Затаив дыхание - Адам Торп
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У нее уже кто-то есть. Банкир из франкофонной Канады.
— Блин! — с досадой воскликнул Эдвард. — А я на нее всерьез запал. Даже ахнуть не успел. Прямо любовь с первого взгляда.
— Банкир из франкофонной Канады? — переспросила Милли.
Джек сам не понимал, с чего он это брякнул.
— Да, — подтвердил он, — зовут Рауль. Канадец-франкофон. Постоялец гостиницы, в которой она работает. Несколько месяцев назад там проходил какой-то конгресс, а она обслуживала фуршет, резала и подавала ананасы, тут они и познакомились. Он знает три языка и обожает Арво Пярта.
Эдвард и Милли во все глаза смотрели на него.
— А еще Флобера, — мстительно добавил Джек. Каждая новая деталь его затейливого рассказа придавала ему сил. — Особенно та сцена с застрявшими в шпорах листьями папоротника. Из «Госпожи Бовари».
— Ого, сколько ты о нем знаешь, — заметила Милли.
— Вот черт! — подосадовал Эдвард. — Я-то думал, ей хоть кто сойдет, — такой у нее был вид на крыльце.
— Какой еще вид?! — взъярился Джек. Он готов был навалиться на соседа и, как в фильме «Зомби по имени Шон», вырвать ему горло. Недаром же это кино он пять раз смотрел.
— Будто она изголодалась по любви, — пояснил Эдвард, — само собой, при условии, что к нежному чувству прилагается большой толстый кошелек — на черный день.
— Сам ты большой и толстый, — устало вздохнула Милли. За целый день ей не удалось сбыть ни единой фотоэлектрической панели.
— Не уверен, что твои соображения, Эдвард, пришлись бы ей по вкусу. У нее, наверно, тоже есть гордость и чувство собственного достоинства.
— Брось, Джек. Телка, блин, просто обалденная. У него самого слюнки текут, только он помалкивает, — уже слегка заплетающимся языком сообщил Эдвард, наклоняясь к Милли.
— Пора бы уж повзрослеть, Эдвард, — промолвила Милли, не сводя глаз с зеленой изгороди.
— Не могу. Мой отец покончил с собой, когда мне было четырнадцать лет.
— Что?!
Эдвард обвел их взглядом, полным самодовольного торжества.
— Я вам разве не говорил? Повесился на крюке в гараже. По легкомыслию спустил все денежки. А я тогда был в частной школе. Веллингтон-скул[122]. Мне наставник сообщил. Я жутко расстроился: из-за чертовых похорон пришлось пропустить отбор для игры в «пятерки»[123]!
— Какой кошмар! — ужаснулась Милли. — До чего удручающая история!
Выходит, ненавидеть Эдварда теперь нельзя, совесть заест, досадовал про себя Джек.
— Значит, повзрослеть ты не можешь, — повторил он.
— Нет. И никогда об этом не жалел. Я — чокнутый. Псих. Лилиан твердила мне это постоянно. Психологически я из говноедов.
— А ты отца любил? — склонив голову набок, спросила Милли; она заметно оживилась, позой и всем своим видом выражая сочувствие.
— Так я ж его толком не знал, — признался Эдвард, по-клоунски подняв брови. — Жил в школе, а не дома. В том-то и беда. Потому и не взрослел. Откуда мне было узнать его по-настоящему?
Глава девятая
Кайя с Яаном уже поджидали Джека у статуи Питера Пэна. Завидев их, он с трудом удержался, чтобы не броситься наутек.
— Привет! Давно ждете?
— Не важно, — сказала Кайя. — Как дела?
— Отлично. Ну, Яан, будем ловить мяч или погоняем в футбол?
— В крикет, — очень серьезно ответил малыш, хотя весь трепетал от возбуждения. Он смотрел на взрослого мужчину, запрокинув голову; ему по-прежнему было невдомек, что это его отец.
— В крикет? Конечно. Эх, я дурак, забыл принести мячи и биты. В следующий раз непременно захвачу. Пока что будем учиться бросать и ловить мяч, а еще — бить по нему.
В школе Джек отнюдь не блистал в крикете и с той поры не брал в руки биту. Зато всегда обожал наблюдать за игрой, а еще лучше — слушать репортажи. К счастью, на сей раз он взял с собой теннисный мячик, а не тот — большой, красный и чересчур легкий. День выдался пасмурный и душный, без малейшего ветерка.
— Он смотрел матч на кубок «Урна с прахом», — сообщила Кайя. — В нашем доме есть жилец из Болгарии, со своим телевизором. Но в правилах мы так и не разобрались.
На ней длинная майка с аккуратно напечатанной надписью: «Не все так, как кажется». Майка туго обтягивает прямую спину гимнастки, крепкие плечи и груди.
— Из Болгарии?
— Да. А что?
— Ничего. Хороший парень?
— Вообще-то это женщина. Мы уже подружились.
Подошла чета японцев и попросила Джека сфотографировать их возле статуи Питера Пэна. Они стали у ограды и не помещались в кадре; Джек, точно военный корреспондент, вынужден был присесть на корточки и даже пригнуться, чтобы выбрать правильный ракурс. Японцы засмеялись. Сам он впервые увидел Питера Пэна примерно в возрасте Яана. Тогда статуя была гораздо выше.
Когда Кайя ушла, Джек стал показывать Яану вырезанных на бронзовом пне фей, кроликов и белок; за девяносто лет многочисленные руки и ручонки отполировали фигурки до блеска, а крылышки фей покрылись ярью-медянкой и приобрели красивый зеленый отлив.
— Питер Пэн так никогда и не стал взрослым, — объяснил Джек. — Он превратился в эльфа и взял девочку по имени Венди с собой в Страну грез. Именно там он когда-то впервые приземлился.
Уголок рта у Яана припух, образовав большую ямочку.
Они принялись кидать друг другу теннисный мячик. Одна беда: в Кенсингтон-гарденз почти все встречные кажутся смутно знакомыми, и Джек невольно занервничал. Правда, англичан было очень мало, в основном иностранцы; они с улыбкой смотрели на игру. Джек догадался, что их особенно привлекает Яан: малыш самозабвенно бросался за каждым мячом, хотя почти всегда его упускал; растрепанные темные волосы придавали ему слегка шаловливый вид, но внимательный взгляд подмечал серьезное, сосредоточенное выражение мордашки.
Это же мой сын, думал Джек.
По широкой дорожке они отправились вдоль Серпантина[124] за мороженым, подкидывая ногами опавшие листья и стараясь поймать те, что еще кружились в воздухе. У Джека в кабинете висит старая почтовая карточка 1911 года с этим же самым видом. На открытке по дорожкам гуляют няни с детскими колясками, мальчики в штанах до колен или в девчачьих платьицах и девочки в кружевных шляпках. Джек купил Яану большой рожок мороженого; в его маленькой ладошке рожок казался огромным, а измазанное мороженым лицо стало напоминать старинную рекламу крема для бритья. Джек не захватил с собой салфеток и растерялся.
— Оближись как следует языком, — посоветовал он.