По слову Блистательного Дома - Эльберд Гаглоев

— Не торопись. Хамыц!

— Здесь я.

— Ударь.

— Насмерть бить?

— Да.

Хамыц, не торопясь, достал свою дубину, с натугой согнул ее, накинул тетиву, отчего та свирепо загудела. Выудил из колчана похожую на малое копье стрелу. Основательно все так. Неторопливо.

Яростно заорал от боли вспоротый воздух, и одного рогоглазого буквально вырвало из седла.

Хамыц обернулся ко мне:

— Так?

— Да.

— Еще?

— Да.

И опять взвыл от обиды воздух, и еще один рогоглазый вылетел из седла.

Хрипло заревел боевой рог. Отряд рогоглазых сорвался с места и, ощетинившись копьями, шустро покатил на нас.

— Уходим, — равнодушно бросил я, разворачивая коня, — а подойдут на шесть десятков шагов — бей в забрала, — предварил я возмущенный возглас Калмана. Ну любит человек ближнему в забрало стрелу сунуть.

Хамыц и Баргул, для которых подобная тактика не являлась новой, живенько растолковали правила развлекухи коллегам из Хушшар, которым они весьма понравились.

Ничего нового я, конечно, не придумал. Действительно, трудно представить что-либо более мерзкое, чем конные стрелки. Когда рогоглазые попытались атаковать нас, Хушшар вбив троим стрелы в забрала, быстренько изменили их планы и поскакали дальше.

Даже превосходные кони агрессоров не могли дотащить своих тяжеленных наездников до легкоконных стрелков. Те подпускали упрямый строй рогоглазых на шестьдесят шагов, лениво швыряли несколько стрел и уносились на своих легконогих конях, совершенно не желая принимать прямую схватку. Степь большая. Повторять ошибку Унго я не собирался.

Разок в лихую атаку на нас было бросились арбалетчики, но, попятнанные стрелами, откатились за надежную стену тяжелых конников.

Я не обращал внимание на ворчание Улеба и Саугрима. Куда торопиться? Геройствовать хочется? Уже погеройствовали.

Наконец рогоглазые остановились. Устали, наверное. Опять скандально заревел рог. Только теперь не все они ломанулись в атаку. Один лишь выехал. Коня вздыбил. Копье задрал. Туда-сюда проехался.

— Алдар, он биться зовет, — просветил меня Хамыц.

— Вижу, — ответил я, пытаясь углядеть подвох. — Баргул, возьми двоих. Пригляди, чтобы не ушел кто ненароком. А то ведь нас Тивас в таком разе до смерти заклюет.

А рогоглазый тем временем демонстрировал свои тактико-технические таланты. Вбил свое копье в чехол, вырвал меч из ножен и завертел его, окружив себя мутной пеленой блистающей стали. Умел дядька. Явно умел.

— Дозволь мне, алдар, — рокотнул сбоку Хамыц. — Я с ними еще за Артага не расплатился.

Не улыбался теперь наш веселый певун. С того самого момента не видел я на его лице веселья, как застал на том злосчастном поле держащим на коленях голову своего израненного коня. Хамыц поднял лицо, залитое слезами.

— Я его в табуне вот таким взял, — и поднял руку на уровень своего плеча. — С рожка кормил. А сегодня он на дыбы встал, когда увидел, что стрелки ударили. Меня закрыл. А сам вот, — беспомощно шевельнул подбородком.

Вся грудь жеребца была истыкана смертоносными железками. Хамыц поднял его тяжелую голову, лизнул в бархатистый нос. Тот, вывернув голову, глянул в лицо хозяину и коротко заржал.

— Там тебе лучше будет. — Хамыц прижал голову к груди и одним движением вбил кинжал в основание черепа. Медленно, тяжело встал.

— Там ему лучше будет, брат мой, — положил я ему руку на плечо.

— Да, — качнул он головой.

