Дочь солнца. Хатшепсут - Элоиз Мак-Гроу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хатшепсут равнодушно смотрела на него. «До чего прост, — думала она. — Ведёт себя как обычный крестьянин. Голос хриплый, лицо пылает, кричит на меня... Как мне пришло в голову, что он чем-то похож на моего царственного отца?»
Глаза Тота потеряли блеск и стали непроницаемыми, словно он прикрыл свои чувства броней. Он прошёл через всю комнату, повернулся к царице спиной и застыл на месте.
— Я пришёл не для того, чтобы ссориться, — сказал он таким же застывшим голосом. — Я пришёл предложить свои услуги. Вы не можете командовать армией и вести её в Сирию. Я могу. Поручите этих врагов мне, и я восстановлю порядок в Царстве. Именно это я и хотел сказать.
— Прекрасно. Я всё слышала. А теперь оставь меня.
У Тага покраснела шея, но голос остался спокойным.
— Значит, вы отвергаете моё предложение?
— Предложение? Ты хочешь заставить меня отложить огромную работу, которую я делаю для Амона, просишь дать тебе невообразимую сумму на оружие и колесницы, собираешься отвлечь тысячи людей от моего священного строительства... и всё ради того, чтобы потрясать копьём и выкрикивать команды. Слишком много хочешь. Я ясно вижу...
— Вы ничего не видите! — сказал он, резко оборачиваясь к ней лицом. — Совершенно ничего — за исключением того, что хотите видеть.
— Я вижу, что все эти разговоры об опасности — полная чепуха! Пусть дикари сражаются друг с другом, Египта это не касается.
— О боги, вы верите этому. — Некоторое время Тот смотрел на неё молча. — Клянусь Мардуком, — с нажимом произнёс он, — я ещё никогда не сталкивался с таким чудовищным самообманом.
— Мардуком? — Она задохнулась от негодования. — Никакого Мардука не существует!
— Тут вы тоже ошибаетесь, — коротко сказал он.
С неё было достаточно. Хатшепсут ударила себя кулаками по бокам, затряслась всем телом и отпрянула от него, ощущая ужас и ненависть.
— Замолчи! Замолчи! Оставь меня! — Она споткнулась о кресло и вцепилась в него, чтобы не упасть. — Оставь меня! — крикнула она.
Тот не двигался, просто смотрел на неё со странным чувством превосходства. Царица перегнулась через спинку кресла и яростно завопила:
— Оставь меня, или я прикажу свите вышвырнуть тебя!
— Нет, вы этого не сделаете. Это разрушит вашу сладкую сказочку о том, как хорошо вы со мной обращаетесь.
Она уставилась на Тота, охваченная страхом, что свита уже услышала её... услышала то, как она кричит на него. А вдруг в это мгновение сопровождающие уже бегут к двери? «Я могу снова отослать их, — быстро подумала она. — Сказать им, что они ошиблись, что я просто смеялась...»
— Однако, — сказал Тот, — я больше не вижу причины оставаться здесь.
Он прошёл по комнате и скрылся за дверью.
Через несколько мгновений она, шатаясь, обошла кресло и рухнула в него.
Царицей владела только одна мысль: нельзя допустить, чтобы это случилось ещё раз. Тот не имеет права свободно подходить к ней. Его нужно удержать, обуздать, наконец, заковать в цепи, если это необходимо! Нет, конечно, никаких цепей, никакого физического насилия. Это выглядело бы так, словно...
«Это разрушит вашу сладкую сказочку 6 том, как хорошо вы со мной обращаетесь».
«Чушь, — гневно подумала она. — Но по крайней мере со мной рядом всегда должен находиться Сенмут, чтобы справиться с ним. Он должен быть здесь сегодня же, сию же минуту!»
Вскочив с кресла, она пошла к двери, открыла её настежь и бросила испуганному распорядителю:
— Пошлите за князем Сенмутом в новый храм. Сейчас же!
Она хлопнула дверью и вернулась в комнату. Первым, на что упали её глаза, была скамеечка для ног, стоявшая у отцовского алого кресла. Она была сделана из кадешского кедра и украшена резными фигурками покорённых дикарей, которых должны были символически попирать ноги фараона. Одного вида этой скамейки было достаточно, чтобы её злоба вспыхнула вновь. Злоба на Туаа, на Тота, на слухи, которые вечно наполняли рыночные площади и только отвлекали её от других, более приятных вещей. Она отвернулась, затем снова повернула голову, снова посмотрела на скамеечку... и вдруг все мучившие её неприятные чувства исчезли; Хатшепсут ощутила весёлое ликование.
