36 рассказов - Джеффри Арчер

О том, что ему уже за шестьдесят, говорили пышные седые усы, которые были бы больше к лицу вышедшему на пенсию английскому полковнику, чем нью-йоркскому банкиру.

— Долго собираетесь пробыть в Нью-Йорке? — поинтересовался мистер Шримптон, доставая из кармана пиджака кожаный футляр. Вынув очки, он надел их на кончик носа.

— Всего одну неделю.

— А найдется ли у вас время завтра для ланча? — посмотрел он на меня поверх очков.

— Да, я свободен. Все равно я не смогу выдержать еще один ланч с агентом.

— Отлично. В таком случае, почему бы вам не присоединиться ко мне? А я мог бы узнать, как развивается драма преследования ускользающего американского автора.

— Ну а я, быть может, выясню, какая история скрывается в вас.

— Безнадежно. Вы проиграете, если будете рассчитывать на успех, — сказал он, протягивая мне руку. — Итак, завтра в час дня, в ресторане для членов клуба. Вас это устраивает?

— Завтра в час дня, в ресторане для членов клуба, — повторил я.

Когда он покинул раздевалку, я подошел к зеркалу и поправил галстук. Сегодня вечером я ужинаю здесь, в клубе, с Эриком Маккензи, другом издателя, который и помог мне стать членом клуба. Эрик был другом моего отца. Они познакомились еще до войны, во время отпуска в Португалии. Меня избрали членом клуба вскоре после того, как отец передал издательство мне и ушел на пенсию. Эрик считал своим долгом поужинать вместе со мной каждый раз, как я бывал в Нью-Йорке. Люди, принадлежащие к поколению родителей, всегда смотрят на вас как на ребенка, которому нужны забота и внимание. Поскольку Эрик был ровесником отца, ему, должно быть, уже исполнилось семьдесят. Несмотря на то что он немного сгорбился и стал глуховат, с ним было приятно и весело коротать время, хотя он постоянно спрашивал, знаю ли я, что его дед был шотландец.

Я посмотрел на часы: Эрик должен появиться с минуты на минуту. Я надел пиджак и вышел в вестибюль. Он уже дожидался меня, читая клубные объявления. Я заметил, что у американцев есть склонность либо приходить раньше, либо опаздывать — они никогда не появляться вовремя. Я смотрел на сутулого седеющего мужчину. На пиджаке, я заметил, нет пуговицы. Я тотчас вспомнил, что в прошлом году у него умерла жена. Обменявшись приветствиями, мы поднялись в лифте на третий этаж и прошли в ресторан.

Ресторан клуба «Метрополитен» немногим отличается от подобных заведений других клубов: старые кожаные кресла, старые ковры, старые портреты и старые члены клуба. Официант провел нас к угловому столику возле окна, из которого открывался вид на Центральный парк. Сделав заказ, мы стали говорить о том, о чем обычно говорят, встречая знакомого дважды в год: о наших семьях, детях, общих друзьях, работе и, конечно, о бейсболе и крикете. К тому времени, когда речь зашла о крикете, мы перешли в дальний конец комнаты и уселись в старые, потертые, но удобные кресла. После кофе я заказал два бренди и смотрел, как Эрик срывает обертку с большой кубинской сигары. На обертке было написано, что она вест-индская, но я знал, что она кубинская. Я купил эти сигары в табачной лавке на углу Сент-Джеймс и Пикадилли. Там специально для американцев меняют обертку.[40] Я часто думаю, что это единственная в мире лавка, где товар высшей марки выдают за товар низшей. Например, я убежден, что мой поставщик вина поступает совсем наоборот.

Пока Эрик раскуривал сигару, я смотрел по сторонам и вдруг заметил на стене тщательно отполированную деревянную доску, на которой золотыми буквами были написаны фамилии тех, кто в прошлые годы выиграл клубный чемпионат по нардам. Мой взгляд праздно скользил сверху вниз по списку, как вдруг я прочел в нем: Эдвард Шримптон. В конце 30-х годов он занял второе место на чемпионате.

— Как интересно! — сказал я.

— Что именно? — спросил Эрик, окутанный табачным дымом, точно паровоз, отходящий от Центрального вокзала.

— Эдвард Шримптон занял второе место на чемпионате по нардам в конце 30-х. Он пригласил меня на ланч завтра.

— Я не знал, что ты знаком с ним.

— Я и не был — до сегодняшнего вечера, — сказал я и объяснил, как было дело.

Эрик рассмеялся и, повернув голову, уставился на доску. Помолчав, сказал загадочно:

— Я никогда не забуду тот вечер.

— Почему? — спросил я.

Эрик заколебался в нерешительности и, переборов ее, произнес:

— Столько воды утекло, что теперь никому до этого нет дела.

Он опять замолчал, и столбик пепла с его сигары упал на ковер, рассыпавшись причудливым узором.