С тех пор я не видел улыбки на его лице. Лишь дважды дрогнули крепко сжатые губы. Когда жутко гудящие его стрелы выносили из седел рогоглазых.

— Да, брат мой. Он твой.

Мрачной горой двинулся вперед Хамыц. Грозно упала вечно веселая Высокая Сестра, скользнул на руку из-за спины стальной шишковатый щит. Нерадостно шел в бой мой соратник.

Доехал. Встал. А соперник его веселился всячески. Облитый алой лакированной кожей, в серебристом мрачном шлеме, смотрелся он куда как праздничнее, чем похожий на грозовую тучу Хамыц.

Полыхнули алые крылья широкого плаща, и яркой молнией рванулся ему навстречу рогоглазый, зажав под мышкой копье. И завыла, и завизжала своей косматой бахромой ему навстречу раскрученная над головой Высокая Сестра. Непонятно было, откуда ударит Хамыц.

Я, честно говоря, перепугался. Ведь мне, воспитанному на рыцарских фильмах, его метода конного боя показалась заведомо проигранной. Темен был, каюсь.

Помноженный на вес коня удар рогоглазого, наверное, был страшен. Но, громко звякнув по шишковатому щитку, копье минуло Хамыца, не причинив ему вреда.

Хамыц же бил копьем сверху, как дротиком. Высокая Сестра с грохотом ударила торцом в щит рогоглазого, отчего по нему зазмеилась длинная трещина, расколовшая ею почти надвое. Затем, крутанувшись над головой, слегка зацепила полощущийся за плечами плащ, полоснула по тяжелой ткани широким наконечником, и тот, последний раз всплеснув на ветру раненой птицей, мягко опустился в высокую траву.

Почти на месте развернул коня Хамыц, вскинул вверх Высокую Сестру. Честно говоря, не ожидал, что так громко заору. Чего уж говорить о буйных детях Средневековья.

— Калман, — позвал я, когда отшумели вопли.

— Да, старший.

Я удивленно глянул на него. Ладно, потом разберемся.

— Когда Хамыц этого срубит, атакуем сразу. В лоб не идем. Вскользь. Бьем стрелами. И уходим сразу. Потом возвращаемся.

— И бьем стрелами.

— Да. Прямой бой не принимаем. И еще. Там, среди тех, двое в черных плащах. С капюшонами. Убей их.

Он согласно кивнул головой. Конечно, Тивас, может, на меня и рассердится, только уж очень много из-за этих ребят суеты. Цинично, но верно. Нет человека, нет проблемы.

А рогоглазый наконец остановился. Стряхнул бесполезный щит. Потряс рогатой башкой и тронул коня.

Только вот если нас результаты первой схватки порадовали, оппонентам они явно не занравились. Хамыц, парень умный, близко к злыдням подъезжать не стал. Только и те не лыком шиты, по-своему решили социальную справедливость восстановить. Так как ее понимали, наверное.

Как только Хамыц бросил коня навстречу рогоглазому своему противнику, из строя вылетел еще один весельчак и понесся вслед за нашим певуном.

Мы загорланили, предупреждая его, но только уж очень быстро приближались друг к другу всадники.

— Ат, гниды, — рванул из саадака лук Калман.

Учуял звериным своим нутром второго Хамыц.

Птицей слетел с его левой руки тяжелый щит, когда заднему рогоглазому корпуса три лошадиных до беззащитной вроде спины его преодолеть осталось, и гулко врезался в рогатый шлем не ожидавшего такого подвоха интригана.

Высокая Сестра лохматой молнией сорвалась с руки Хамыца. И пробила второго рогоглазого, вынося его из седла. Не сдерживая коня, Хамыц легко подхватил за бахрому свое тяжелое оружие, описал небольшой круг, ткнул копьем первого поверженного. И, подхватив уздечку его коня, погнал к нам, потому что рогоглазые пошли опять вперед.