Космическая чума. Сборник - Гэри Вульф

Я выдавил улыбку:

— Вряд ли. Я бы не стал так говорить, потому что было бы ошибкой в любой политической дискуссии ставить на то, что твой противник немного лучше идиота.

— Тем лучше, — сказал он, немного просветлев. — Тогда вы согласитесь с тем фактом, что у нас есть право искать, находить и отбирать тех людей, которые, как мы думаем, больше подходят к созданию совершенной человеческой расы. Вы не раз слышали эту давнюю притчу о гипотетическом катаклизме, погубившем человечество, и о том, как отбирают сотню людей, которых удастся спасти. Сейчас сложилась в чем-то аналогичная ситуация, не правда ли?

— Не знаю. Может быть.

— Разве вы никогда не следили хотя бы за одним из этих громких судебных процессов, когда какой-нибудь полоумный маньяк вышибал мозги полудюжине граждан, наводя на них револьвер и спуская курок? А если следили, разве вас не напугало рыдание сестричек и сочувствующих, когда порочный характер временно изымали из нашего окружения? Мы не можем карать сумасшедших, не важно, сколько они причинят горя. Мы должны защищать их, оберегать, кормить, поить и содержать целых пятьдесят лет. И разве общество стало лучше, если заперло его на пятьдесят лет? Так он еще все эти годы будет жить на шее других. И, наконец, пока этот чокнутый жив, существует опасность, что какой-нибудь мягкотелый параноик последует его примеру и попробует еще раз.

— Согласен, — сказал я. — Но вы вновь говорите о преступниках, а я себя к ним не причисляю.

— Нет, конечно, — произнес он быстро. — Я просто хотел показать вам на более конкретном примере, что все зависит от точки зрения. Теперь мы продвинулись в нашем взаимопонимании на два шага вперед. Медицина способна ослабить действие подобных рецидивов. Эпилептиков берегут, чтобы они плодили новых эпилептиков, гемофиликов защищают, невротиков покрывают. Немощь и возрожденные пороки процветают и производят новую немощь.

— Только какое это имеет отношение ко мне и моему будущему? — спросил я.

— Самое прямое. Я постараюсь доказать вам, что на земле сейчас находится тьма никчемных людишек.

— А разве я отрицаю это? — спросил я резко, но он пропустил мои слова мимо ушей.

Я видел, куда клонит Торндайк. Сначала вывести на теле вшей. Ладно, раз я так слеп, оставим тюремное заключение, когда нужно кормить, поить, одевать, содержать преступника и оплачивать прочие его естественные надобности. Следующим шагом мы уничтожим все болезни — физические и умственные. Я бы назвал второй шаг довольно сносным, но… Ну, а третьим — возьмемся за нищих, бродяг, пьяниц, недоумков. Только тут следует призадуматься. Я знал некоторых прелюбопытных бродяг, пьяниц и нищих, которых вполне устраивала их жизнь, как меня — работа инженера-механика.

Вся беда была в том, что хотя подобная философия взывала к логике и здравому смыслу, она была очень опасной. От маленького камня — большие круги. Затем, когда нижняя прослойка общества исчезнет, возьмемся за следующую. Следуй Аристотелевой логике и добьешься того, что останется только одна партия, вроде тебя и меня, которая мало чем выделяется по сравнению с другими, но к которой ты теперь принадлежишь.

Я не задумывался об этом прежде, но раз уж так вышло, пришлось признать, что общество не может переходить скачком из одного состояния в другое или стоять на месте. Оно должно постоянно развиваться в каком-то одном направлении. И если бы пришлось расплачиваться за всяких пустоголовых, за их нужды, я бы согласился, ибо, в противном случае, кто-то принялся бы выпихивать остальных, неспособных достичь определенного уровня образования. Поскольку тенденция направлена вверх, а не вниз, то граница сословий стирается. Анархия на одном конце не менее вредна, чем тирания на другом.

— Простите, вы так и не смогли прийти к правильному выводу, — проговорил доктор Торндайк. — Если вы не понимаете логики…

— Слушайте, док! — резко оборвал я его. — Если вы не видите, куда заведут ваши мысли, то можете сесть в лужу.

Он посмотрел на меня с превосходством.

— Вы злитесь потому, что не можете постичь этого.

Меня как прорвало.

— Вы настолько глупы, что не понимаете, что в любом обществе суперменов вам не доверят даже выносить помои.

Он самоуверенно усмехнулся.

— Пока доберутся до моего уровня, если, конечно, доберутся, вы уже будете далеко. Простите, мистер Корнелл, но для вас места нет.

17

Не совсем приятно упоминать здесь, что банда Медицинского Центра отличалась грубостью, жестокостью, цинизмом и ее абсолютно не волновали человеческие страдания. К несчастью, из-за моих моральных принципов я им не подходил. Они не срезали огромных лоскутов кожи без всякой анестезии. Они не вгоняли в меня тонких иголок и не раскладывали на столе, вспарывая мне нутро мясницкими ножами. Вместо этого они обращались со мной, будто я платил им за обхождение и, в конечном счете, должен был бы покинуть центр, превознося их достоинства и добродетели. Я отлично питался, спал на чистой удобной кровати, курил дармовые сигареты, читал хорошие журнальчики — и пусть в ущерб себе, но если говорить начистоту — свободно заводил шашни с персоналом, гостями, жертвами, пациентами и т. п., пока меня силой не водворяли в палату.

Само собой, не всегда ко мне относились как к желанному и любимому члену их компании. Конечно, нет, насколько подсказывали их чувства, ни один из них не проявлял сочувствия к моему бедственному положению. Они смотрели на это как на рождение или воспитание.

В моей комнате поместили еще одного человека такого же возраста. Он поступил за день до меня с ранней стадией заражения в кончике среднего пальца. Он шел, если прикинуть, на три восьмых дюйма впереди меня и ни о чем не тревожился. Он был одним из их последователей.

— Как вы вышли на них? — спросил я.

— Я и не искал, — сказал он, потирая больной палец. — Они сами связались со мной.

— Да?

— Конечно. Я крепко, без сновидений спал, когда кто-то постучал в дверь. Я вскочил с постели и сразу же понял, что к чему. Было три часа утра. На пороге стоял парень с извиняющимся выражением на лице.

«Вам письмо», — сказал он.

«Неужели нельзя было подождать до утра?» — проворчал я в ответ.

«Нет, — ответил он. — Это очень важно».

Пришлось его впустить. Он не стал терять времени даром. Не успев войти, он указал на металлический торшер в углу и спросил, сколько я за него дал. Я ответил. Тогда этот субчик смахивает в два приема все с журнального столика, прыгает в угол, хватает торшер и свивает металлическую трубку замысловатой закорюкой, даже не улыбнувшись.