Могучая крепость - Дэвид Вебер

возможно, было бы точнее сказать, что у Нимуэ Албан были свои собственные планы. А ещё лучше — её собственная миссия. Архиепископ никогда не сомневался в преданности Мерлина Черис и людям, которые стали его друзьями, его семьёй. И всё же под всем этим — иногда скрытым этой преданностью, какой бы она ни была, — скрывалась гранитная цель, которая сознательно послала Нимуэ Албан на смерть, чтобы девять столетий спустя её ПИКА могла ходить по земле планеты, которую она сама никогда не увидит. Стейнейр подумал, что должны были быть моменты, когда Мерлин считал, что императивы миссии Нимуэ вступают в противоречие с его собственной лояльностью здесь, на Сэйфхолде. Вряд ли могло быть по-другому, и архиепископ надеялся, что всё, что он имел в виду на этот раз, не подпадает под эту категорию. И всё же, если бы это произошло, он знал, что Мерлин встретил бы этот вызов так же непоколебимо, как и любой другой вызов, и тут Стейнейр обнаружил, что бормочет тихую, искреннюю молитву за душу, которая приняла на себя такое бремя.

— Что ж, — сказал он затем, протягивая стакан с виски, который каким-то таинственным образом опустел, — полагаю, мне, вероятно, следует ещё немного укрепить свои нервы, прежде чем я окажусь подвергнутым такому стрессовому откровению.

— О, какое чудесное обоснование, Мейкел! — Шарлиен рассмеялась. — Подожди минутку, пока я допью свой стакан, и я присоединюсь к тебе!

— Не слишком напивайтесь, вы оба, — строго сказал Кайлеб. — Или, по крайней мере, не раньше, чем мы закончим наши неотложные дела.

— Неотложные дела? — повторил Стейнейр.

— О, я знаю, о чём он говорит, — сказала Шарлиен. Архиепископ посмотрел на неё, и она пожала плечами. — Нарман.

— Нар…? — начал Стейнейр, затем кивнул с внезапным пониманием. — Вы имеете в виду, следует ли его допускать во внутренний круг или нет? — Кайлеб кивнул, и архиепископ с любопытством посмотрел на него. — Я просто немного удивлён, что ты хочешь обсудить это, когда здесь нет Мерлина, чтобы прибавить свои четверть марки.

— Мерлин, — сказал Кайлеб, — уже проголосовал. И, я мог бы добавить, угостил нас с Шарли несколькими довольно… содержательными комментариями о Братстве. Что-то о процессах принятия решений, ледниках, капризных стариках и наблюдаемых горшках.

— О боже, — повторил Стейнейр совсем другим тоном и со смешком покачал головой. — Я удивлялся, почему он не приставал к Жону по этому поводу в последнее время. Однако мне и в голову не приходило, что это может быть из-за чего-то столь не похожего на Мерлина, как тактичность!

— Я бы сам не зашёл так далеко, — сухо сказал Кайлеб. — Я думаю, что, возможно, дело было скорее в том, что он не доверял себе, чтобы оставаться вежливым. На самом деле он чертовски непреклонен в этом. И, честно говоря, я думаю, отчасти это потому, что он почти уверен, что Нарман уже выяснил намного больше, чем мы ему сказали. — Глаза Стейнейра расширились от того, что могло быть признаком тревоги, но император сделал рукой отметающий жест. — О, я не думаю, что даже Нарман смог бы подобраться слишком близко к разгадке того, что происходит на самом деле. Если уж на то пошло, я почти уверен, что если бы он это сделал, ты был бы в лучшем положении, чем кто-либо другой, чтобы заметить это, учитывая, где вы двое были последние несколько месяцев. Но я действительно думаю, что Мерлин прав в том, что он собрал достаточно информации, чтобы, по крайней мере, задавать себе вопросы, на которые мы ещё не удосужились дать ему ответы. И, как мы все знаем, у Нармана есть явная склонность в конечном итоге получать ответы, когда он отправляется на их поиски.

«Вот это, — подумал Стейнейр, — выдающийся пример преуменьшения».

Возможно, на Сэйфхолде были один или два человека, которые были умнее Нармана Бейтца, отметил про себя архиепископ. Однако он был совершенно уверен, что троих таких уже не было. Если у него когда-либо и были какие-то сомнения на этот счёт, то они были окончательно развеяны в течение долгих дней длительного путешествия из Изумруда в Чизхольм. Учитывая, что двоюродный брат Нармана, граф Сосновой Лощины, был отставлен следить за государственными делами в Изумруде, пухлый маленький князь был совершенно готов вернуться в Чизхольм. Как подозревал Стейнейр, главным образом потому, что именно там находился Двор, а Нарман просто не мог оставаться в стороне от «великой игры», даже если он оказался призван в чужую команду после того, как его собственная выбыла ранее во время игры навылет. Единственное, на чём он настоял, так это на том, чтобы его жена, княгиня Оливия, на этот раз присоединилась к нему, и, наблюдая за ними во время путешествия, Стейнейр прекрасно понял причину этого.

На самом деле, Стейнейр был очень рад приезду Оливии. Он сильно подозревал, что жена Нармана — которая была одной из самых проницательных женщин, которых архиепископ когда-либо встречал — помогала держать иногда потенциально слишком блестящего для его же блага Нармана концентрированным, и это было очень хорошо. Конечно, в сложившихся обстоятельствах это могло бы само по себе создать несколько дополнительных трудностей.

— На самом деле, Кайлеб, я согласен с твоей оценкой Нармана, — сказал он вслух. — И с оценкой Мерлина, если уж на то пошло. И, в отличие от Мерлина, я настаивал на том, чтобы Жон принял решение. Которое, я мог бы добавить, он мне всё ещё не дал.

— Нет?

Кайлеб откинулся назад, пристально глядя на архиепископа. Короткое молчание показалось значительно более долгим, чем было на самом деле, а затем император поморщился.

— Возможно, он ещё не дал тебе ответа, Мейкел. Однако на этот раз, я думаю, ему придётся это сделать.

«В этот конкретный момент, — подумал Стейнейр, — Кайлеб выглядит очень похожим на своего отца». — В его карих глазах было очень мало юмора, и — что не менее важно — выражение лица Шарлиен было таким же серьёзным, как и у её мужа.

— Я не хочу натравливать моего большого Императорского дракона на Братство чаще, чем это необходимо, — продолжил Кайлеб, — но в данном случае, я думаю, что должен. Они обсуждали это конкретное решение в течение нескольких месяцев. Они начали это задолго до того, как ты уехал в Изумруд, ради Бога, и я не могу