— Перед войной, — продолжал он, — Эдвард Шримптон считался в мире одним из лучших игроков. Однажды он победил на неофициальном чемпионате мира в Монте-Карло.

— И не смог выиграть клубный чемпионат?

— «Не смог» — очень плохое выражение, мой дорогой мальчик. «Не выиграл» — было бы более точно.

Эрик опять погрузился в глубокое молчание.

— Почему ты не хочешь мне все объяснить? — спросил я. — Или ты считаешь меня ребенком, который хочет знать, кем был Джек Потрошитель?

— Хорошо. Но прежде чем я продолжу, посмотри на мужчину вон в том углу, который сидит с молодой блондинкой.

Повернув голову, я посмотрел в зал и увидел за столиком мужчину, энергично расправляющегося с бифштексом. Он был в том же возрасте, что и Эрик, и одет в дорогой костюм, с помощью которого он тщетно пытался скрыть начавшееся ожирение. Вместе с ним была красивая «земляничная» блондинка, вдвое моложе его.

— Какая несовместимая пара. Кто они?

— Гарри Ньюман и его четвертая жена. Они всегда те же самые. Я имею в виду жен, конечно. Блондинки с голубыми глазами, легкие и бессловесные, как манекены. Никак не могу понять, зачем мужчины разводятся и женятся на очередной копии оригинала.

— Но причем тут Эдвард Шримптон? — спросил я, стараясь навести Эрика на потерянную нить разговора.

— Терпение, терпение, — ответил тот и начал опять раскуривать сигару. — Ты еще в таком возрасте, что можешь потратить больше времени впустую, чем я.

Я рассмеялся и, взяв со стола бокал бренди, стал вращать его на ладони.

— Гарри Ньюман, — продолжил Эрик, вновь окутанный клубами табачного дыма, — был тот малый, который победил Эдварда Шримптона в клубном чемпионате, хотя, по правде сказать, он никогда не принадлежал к классу, в котором выступал Эдвард.

— Ничего не понял. Объясни, — посмотрев на доску, сказал я. Только теперь я заметил, что Ньюман был в списке раньше, чем Эдвард Шримптон.

— После полуфинала, — продолжал Эрик, — в котором Эдвард победил с поразительной легкостью, мы все думали, что финал — чистая формальность. Гарри, конечно, всегда был хорошим игроком, но напрасна надежда выиграть соревнование, если твой соперник — Эдвард Шримптон. Победитель должен набрать в финале двадцать одно очко. Если бы меня спросили, каким будет результат, я бы сказал, что счет будет 21:5 в пользу Эдварда. Проклятая сигара, опять погасла, — сказал он и в третий раз стал ее раскуривать. Я с нетерпением ждал продолжения рассказа.

— Финал всегда проходил в субботу вечером. Бедный Гарри, который сидит вон там, — Эрик ткнул сигарой в дальний угол комнаты, и столбик пепла опять упал на ковер, — думал, что у него очень хорошо идут дела: он занимался страховым бизнесом. Но за четыре дня до финала Ньюман был объявлен банкротом. Конечно, он не был виноват в этом. Его компаньон продал акции и исчез, оставив ему неоплаченные долги. Мы все в клубе очень ему сочувствовали.

Эта история попала в газеты, и в довершение всех бед с компаньоном сбежала его жена. Гарри не показывался в клубе всю неделю, и кое-кто из нас думал, что он решил отказаться от финала и таким образом Эдвард будет признан победителем вследствие неявки соперника, как это случалось и прежде. Однако организаторы чемпионата, не получив от Гарри письменного заявления с отказом, решили, что все должно идти как обычно.

В тот вечер я ужинал с Эдвардом Шримптоном. Он был в прекрасной форме. Почти ничего не ел и выпил только стакан воды. Я бы не поставил на Гарри Ньюмана и пенни, даже если бы он имел гандикап. Мы ужинали на четвертом этаже, так как организаторы решили провести игру здесь. Вокруг прямоугольника, на котором должна было пройти состязание, они расставили шестьдесят кресел. Финал был назначен на девять часов. Без двадцати девять не осталось ни одного свободного кресла, и люди уже стояли позади них. Понятное дело — всем хотелось посмотреть, как играет чемпион мира. За пять минут до начала Гарри все еще не было, и некоторые уже начали нервничать. Когда часы пробили девять, рефери подошел к Эдварду и что-то сказал ему. Я видел, как Эдвард покачал головой и отошел в сторону. Прошло еще несколько секунд. Я был уверен, что сейчас рефери объявит победителем Эдварда, и в этот момент в зал вошел Гарри. На нем был щегольской вечерний костюм, конечно, на несколько размеров меньше, чем тот, в котором он сейчас. Эдвард тотчас подошел к нему, пожал ему руку, и они заняли свои места возле стола. Среди собравшихся чувствовалось какое-то напряжение — всем членам клуба было интересно посмотреть, как Гарри поведет себя в первой партии.