По слову Блистательного Дома - Эльберд Гаглоев

— Да, хорошо. Они увели пленников.

Я подъехал к Граику; похоже, плохо было дело. Копье глубоко вспороло бок. Кровь вольно текла сквозь широкую рану. Если так оставить — потеряем мы отважного этого воителя. Бросив седло, склонился над воином.

— Дозволено ли будет помочь? — раздался над ухом тяжелый бас. Рудокоп.

— Не только дозволяю. Но и прошу.

— Твое право. Лишь по слову человека вправе мы человека врачевать.

И подумалось мне, что неверно построил я бой. Кабы, укрывшись за щитами воинов этих могучих, приняли бы атаку, не их бы сейчас была победа. Умен ведь наш аладар.

— Хамыц, где наш вождь?

В голове звенело. Били колокола, грохотали литавры. Казалось, вся конница Петра Великого или Ивана Грозного благополучно поместилась в моей многострадальной башке. Перед глазами крутилась веселенькая разноцветная карусель. Но, слава богу, постепенно она свой бег замедлила. Взор мой потихоньку просветлел, и оказалось, что гляжу я в небо. Чистое голубое небо с плавно меняющими очертания облаками. Хорошо, тихо. Детство. Трава. Высокая трава. И что я в этой траве делаю, судари мои? А лежу ведь, судари мои. В то время как положено мне сейчас с супостатами биться. Давно заметил за собой некую странную особенность. Изредка я начинаю говорить как слабообразованные герои графа Толстого. Во всяком случае сленг явно почерпнут то ли из «Петра Первого», то ли еще из какого-либо литературного произведения.

Я сел. Сразу замутило. Прислушался. Грохот битвы отсутствовал. Аккуратно огляделся. Так. Понятно. Нам вломили. И нехило. Вставание на ноги потребовало серьезной мобилизации вестибулярною аппарата. Затем пришлось приложить некоторые усилия, чтобы снять шлем. Его слегка помяло этой штуковиной на цепи. Теперь я в полной мере понял смысл термина «рассеяны». Мы были отнюдь не разгромлены, судя по яростному блеску глаз Хамыца и нетерпеливым порывам Баргула.

Выслушал покаянный рассказ Унго с предложением немедленного самоубийства. Его, естественно. Отклонил.

Потери были серьезными. Три латника Андрия погибли. Граика пытались заштопать два рудокопа. Эдгар все еще был без сознания. И было совсем непонятно, вернется ли в него.

И тут до моей сотрясенной головы стало доходить.

— Братцы, а где Тивас?

Все вежливо отвели глаза в сторону. Лишь один из рудокопов, со скрипом повернув голову, пробасил:

— Саурон с ним.

Сначала я не понял, при чем здесь этот персонаж. Потом дошло.

— Где?

Из высокой травы торчал черный шлем лидера. Не вполне уверенно, но быстро я двинул туда.

Вай-вай-вай-вай. Пах-пах-пах-пах. Дай-дай-дай-дай. Вы уже поняли, как было плохо. Ни хрена вы не поняли! В нашего духовного лидера всадили восемь стрел. Не поскупились. Самое удивительное, что он был еще жив. При этом пытался мне что-то сказать. Пена, зараза, мешала. Легкие в хлам, похоже, изрублены.

Хорошо вот Хушшар подоспели.

— Что с дядькой? А, Саин?

— Худо с дядькой. Целитель нужен. Настоящий.

— К лорду в Замок его надо.

— Не дотянем. Его сейчас шевельнуть — смерть.

— Хоржкух, порошок красный тащи.

Что мне в Хушшар нравится — дисциплина. Юноша, слегка забрызгав нас соком разбитых копытами стеблей, легко соскочил с коня. Сунул суровому молодому командиру небольшой кожаный мешок. Лицо того стало еще суровее.

— Ты, Саин, сейчас быстро стрелы выдергивай. А я порошок сыпать буду.

Рука моя сама собой хлопнула по пряжке.

— Плохая идея.

