Катастрофа - Валентин Лавров

Больше занимал вопрос: кто станет преемником Ленина?

Обратила на себя внимание «клятвенная» речь Сталина, произнесенная 26 января на II Всесоюзном съезде Советов:

Товарищи! Мы, коммунисты — люди особого склада. Мы скроены из особого материала. Мы — те, которые составляют армию великого пролетарского стратега, армию товарища Ленина. Нет ничего выше, как честь принадлежать к этой армии. Нет ничего выше, как звание члена партии, основателем и руководителем которой является товарищ Ленин. Не всякому дано быть членом такой партии. Не всякому дано выдержать невзгоды и бури, связанные с членством в такой партии. Сыны рабочего класса, сыны нужды и борьбы, сыны неимоверных лишений и героических усилий— вот кто, прежде всего, должны быть членами такой партии.

В этих словах ясно звучит ритуальное почитание усопшего вождя. Таким оно пребудет десятилетия, даже после того, как Никита Хрущев прикажет предать анафеме и Сталина, и дело его, хотя сам будет деятельным участником самых дурных преступлений, в которых обвинит Иосифа Виссарионовича.

…Русская эмиграция удивленно пожмет плечами, когда преемником Ленина станут не его ближайшие сотрудники — евреи Каменев, Троцкий, Зиновьев, а грузин Сталин.

Говорят: выбор был дурным.

Ну а если бы выбор пал на Троцкого? Того самого, который издевательски приказывал голодным и разутым людям: «Работу начинайте и оканчивайте, где возможно, под звуки социалистических гимнов и песен, ибо ваша работа — не рабский труд, а высокое служение социалистическому отечеству!» Ковал трудовой энтузиазм всеми средствами, кроме экономических.

Этот вождь с впалой грудью и жидкими ножками, никогда не утомлявшийся от кровавых пиров, шумевших по его приказу по всей Руси, и на своем месте стал исчадием ада.

Власть еще большая лишь безмерно развязала бы его руки и его лютую злобу к России и русскому народу.

Благо России никогда не входило в планы ни Троцкого, ни Зиновьева, ни Бухарина, никого из им подобных.

* * *

И еще любопытная деталь.

«Завещание» Ленина, с которым келейно, под страшным секретом, знакомились делегаты XIII съезда партии и которое было более полувека сокрыто от советских людей, в эмигрантской печати появилось еще в июле того же двадцать четвертого года. В «Последних новостях», которые читал Бунин, «завещание» было опубликовано в № 1306 за 29 июля.

Никакого впечатления оно не произвело ни на Бунина, ни на его окружение. Что из того, что Ленин назвал Сталина «недалеким, склочником» и якобы советовал «ни в коем случае не выбирать генсеком ЦК партии»?

— Это внутренние дела большевиков. Милости ждать ни от кого из них не приходится, — махнул рукой Иван Алексеевич.

Впрочем, Бунин вообще оказался скептиком:

— Завещание даже не рукой Ленина написано. Дескать, с его слов. Задним числом можно что угодно сочинить.

2

Месяц спустя русские впервые прочитали в «Последних новостях» о некоем Хитлере (именно такого написания придерживались газеты): «Мюнхен. 26 февраля. Сегодня в 8 часов 55 минут утра начался слушанием дела процесс Хитлера, Людендорфа и других участников путча. Заседания суда проходят в здании Военного училища… На вопросы председателя Хитлер отвечает очень любезно:

— Обвиняемые все добрые патриоты и не позволят себе выйти за пределы допустимого.

По этой, видимо, причине суд открытый.

Речь вождя национал-социалистов продолжалась три с половиной часа…

Зал с напряженным вниманием слушал этого человека. Что-то магически притягивало в нем: властные голубые глаза, тщательно взвешенная речь, четкая жестикуляция, сдержанные манеры, ясность мысли и убежденность в собственной правоте.

— Как я оказался в Вене? Это случилось после смерти моей матушки в 1909 году. Отец Алоиз умер еще прежде. Я чувствовал призвание — быть художником! Но ограниченные педагоги Венской Академии искусств хотя и признали во мне способности рисовальщика, но моя независимая манера творить и держаться напугала их и мне было отказано в приеме.

— И как долго вы пробыли в Вене? — спросил председательствующий.

— До 1913 года. Я с содроганием вспоминаю то время. Чтобы не умереть с голода, мне пришлось на вокзале подносить чемоданы, работал дворником — очищал улицы от снега, выбивал ковры… Но я не сдался: не пил, не курил, избегал дурных знакомств. Из нравственных побуждений не ел и не ем мяса.

