Танки решают все! - Константин Мзареулов

После бодрой преамбулы Леги напомнил, что два месяца назад произошло взаимное истребление американского и японского флотов. К лету японцы могут ввести в строй два больших и несколько легких авианосцев, тогда как американцы будут иметь в лучшем случае лишь три конвойных. В то же время на Атлантике простаивает без дела очень мощный флот: 4 новых авианосца типа «Айова», 4 очень сильных авианосца типа «Эссекс», «большие» крейсера «Аляска» и «Гуам», а также много других кораблей. Из-за взрыва шлюзов этот огромный флот, а также десятимиллионные сухопутные силы не могут быть введены в сражение против Японии.

— Эти силы могут быть введены в Европе, — требовательно предположил Сталин. — Как говорил адмирал Старк на Московской конференции в январе, у вас достаточно кораблей, чтобы одним рейсом перевезти двести тысяч солдат, тысячу пушек и тысячу танков. И как сказал только что адмирал Леги, у вас достаточно конвойных авианосцев, чтобы защитить этот конвой от немецких субмарин и обеспечить противовоздушную оборону. Пора открывать второй флот в Европе. Мы, русские, обязуемся начать мощное наступление за неделю до вашего десанта — немцам придется бросить на Восточный фронт все резервы, так что американцы будут высаживаться, почти не встречая сопротивления.

Покосившись на президента, Леги промолчал. Рузвельт поспешно сказал:

— Мы рассчитывали, что речь пойдет о вступлении СССР в войну против Японии. В таком случае мы могли бы без дипломатических экивоков перебросить флот Северному морскому пути.

— А мы рассчитывали, что речь пойдет о втором фронте, — нахмурившись, проговорил Сталин. — Мы не можем начинать войну против Японии, потому что у нас слишком слабый флот.

Началась торговля, как на базаре в Гори, куда Сталин в детстве почти каждый день ходил с родителями.

От идеи вторжения во Францию, даже в южной, не оккупированной немцами части, союзники открещивались истово, словно большевистский диктатор предлагал им записаться в компартию. Предвидевший подобную реакцию коварный азиат немедленно предложил десант на английское побережье. Черчилль заерзал — наверняка он сам страстно желал поскорее освободить Британские острова. Впрочем, немедленно посыпались возражения: береговая оборона в Англии была не слабее, чем во Франции. Любая десантная операция в обеих странах обречена на провал, уверяли союзные военачальники.

— В ближайшие дни американские дивизии начнут прибывать на Ближний Восток, — напомнил Леги. — Через месяц мы сосредоточим здесь не меньше восьми дивизий, в том числе две бронетанковые, с новыми танками «Генерал Шерман» и «Генерал Першинг». В Трансиордании строятся аэродромы для тяжелых бомбардировщиков. Уже в начале июня мы будем иметь над армией Роммеля колоссальное превосходство, которое позволит форсировать Суэц и разгромить немцев в Египте.

— Египет — периферия войны, — возразил Сталин. — Надо лишить Гитлера таких тыловых баз, как Англия и Франция. На заводах оккупированных стран производятся горы оружия, которые мы не успеваем уничтожать. Если вы будете медлить, то немцы введут в строй новый линкор и новый авианосец, которые были заложены англичанами еще до войны.

— Уже ввели, — проворчал Черчилль. — Поставили на «Битти» свои пушки, как на «Бисмарке». Авианосец «Индифэтигебл» получил название «Аларих».

Попытка убедить англосаксов, что нельзя оставлять в руках врага столь мощную промышленность, успехом не увенчалась. Все они: Леги, Маршалл, Монтгомери, — были убеждены, что любой десант к северу от Бискайского залива заранее обречен на катастрофическое поражение. Как альтернативу, Леги помянул высадку в Испании, но тут же оговорился: мол, испанский вариант — это чистая авантюра.

Отразив массированную русскую атаку, союзники снова заговорили о вступлении СССР в войну против Японии. Президент и премьер присоединились к военным, яростно уговаривая Сталина нанести удар по Квантунской армии. В ответ Сталин категорически заявил:

— Это невозможно. Во-первых, наша задача заставить воевать на два фронта Германию, а не Россию. Во-вторых, если мы объявим войну Японии, они введут морскую блокаду, и мы больше не получим грузов из Америки по дальневосточному маршруту. О каком-либо нашем вступлении в войну на Дальнем Востоке можно будет говорить лишь в случае резкого усиления советского Тихоокеанского флота. Мы не можем воевать против Японии без авианосцев и линкоров.

