Религиозные судьбы великих людей русской национальной культуры - Анатолий Ведерников

Самый голос из глубины души он описывал в тогдашнем мистическом вкусе. «Не испытали ль мы иногда, в минуту утренней тишины, когда утомленные суетою мысли возвращаются из своего рассеяния, когда пресыщенные желания отрешаются от своих предметов, и мы нечаянно начинаем внимать себе, – не испытали ль мы в такое время некоей пустоты в духе, некоей туги в сердце, в которых таится глубокое и непрестанное воздыхание? Наблюдайте постоянно за сим скрытым ощущением; заключайтесь чаще от мирского шума, оное заглушающего, во внутреннюю храмину души вашей, заграждайте тщательней все исходы к рассеянию: вы узнаете во внутреннем воздыхании вашем то самое, которому совоздыхает вся тварь; мало-помалу оно будет разрешаться то в терзающее рыкание, яко льва, то в умягчающее стенание, яко горлицы; и наконец вы услышите истинный глас вопиющего во внутренней вашей пустыне, возвещающий вам, что хождение в стропотных путях мира и плоти только уязвляет и утомляет душу вашу; что вы напрасно расширяете для нее стези ее изгнаннического странствования, по которым она только более удаляется от Отечества Небесного; что для нее должно искать пути возвращения к Отцу Небесному и спасительного посещения свыше, уготовлять путь Господень, и правы творить стези Его».

В беседе из псалма 83-го проповедник сказал о том, что такое дом Божий и чего могут достигнуть пребывающие в нем. Слово было направлено против излишней привязанности к обрядовому благочестию, с которой тогда вели борьбу и представители мистицизма. «Некоторые, – говорил проповедник, – поставив свое тело в храме, уверяют себя, что уже пребывают с Богом, но… они… не более, как истуканы, украшающие только наружность его…» Указав далее преимущества или блага жительства в доме Божием, Филарет сказал: «Дом Божий есть присутствование Божие. Кто живо и деятельно начинает ощущать в себе сие святое и освящающее присутствие и молитвенно к нему обращаться, тот входит в дом Божий. Кто пребывает в сем ощущении постоянно и неуклонно или, по древнему слову Писания, ходит пред Богом, тот живет в доме Божием. Чем действительнее и плодотворнее ощущение присутствия Божия, тем внутреннее и совершеннее пребывание в доме Божием. Естественно, что подвизающийся в сем Божественном жительстве, дабы не уклоняться от него через рассеяние в мире, колико можно, часто входит и в видимый дом Божий».

Из представленного здесь обзора проповедей архимандрита Филарета мы видим, что содержание их посвящено разработке тех же мистических элементов христианского учения, о которых так много трактовала на свой лад обширная тогдашняя мистическая литература и которыми сильно интересовалось мистически настроенное образованное русское общество. Вопросы о Царстве Божием внутри нас, о духовном возрождении и его степенях, об освящении внутреннего нашего храма, о рождении и пребывании в нас Христа, о действиях Святого Духа в сердцах верующих, о соединении с Богом, о которых идет речь у архимандрита Филарета, вызывали в то же время самый живой интерес и для увлеченных представителей мистицизма. Но при всей своей симпатии к мистике проповедник никогда не терял своего православного самообладания, которое гарантировало ему сознательное и критическое отношение к крайностям мистицизма. Нельзя, например, не видеть предостережения мистикам в следующих словах архимандрита Филарета: «Яркие озарения ума можно принимать за непреложные знамения приближения ко Христу и за верные указания истинного пути возрождения». Только в «простоте верования» пастырей мы можем найти и встретить Христа в возрожденном сердце нашем, а не в мудрости мистицизма или, как выражался архимандрит Филарет, «своемудрии». «Приближайся к Нему (Спасителю) преимущественно в сем доме молитвы и Таинств», – говорил архимандрит Филарет, имея, очевидно, в виду крайних мистиков, отрицавших всякую внешность в религии.

В другом месте он, по-видимому, предостерегал слушателей от ложных духовных видений, которым тогдашние мистики так часто предавались. «Есть многие и благолепные гласы, поражающие внутренний слух; но не все есть глас Господа Бога, ходяща в рай, – дано было в раи глаголати и змию. Есть многие и светлые виды, встречающиеся духовному оку, но не все есть истинный свет Христов; и сатана преобразуется в ангела светла. Познай же, куда обращаться должно, чтобы не быть увлечену призраками».

Видя, однако, такое разумно критическое отношение архимандрита Филарета к крайностям мистицизма, мы не можем сказать, чтобы современное ему модное религиозно-мистическое учение представляло для него только материал, над которым оперировал бы его глубокий ум и, искушая все, удерживал бы только доброе. Этого мало. Проповедник сам живо переживал дух своего времени и, несомненно, испытывал на себе его влияние. Но это влияние усиливало его стремление постичь глубины и высоты православной мистики, что позволило ему создать несколько образцовых ораторских опытов, с содержанием которых мы выше познакомились.

Митрополит Филарет (Дроздов) как богослов

Говоря о жизни и деятельности митрополита Московского Филарета, мы дерзаем лишь на самое малое: осветить ту часть его богословских воззрений, которая может оказаться нам близкой не только по своей доступности, но и по значению для развития русской религиозной мысли. Мы коснемся его бессмертного вклада в русское православное богословие. При этом будем помнить, что наш обзор не охватывает всего громадного богословского наследства митрополита Филарета, а имеет отношение лишь к одному главному пункту его богословского учения о первенствующем значении Слова Божия.

Ко времени митрополита Филарета в православной богословской науке уже сложилась и окрепла традиция обоснования богословских истин благодатным свидетельством Священного Писания. Первым богословом, провозгласившим у нас Слово Божие единым началом богословия, был славный архиепископ Феофан Прокопович, родоначальник русской богословской науки. Из числа многих богословов, следовавших по путям Феофана, нужно отметить знаменитого иерарха Русской Церкви митрополита Московского Платона (Левшина), который о Слове Божием писал следующее: «Вера наша на едином Слове Божием, как на неподвижном основании, утверждаться должна; а никаким образом на одних человеческих определениях, потому что всяк человек ложь (Рим 3, 4), глагол же Господень пребывает во веки (1 Пет 1, 25). Что должно разуметь о церковных Преданиях? Должно ли их принимать, и человеку христианину им повиноваться за совесть? А чрез Предания разумеем некоторые определения или в Церкви принятые обряды, в Священном Писании прямо не показанные, но однако ж от апостолов или от других отцев без писания Церкви сообщенные и преданные. Должно принимать только такие Предания, которые бы на Священном Писании неотменно имели утверждение…»