Ну конечно, подумала она. Наилучший способ иметь дело с дерзкими претендентами — это и дальше подавлять их своим величием.
Когда вскоре в дверь постучал Сенмут, она порывисто выпрямилась.
— Сенмут! Скорее входи и слушай. Я хочу дать тебе несколько приказов, касающихся статуй на дороге. Про те слухи, которые приходят из жалких восточных земель, Амон сказал мне вот что...
Новые приказы царицы отложили завершение работы над огромными каменными сфинксами — и, следовательно, дорогой — на много недель, хотя на эту работу были брошены все скульпторы Фив. Наконец огромные каменные фигуры и их массивные постаменты один за другим двинулись к дороге на катках и салазках. К передкам этих приспособлений были привязаны веера канатов, которые тянула сотня людей, похожих на муравьёв. Через несколько дней после того, как Тоту исполнилось двадцать два года, была водружена на постамент последняя статуя.
Все Фивы высыпали полюбоваться на широкую гладкую дорогу, которая раскинулась высоко над затопляемой поймой и вела прямо к дальнему храму за холмами... и на огромных сфинксов, украшавших обе стороны дороги по всей её длине. Тела этих сфинксов были львиными, но огромные головы венчало улыбающееся лицо царицы. А на каждом постаменте тянулся свежевырезанный фриз, изображавший покорённых дикарей.
Теперь каждый видел сам — здесь, повторяясь вновь и вновь, гордо возвышалась Ма-ке-Ра, величайшая из фараонов, с неуязвимой силой которой не мог тягаться никто на земле. Какое ей дело до слухов? Вот она, правда о её могуществе, навеки высеченная в неизменном камне, перед вашими глазами, приходите и любуйтесь!
Тот, сидевший в резном кресле у края дороги, угрюмо смотрел на ближайшего сфинкса.
«О Боги, — думал он. — Так вот каков её ответ Кадешу... и мне».
Через несколько дней после завершения дороги Её Величество вызвала к себе старого Туаа и прислала на его место благородного молодого жреца, который должен был возглавить гарнизон крепости Тару. Кроме того, она распустила отряды конной стражи, оставив в казармах лишь пехотинцев для почётного эскорта. Видя беспокойство Нехси, она только улыбалась. В новом Египте солдаты не имели никакого значения... а то, что не было Египтом, вовсе не существовало на свете.
ГЛАВА 8
Сенмут попрощался со своим последним гостем и несколько мгновений постоял на крыльце с колоннами, смотря вслед окружённым мигающими факелами носилкам, которые удалялись по усаженному пальмами переулку к Дороге Мут. Вечер был исключительно удачный — по крайней мере с точки зрения самого Сенмута. Он усмехнулся в темноту, как усмехался про себя весь вечер, глядя на тридцать благородных — сливки египетской аристократии, потомки самых гордых и древних родов, — собравшихся отметить день рождения грязного мальчишки, появившегося на свет пятьдесят лет назад.
«Была бы здесь моя дорогая старая мамочка, — подумал он. — Как бы она гордилась своим сыном! И с какой жадностью лакала бы моё вино!»
Он вернулся в дом, думая о том, что даже мать едва ли вылакала бы больше, чем его благородные гости. В пристрастии к вину и к своим родословным этим аристократам не было равных. Было чрезвычайно любопытно наблюдать за тем, как вино действовало на каждого из них. Старый сентиментальный дурак Футайи проливал в чашу слёзы о своём детстве. С течением времени Нехси становился всё более мрачным, а Хапусенеб — всё более язвительным и злым. Странно, с иронией подумал Сенмут: в конце вечера неподкупный Нехси и насквозь продажный Хапусенеб смотрели друг на друга как в зеркало. А Инени...
Сенмут улыбнулся не без ворчливого восхищения. Учитывая, что весь вечер на высоком столе в конце комнаты красовалась постоянно совершенствуемая модель храма (теперь она вмещала северо-восточную колоннаду, огромный передний двор с пандусом и часть дороги со сфинксами), Инени держался прекрасно. При взгляде на модель старик сохранял полное спокойствие, хвалил её в тех же изысканных выражениях, что и остальные, и его огромные поэтические глаза, казавшиеся особенно прекрасными на морщинистом лице, выглядели не более скорбными, чем обычно. Что ж, Инени немало построил при Тутмосе Первом; пусть скажет спасибо за те несколько пилонов и восстановленных храмов, которые достались ему в последнее время. Когда восходит новая яркая звезда, она затмевает собой все прежние, самодовольно подумал Сенмут. И вечер, когда тебе приходится пить за здоровье человека, которого ты ненавидишь, доказывает это как нельзя лучше.