После нового раунда бестолковой болтовни Сталин рассвирепел и, встав, объявил, что предпочитает вести переговоры с Гитлером, который однажды уже доказал, что способен правильно выбирать друзей. Переполошившись, Рузвельт предложил не волноваться и успокоиться.

— Мы всегда можем найти разумное решение, — сказал президент. — Для этого мы и собираемся на наших саммитах. Я думаю, Соединенные Штаты уже в следующем месяце смогут передать Советскому Союзу один конвойный авианосец.

Продолжая изображать крайнюю стадию гнева, русский премьер громко спросил Молотова: почему, дескать, мы должны воевать за союзников, которые не желают по-настоящему нам помогать. Затем, обращаясь к главам союзных держав, он осведомился, в каком состоянии разработка операции «Торч» и в какой советский порт американцы намерены отправить авианосец.

Дело явно сдвинулось с мертвой точки. Обрадованные американцы предложили послать с Атлантики в Мурманск большое соединение, которое сможет наносить удары по морским коммуникациям немцев на Севере. Затем один из авианосцев будет передан России — в аренду, до окончания войны.

— Нам необходимы автофинишеры, стартовые катапульты и лифтовые подъемники, — подхватил Сталин. — И очень нужны несколько образцов американских истребителей и бомбардировщиков, чтобы наши авиаконструкторы смогли понять, как приспособить свои самолеты для базирования на корабле такого класса.

Вряд ли союзники были очень довольны, однако нуждались в советской помощи для разгрома Японии, поэтому им придется принять эти условия. Как и ожидал Сталин, возражений не последовало.

— Что касается операции «Торч», — осторожно продолжал Леги, — то вторжение в африканские владения Франции — тоже весьма рискованное предприятие. Хотя, конечно, здесь мы будем иметь шансы на успех.

— Французы не станут долго сопротивляться, — уверенно заявил Сталин. — В дальнейшем из Марокко и Алжира можно будет высадить десант в Южной Франции. Но пока будем говорить о ближайших задачах. Со своей стороны могу пообещать следующее. Если наши англо-американские союзники откроют второй фронт хотя бы на востоке Африки, а мы получим малый авианосец, чертежи большого авианосца и комплект самолетов для использования с авианосцев, то Советский Союз присоединится к войне против Японии. Сразу после вашей высадки в Африке мы позволим американскому флоту пройти на Тихий океан по Северному морскому пути. Мы также согласны объявить войну Японии, но только после капитуляции Германии.

— У премьера Сталина деловая хватка не хуже, чем старого брокера с Уолл-стрит, — натянуто пошутил ошеломленный Рузвельт. — Предлагаю как следует подготовиться и обсудить эти вопросы завтра.

— Согласен, — сказал мрачный Черчилль. — На сегодня все? Надеюсь, у мистера Сталина нет других вопросов для срочного обсуждения.

Загасив папиросу в пепельнице, Сталин задумчиво проговорил: дескать, остались нерешенными два важных вопроса: первый — о принципах, на которых будет принята капитуляция стран «оси», второй — о разделе трофейных боевых кораблей, которые попадут в руки союзников. По мнению старого большевистского пройдохи, Советский Союз мог рассчитывать на солидные репарации.

— В итоговом документе этой конференции мы должны четко записать, что целью войны может быть только безоговорочная капитуляция всех трех государств-агрессоров и государств-марионеток вроде Венгрии, Болгарии, Румынии, Аргентины, — провозгласил Сталин. — Далее необходимо расформировать их вооруженные силы, разместить оккупационные войска на территории капитулировавших агрессоров, судить военных преступников, взыскать контрибуцию. Военные корабли государств-агрессоров должны быть поделены между державами-победительницами, причем СССР претендует как минимум на один линкор, один авианосец и два крейсера.

Возражений не последовало. Напротив, Рузвельт одобрительно кивнул, благосклонно улыбаясь. Только Черчилль сильно хмурился, но Сталин продолжал:

— Разумеется, должны быть распущены органы управления этих стран, а также фашистские партии, генеральные штабы, службы политической тайной полиции, как гестапо или сигуранца. Возможно, стоит также договориться о линиях разграничения ответственности между державами-победительницами на послевоенный период.