— У вас, понимаю, было много свободного времени. Как вы его использовали?

— Часами я сидел в публичных библиотеках, восторгался «Фаустом» Гете, «Вильгельмом Теллем» Шиллера, «Божественной комедией» Данте. Посещал филармонические концерты, слушал оперы великого Вагнера — если были деньги на билеты. И тогда же я стал антисемитом. Я заболевал лишь от одного еврейского лицемерия, от бесконечного стремления нажиться за счет другого. Когда началась мировая война, я упал на колени и благодарил небеса. Сам король Баварии Людвиг III дал мне разрешение служить в славном баварском полку. Это чудо, что я жив…

Сослуживцы подтвердили, что Гитлер отличался исключительной храбростью и был награжден двумя Железными крестами. Газеты отмечали:

«30-летний капрал сделал выбор — он стал политиком.

В 1919 году Хитлер поступил в национально-социалистическую партию. И уже на следующий год стал ее вождем.

Цель партии — освободить Германию от евреев, социалистов, пацифистов, интернационалистов и прочих вредных элементов. Это необходимое условие спасения Германии».

Людендорф — бывший генерал-квартирмейстер армии кайзера. Именно его Гитлер назначил руководителем немецкой национальной армии во время известного «пивного путча» в Мюнхене 8 ноября 1923 года.

Гитлер был приговорен к пяти годам заключения за «измену родине», Людендорфа суд оправдал.

Оказавшись в камере Ландсбергской тюрьмы, Гитлер время попусту не терял. Обложившись литературой, он диктовал своему сподвижнику и другу Гессу, специально прикатившему из Австрии в Баварию, чтобы исполнять секретарские обязанности в тюрьме и морально поддерживать мученика и национального героя, страницы будущей книги — «Четыре с половиной года борьбы против лжи, глупости и трусости». Закончит он ее в 1926 году и назовет «Майн кампф» — «Моя борьба».

Любимыми источниками стали труды Шпенглера, Шопенгауэра и, конечно, Ницше.

Расхаживая по камере, весьма, как известно, способствующей сосредоточению мысли, Гитлер обращался к своему будущему личному секретарю и заместителю по партии:

— Дорогой Рудольф, согласитесь, что само по себе рождение не дает никаких прав. Даже права наследования — титулов и богатств безнравственны. Только талант и труд, только пот и кровь, только они, и ничто кроме, дают право индивидууму вознестись над стадом, называющимся гнусным словом «народные массы».

Взяв со стола одну из множества книжек, Гитлер раскрыл ее:.

— Вот что пишет по этому поводу Ницше: «Никто не имеет права ни на существование, ни на работу, ни на счастье. Индивидуум не что иное, как жалкий червь».

— Да, мой фюрер, — согласно кивал головой Гесс, первым назвавший так будущего диктатора. — Само по себе рождение — это еще ничто!

— Это лишь допуск к экзамену, который надо сдать, — с воодушевлением воскликнул Гитлер. — Сдал на отлично — вот тебе слава, богатство, красивые любовницы, всеобщее поклонение. Провалился на экзамене — держи метлу, подметай улицу и не ропщи! Это и есть закон высшей справедливости.

— Но ведь всякие ублюдки, у которых нет способностей, кроме способности жрать и удобрять, они ведь больше всех кричат о «свободе, равенстве и братстве». Ведь так, мой фюрер?

— Вы, Рудольф, признайтесь, повторили мою мысль. И у этих жалких крикунов так мало мозга, что они не понимают очевидного: никакие социалисты, никакие утописты вроде Маркса, этого зловредного жида, или его плагиатора Ленина при всем своем желании никогда не смогут уст роить на земле «социалистический рай» — ни политическими, ни административными мерами. Все это химеры, выдуманные для удовлетворения личных амбиций тех, кто эти идеи проповедует.

Гитлер, что-то напряженно обдумывая, быстро заходил по камере, властно буравя собеседника умными голубыми глазами. Слова его были тщательно взвешены. Казалось, они исходят из самых глубин его существа. Говорил он просто, ясно и логично. «С ним невозможно спорить, — подумал Гесс. — Какая-то потрясающая убежденность в собственной правоте. С такой убежденностью могут взойти на эшафот, но никогда от своей правды не откажутся. У этого человека, уверен, великое будущее!»

Гитлер резко остановился, от груди вверх взмахнул рукой и отчеканил:

— Прав Шпенглер, когда говорит о закате Европы. Но погибнут расово неполноценные народы, те, кто не сумеет выдвинуть умных и смелых вождей, кто не сможет правильно организовать труд и хорошо работать. А это сумеет осуществить лишь семья арийских народов.