Религиозные судьбы великих людей русской национальной культуры - Анатолий Ведерников

Во время прощального визита квакеров к архимандриту Филарету последний рассказывает им «про свои религиозные упражнения и подвиги; потом мы, – говорит квакер, – провели с ним несколько времени в безмолвной молитве. Мы чувствовали свое духовное родство с ним через крещение от Духа и истины; он осенил нас своим благословением, и, будучи очень тронут, когда нам нужно было расстаться, он принял нас в свои объятья и дал нам целование любви во Христе Иисусе».

Из этих кратких сведений из жизни митрополита Филарета можно судить о том, что мистическое движение своего времени он воспринял вначале с известным сочувствием, даже тяготением к нему, видя в нем признаки религиозного возрождения русского общества. В какой степени митрополит Филарет сочувствовал мистическому движению, можно видеть из петербургских проповедей, в которых ярко отразились его личные мистические склонности и настроения.

Первое в Петербурге слово митрополит Филарет, будучи иеромонахом, произнес в день Благовещения (1810) в Александро-Невской лавре, и оно произвело необыкновенно сильное впечатление, а проповеднику сразу же создало славу знаменитости. В нем иеромонах Филарет говорил о Царстве Христовом, что Царство это не от мира сего, но внутрь нас есть. Тема слова как нельзя более гармонировала с мистическим настроением слушателей, и все оно было проникнуто, особенно конец его – обращение к верующей душе – мистическим тоном.

«Отврати, верующая душа, очи твои, еже не видети суеты; обратися в покой твой, и в тайне ищи тихого безмятежного Царствия Божия в себе самой. Царствие Божие внутрь вас есть (Лк 17, 21). В живой вере и твердом уповании, в чистой совести и в ангельской любви – здесь Царство Божие. Здесь Христос второе зачинается, рождается, обитает, владычествует. В сем Божественном Царстве нет никаких бед, ни глада, ни жажды, ибо Царь наш питает рабов Своих манною сокровенною; ни скорбей, ни уныния – Он есть радость; ни болезней и смерти – Он есть жизнь; ни гонений и угнетения, – идеже Дух Господень, ту свобода (2 Кор 3, 17). Небесное дыхание сего Духа, освежая воздух души, разливает в ней сладкую воню мира. Сердце – сие море великое и пространное, которое так часто волнуют бури, наполняют гады бесчисленные, и коему змий бедности ругается, сокрушает волны свои о камень постоянства, и в кротком смирении своем изображает единое вожделение: Насыщуся, внегда явитимися славе Твоей (Пс 16, 15). Здесь всегда ясное небо: ни тучи сомнения не закрывают света Божия, ни гром гнева Его не сотрясает слуха внутреннего. Поле деятельности покрывается златыми класами, которые чем более теплота любви наполняет и возращает, тем более преклоняет долу смирение. Какое зрелище! Се новое небо и земля новая. Се малый мир, сокращающий в себе высочайшие красоты великого.

Да приидет, да приидет Царствие Твое, Царь славы, Жених бессмертия: сперва Царствие Твое в сердце наше, и потом сердце наше в Царствие Твое. О сем Дух Твой ходатайствует в нас воздыханиями неизглаголанными; о сем взывает Церковь, Невеста Твоя; они возбуждают и нас приближаться к Тебе, несмотря ни на какие препоны. И Дух и Невеста глаголют: прииди, и слышай да глаголет: прииди (Отр 22, 17)».

Это живое изображение внутреннего Царства Божия, эти мысли о зачатии, обитании и владычестве Христа в душе человека, – о небесном дыхании Духа Господня, освежающем воздух души и разливающем в ней сладкую воню мира, – о предначатии еще здесь, на земле, блаженного состояния, как предвестии вечного наслаждения на небе, частые ссылки на любимую мистиками книгу – Апокалипсис, – все это было как раз в духе того времени и представляло для увлеченных мистицизмом слушателей иеромонаха Филарета самый живой интерес. Но его слово не несло на себе следов приспособления к мистическим вкусам слушателей, не говорило и о согласии с ними, а лишь шло навстречу расположению их духа, выражая глубоко мистическое настроение самого проповедника.

В следующем, 1811 году архимандрит Филарет произнес уже семь проповедей, из которых особенно важны по раскрытию в них мистических элементов христианского учения: 1) слово в день Пятидесятницы, 2) слово на Рождество Христово, 3) слово по освящении в Казанской соборной церкви придельного храма во имя Рождества Пресвятой Богородицы.

Слово в день Пятидесятницы сказано на текст Исполнишася вси Духа Свята (Деян 2, 4) и посвящено теме «Что такое исполняться Духа Свята и колико дар сей необходим для всех и каждого». Проповедник расчленил эту тему на три части: «Дух, посылаемый Сыном от Отца в спасительных дарах, Дух, исполняющий человека, человек, исполненный Духа: – вот предметы, которые постигает человек, но и то человек, Духом же обитаемый». В этом слове архимандрит Филарет со свойственной ему глубиной мысли раскрыл способ действия Святого Духа и веяния Его в душе возрожденного. Особенно замечательна здесь ярко нарисованная картина постепенного облагодатствования, возрождения ветхого человека в нового, или «примечательнейшие перемены, которые могут означить путь Духа Божия в душе человеческой». Читая это место по учения, чувствуешь, что проповедник сам пережил тот процесс духовного возрождения, о котором он говорил.

В слове на Рождество Христово архимандрит Филарет сказал о рождении Христа в нас. «Снимем хотя некоторые черты с образа рождения Иисусова и положим их в сердцах наших». Но «доколе мы живем в мире с беспечностию граждан и наслаждаемся им с самовластием обладателей, дотоле Христос не может вообразиться в нас», потому что «мир непрестанно силится выпечатлевать в душе нашей свои преходящие образы». «Кто желает быть селением Сына Божия, тот должен иметь отечество в едином Боге».

Самоуничижение Христа «для желающего быть сообразным образу Иисуса» должно быть необходимым предметом подражания, как необходимое условие устройства внутри себя храма Божия. «Сила ума, великость духа, знаменитость дел, преимущества знаний! я вами не прельщаюсь, – говорил проповедник, – и не завидую тем, которые гордятся вами. Нет высшей мудрости, как отречься от мудрости для Иисуса; нет большей славы, как разделять бесчестие с Иисусом; нет избыточнейшего состояния, как нищета Иисусова; нет иной двери к совершенству и блаженству, как младенчество Иисуса; нет лучшего украшения для души, в которой Он должен обитать, как видеть себя чужду всех украшений, подобно яслям Его… Бог творит из ничего: доколе мы хотим и думаем быть чем-нибудь, дотоле Он в нас не начинает своего дела. Смирение и отвержение себя есть основание в нас храма Его: кто более углубляет оное, тот выше и безопаснее созиждет».