, я думаю не о себе, не о миссии, добровольно взваленной на плечи, не о друзьях и даже не о Гекторе. Здесь и сейчас я думаю о Библиотеке, подарившей мне и этот мир, и друзей, и будущее, и любовь. Как сказала Рената, Библиотека — главное место двух миров, а Гектор главный в этом месте. Точка свершения, определяющая судьбы, и гарант равновесия. В его глазах усталость и неверие в завтра. В завтра для себя самого, но в то же время решимость бороться за это самой завтра для всех остальных. Я не знаю, почему судьбе было угодно, чтобы именно человек, самое беззащитное существо этого мира, оказался распятым на кресте прицела великих перемен. Но глядя на оживающие под карандашом черты я мечтаю лишь о том, чтобы забрать у него эту ношу, дать ему свободу быть самим собой. Пусть это буду я — не он! Я сильная, я выдержу. Я уже столько всего выдержала в той, прошлой своей жизни, и в этой новой я не собираюсь становиться кисейной барышней и жить в золотой клетке Сентанена. Тем более теперь, когда, наконец, смогла оценить переполняющую меня силу. Я смогу. Я не сломаюсь. Я готова принадлежать Библиотеке безраздельно, если это даст ему свободу и право просто жить. Разве он не заслужил этого, посвятив всего себя этому месту? Разве не пора дать ему, если не отдых, то хотя бы веру в лучшее? Нет, я не лгу себе, я просто не знаю, что было в том взгляде, связавшем нас на несколько драгоценных секунд. Но я знаю, что это было лишь вероятностью, которой он никогда не позволит свершиться, пока груз сросшейся с судьбой ответственности не упадет с его плеч. И еще знаю, что пока принять этот груз некому. Ведь он не видит своего приемника в Велкалионе, а других просто нет. Поэтому, пусть это буду я. По крайней мере, Библиотека — именно та сила, которая сможет направить мою неуемную энергию в мирное русло. Я знаю, он не бросит меня, он подставит плечо, и он будет точно знать, как именно нужно это сделать. Это только я по своей глупости бешусь от бессилия и беспомощности, выплескивая стремление помочь в свои нелепые фантазии.