— Саин, этот порошок нам сам дядька Шаусашком дал. Не сделаем — помрет.

Мои пальцы, уже ухватившие рукоять гундабанда, вдруг сжала чья-то рука. Оказалось, рука Тиваса. Здоров же мужик! Он с усилием кивнул. Губы пошевелились, выговаривая: «Надо». Ну надо, так надо. Времени на размышления явно не было.

— Давай.

Обманули нас рогоглазые. Когда они в атаку на наших бросились, из травы поднялись крепыши в пятнистых балахонах. Я начал было разворачивать коня, как они ударили в меня со своих самострелов. На таком расстоянии шансов у меня не было, и стрелы с препротивным скрипом и хрустом ворвались в мое тело. Боли не чувствовалось, только ошеломление от ударов, и я рухнул на землю. Из близкого леса вылетели коноводы. Пятнистые взлетели в седла, похватали и заводных, и тех коней, на которых ехали пленники. Те, что ударили в лоб колонне, прошли наших, не задержавшись, и, прикрыв собой бездоспешных пятнистых, бросились наутек. Потом я потерял сознание. Стало больно.

Очнулся на корабле. Мерно покачивало. Почему на корабле? Все тело жутко чесалось. Регенерация. Как долго я был без сознания?

— Почти сутки, — вдруг ответили сбоку.

С трудом повернул голову. Граик. Надо же, живой. Помню, видел, как его ударом копья выбросили из седла. Носатое, породистое лицо заострилось, побледнело. Но живой.

— Как хорошо, что вы очнулись, почтенный Маг. Нам уже казалось, произошло непоправимое, — проговорил и болезненно сморщился.

— Где мы?

— Затрудняюсь ответить. Я сам не так давно пришел в себя.

— Но почему мы в лодке?

— В какой лодке? Это Хайгард.

Сфокусировав зрение, я понял, что окружают нас отнюдь не доски, а нечто, напоминающее рога. Только очень широкие. И вспомнил, что именно такие наросты украшают спину возителя достойного Унго.

— Друг мой, вы очнулись, — радостно раскатился над головой голос отважного фавора. Он нависал над моей головой, опираясь локтями на поперечный гребень.

— Очнулся, — согласился я. — Где остальные?

— Несчастного Эдгара везут на носилках. Он жив, но никак не может прийти в себя. Наш аладар, Хамыц и Баргул ушли в погоню за напавшими. Только не тревожьтесь, — всполошился он, — с ними пошел десяток этих воинов в синем, — после короткой заминки он таки выговорил, — Хушшар.

— Позовите их старшего.

Унго свистнул. У меня даже уши заложило, так свистнул. Рядом простучали копыта, и, ухватившись за его протянутую руку, на Хайгарда взлетел молодой Хушшар.

— Хороший коник, — похвалил. Прибавление веса на скорости передвижения не сказалось вообще. — Очнулся, дядька Шаусашком. Хорошо! Добрый ты нам порошок подарил. Почти мертвый ты был. Сейчас живой. Почти, — и коротко хохотнул, блеснув белоснежными зубами. Как же, знаю. Тохар, сын Урсриха.

— Куда поход ведем?

Весельчак посерьезнел.

— В замок Шарм'Ат. Целители нужны. И ты, и други твои уязвлены тяжко.

— Когда на месте будем?

— В вечер.

— Хорошо.

— Я уйду?

— Да.

И Тохар с места прыгнул вниз. В седло, наверное. И я почувствовал, что засыпаю. Регенерация.

Хамыц и Баргул сразу пришлись ко двору Хушшар своим фантастическим умением на полном скаку читать следы. Да и что там читать, думалось мне, когда я смотрел на широкую полосу избитой тяжелыми копытами травы. Недолго, правда, думалось. До тех самых пор, пока мои спутники и молчуны в синих халатах не установили не только численность отряда противника, но и то, сколько в нем тяжелой кавалерии, сколько легкой, что часть воинов — худшие наездники, что пленные, которых у нас похитили, тоже с ними. Не забыли злодеи и навьюченного трофейными котлами конька.