Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647 - Сесили Вероника Веджвуд

ход, то шотландцы и пресвитеринцы найдут способ, объединившись с королем, избавиться от представлявших угрозу индепендентов. От короля требовалась лишь одна уступка: он должен был отказаться от англиканской церкви. Французский посланник, который за время недельного знакомства, похоже, узнал Карла лучше, чем леди Карлайл и Холлес за всю свою жизнь, сказал им, что они просят невозможного. В Оксфорде посланцев парламента ждал уничижительный прием. Караульные продержали их у ворот два часа, в городе им предоставили бедное неуютное жилье, а король, который принял их после обеда в саду церкви Христа, был откровенно груб. Когда он узнал, что они прибыли как посланцы без права обсуждать условия договора, то отказался, как он выразился, терять время на простых почтальонов, но вручил им запечатанный в конверте ответ, который они должны были отвезти в Вестминстер. Всем, кто присутствовал на этом приеме, где рядом с королем стояли принцы Руперт и Мориц, открыто насмехавшиеся над посланцами, было ясно, что он уверен в своей победе.

Прежде чем парламентские почтальоны отвезли письмо короля, в Вестминстере разразилась давно собиравшаяся гроза. Комитет Обоих королевств был глубоко встревожен ссорами между генералами, а некоторые из его членов, побывавшие в лагере парламентский армий накануне битвы в Ньюбери, своими глазами видели, насколько серьезными были их разногласия. Теперь комитет потребовал от них объяснить, почему не удалось остановить короля в Доннингтоне. В ответ в понедельник 25 ноября Кромвель представил палате общин отчет о ходе кампании, начиная с июля, в котором он осуждал «медлительность всех действий Манчестера, его нежелание вступать в бой и, как следствие, пренебрежение благоприятными возможностями и отказ использовать преимущество перед врагом». Он высказал мнение, что если бы Манчестер быстрее соединился с Уоллером и Эссексом, когда получил от комитета такой приказ, то «к этому времени нога короля не ступала бы нигде по ту сторону от Солсбери», кроме Оксфорда, замка Винчестера и Уоллингфорта.

Противники сектантов в парламенте и вне его моментально сплотились, чтобы поддержать Манчестера. Доктор Бейли считал, что настало время уничтожить Кромвеля и что его опрометчивость в обвинении Манчестера дает возможность покончить с «этой могущественной фракцией» – индепендентами. «Это наша теперешняя трудная задача, – писал он домой в Шотландию, – нам нужны ваши молитвы».

2 декабря Манчестер представил свой письменный ответ на эти обвинения, который оказался контратакой на Кромвеля и как подчиненного, демонстрирующего открытое неповиновение, и как человека, выдвигающего опасные идеи. Так, Кромвель выражал надежду «дожить до того времени, когда в Англии не будет ни одного джентльмена», он говорил, что готов драться с шотландцами с таким же рвением, как с кавалерами, если они попытаются навязать пресвитерианство, он обвинял Вестминстерскую ассамблею, что она преследует людей «более честных, чем они сами», и намеренно наводнила армию сектантами, чтобы невозможно было заключить никакого мира, который их не устраивает.

Теперь их ссора до определенной степени перешла в бурную сферу политики. Кромвель представал защитником всех тех идей, которые наверняка «опрокинули» бы государство и пугали не только палату лордов, но и умеренных самого разного толка. Еще одно свидетельство вертелось на губах врагов Кромвеля. Его офицеры и те, кому он благоволил, были не только «простыми людьми без денег и хорошей родословной», но и очень часто также людьми из Новой Англии, вернувшимися путешественниками, людьми, которые больше не имели интересов на родной земле. Более того, он поощрял «группу проповедников, офицеров и рядовых» – мирян, которые разъясняли Писание без подготовки и лицензии, и иногда заявляли, что у них были видения. На острове Или военные проповедовали со всех кафедр, и в дополнение к этому заместитель губернатора и сторонник Кромвеля Генри Айртон собрал на острове 15 000 фунтов, из которых ни фунта не потратил на укрепление обороны острова.

Граф Эссекс, Дензил Холлес и Филип Степлтон, считавшиеся теперь лидерами пресвитерианцев или, более точно, противниками партии индепендентов, провели консультации с шотландскими представителями, которые, со своей стороны, получили из Эдинбурга указание потребовать решительных действий против Кромвеля как мятежника, распространявшего клевету на шотландцев и их друзей и представлявшего угрозу для альянса. От этого плана они отказались, поскольку эксперты-юристы выразили сомнение, что смогут представить реальные доказательства такого обвинения, а Кромвель, учитывая большую поддержку в палате общин, которую организовали ему Вейн и Сент-Джон, стал настолько силен, что подобные действия могли привести к катастрофе. Кроме того, существовала опасность возникновения сектантских беспорядков в городе, которые и без того чуть не начались, когда прошел слух, что пэры пытаются спасти от эшафота архиепископа Лауда. Рецидив такой опасности заставил графа Эссекса воскликнуть: «Неужели это та самая свобода, которую мы стремимся отстоять, проливая свою кровь?! Наши потомки скажут, что, освободив их от гнета короля, мы подчинили их гнету простолюдинов».

В чем действительно заключалась свобода, за которую сражался парламент? Эссекс и Манчестер верили, что это свобода палат лордов и общин от власти короля. Но чем дальше, тем громче звучало требование простых людей, неразрывно связанное с протестом сектантов против пресвитерианства. Люди или те, кто говорил от их имени, связывали свои надежды с тем, что они называли «парламентом», но имели в виду палату общин, а главное – присутствовавших в ней индепендентов.

Неожиданно в течение одной ночи на улицах появился маленький листок без указания имени издателя. Он начинался словами: «Увы, парламент, тебя предали!» Далее в нескольких сильных выражениях проклинали графов Эссекса и Манчестера и требовали от фракции Кромвеля военных действий. Палата лордов постаралась защитить свою честь и репутацию парламента, применив недавние ордонансы о нелицензированных печатных изданиях, и приказала найти автора листка, чтобы наказать его. Никаких следов автора обнаружить не удалось, но весьма вероятно, что виновным был Джон Лилберн, воспользовавшийся одним из тайных печатных станков, которые на тот момент работали в Лондоне.

В тот же день, 9 декабря, в палате общин Кромвель изменил суть своих требований. Он заклинал своих коллег-депутатов «спасти нацию от кровопролития, из-за которого она пребывала на грани смерти», и предлагал способы это сделать: «Взывая к вашему благоразумию, я рекомендую не полагаться на жалобы или мнения какого-либо командующего в отношении какой-то ситуации. Должен признать: я и сам виновен в том, что допускал оплошности, поэтому знаю, как трудно их избежать в военных делах. Посему, отказавшись от детального расследования причин подобных ошибок, давайте направим свои усилия на поиски решения, необходимость в котором намного больше. И я надеюсь, что в груди у нас бьются такие истинно английские сердца и горит такое ревностное стремление к всеобщему благу нашей родной страны, что каждый член обеих палат, не дрогнув,