История моей матери - Семен Бронин

- Мы в Китае терпеливые люди,- с насмешливой вежливостью сказал он,- и согласны вести процесс на чужом для нас языке, но мы бы все-таки хотели, чтобы это был какой-нибудь один язык - английский, раз вы все так его любите. Выучить все языки мира мы не можем - вы уж войдите в наше положение...

Судья Цинь был честным патриотом - в той мере, в какой это было возможно в стране, где все продавалось и куда покупатели съезжались со всех сторон, как купцы на ярмарку. Он сквозь пальцы смотрел на чужие грехи, не боролся с царящим вокруг него взяткодательством: честность его состояла в том, что он не брал денег сам - не более того, но и не менее.

- Я взял эти паспорта в советском консульстве - украл, иными словами.-Яков произнес эти слова с хорошо разыгранным пафосом саморазоблачения и без малейшей тени юмора.- Почему я это сделал, я сказать сейчас не могу и отказываюсь от дачи каких-либо сведений. Поведение мое ни в коей мере не свидетельствует о моем неприятии законов Китайской республики или суда, которому я в вашем лице выражаю глубокое уважение и признание.

- Пока вы не замолчали совсем,- спросил его с любопытством и не без участия Цинь, которому пришелся по душе этот экстравагантный обладатель четырех чужих паспортов, разгуливающий с ними по Шанхаю: в нем было что-то решительное и импонирующее ему лично,- скажите, в чем причина вашего отказа сотрудничать. Почему бы вам не назвать себя? Вы очевидно иностранец и пользуетесь в связи с этим в нашей стране преимуществами, которых нет у ее коренных жителей. Если вы представите нам такие данные и докажете, что вы иностранного происхождения, вас передадут вашему суду, который, как правило, мягче и снисходительнее нашего,- учитывая в особенности то, что страна наша находится в состоянии войны и законы ее приближаются к законам военного времени...- и поглядел вразумляюще на курчавого побитого европейца, глаза которого заплыли после драки, но продолжали излучать упрямство и своеволие.-Почему вам не воспользоваться этим?

- Я буду молчать,- невозмутимо отвечал тот,- поскольку считаю мое задержание незаконным.

- Даже после того, как у вас нашли четыре паспорта и вы заявили, что украли их в советском консульстве?

- Когда меня арестовывали, то об этом не знали.

- А может быть, знали? Вы плохого мнения о китайской полиции?

- Арестовывали меня не китайские полицейские, а люди из подразделения Гаррисона.- (Английский отряд, осуществлявший полицейские функции на европейской территории Шанхая.- Примеч. авт.)- Ко всему китайскому я отношусь с большим почтением и верю в великое будущее вашего народа.

Яков, старый пропагандист и агитатор, решил сыграть на национальных чувствах и противоречиях, но Цинь только усмехнулся, подал знак писцу, что записывать это не нужно, и пригласил первую свидетельницу обвинения, Ванг, которую он по ряду причин торопился провести через предварительное следствие. Всех троих: Якова, Ло и Ванг - запрашивал военный трибунал в Учани, где шло основное следствие, связанное с разоблачением разведсети Лю, а за Ванг его слезно просил представитель видной чиновнической фамилии, и ее нужно было срочно вывести из этой во всех отношениях опасной компании.

Ванг ждала вызова в соседней комнатке. Она вошла без сопровождения: значит, была отпущена под подписку о невыезде, на поруки родственникам. Это было видно и по тому, что выглядела она слишком ухоженно, не как тот, кто провел ночь в участке,- это отметил про себя хладнокровно наблюдавший за нею Яков. Судья Цинь мельком глянул на нее и потупился. Он видел ее в первый раз, и она произвела на него невыгодное впечатление: изображала, вроде иностранца, несправедливо обиженную девицу и, будучи дома, не привела себя в надлежащий вид: тушь и румяна лежали неровно, а судья Цинь был человек старых правил и не признавал неопрятной косметики; то, что для европейца Якова было верхом макияжа, для него - лишь небрежной его тенью: Восток и Запад, как известно, редко сходятся в оценках.

- Вы знаете этого господина? - спросил судья и дал понять писцу, что тот запишет все потом под его диктовку.

- Знаю,- поспешно сказала она: давно ждала этого вопроса.- Это крупный агент Коминтерна. Я встречалась с ним четыре раза, отдавала ему переводы он был в точности такой, только с усами.

- Обвиняемый, вы что-нибудь скажете по этому поводу?

- Я ее в первый раз вижу,- сказал Яков.

- Как это?! - искренне возмутилась обвиненная во лжи свидетельница.-Что ж он: если снял усы, думает, я его не узнаю? Пусть отвечает за свои делишки!

- Об ответственности мы потом поговорим,- осадил ее Цинь: чтоб помнила свое место.- Какую работу он вам давал? С усами или без... Это, кстати, не он? Не человек, который имел с вами дело?..- и, порывшись в бумагах, извлек из них фотографию усатого Якова, которую тоже нашли в его карманах: Яков взял ее по тем же причинам, по каким взял паспорта: чтоб сделать себе документ с этим снимком.

- Он! - обрадовалась Ванг, будто поимка ее нанимателя была ей на руку, а не рыла ей могилу.- А по ней видно, что это одно и то же лицо! Видите, как глаза глядят? И брови те же. Можно одно к другому приставить!

- Этим займутся эксперты.- Судья отобрал у нее фотографию, которую она прижала к себе - как обеляющую ее улику.- Пока что расскажите, в чем заключалась ваша работа и что вы успели сделать...

Накануне он час толковал у себя дома с почтенным дядей этой паршивицы: тот больше бранился и негодовал на племянницу, чем просил и слушал. Цинь был вынужден грубо прервать его и внушить ему, что все зависит от того, как она ответит на вопросы, которые будут ей заданы: если начнет сознаваться и говорить правду, ее ничто не спасет и судья Цинь не сможет помочь их дому. Дядя сразу потерялся, сморщился в слезливой гримасе и полез расстегивать сумку, но судья Цинь осадил его строгим взглядом и потом - и столь же суровым словом, потому что от языка взглядов почтенный чиновник давно отвык и, вообще, понимал только звон монет и шуршание ассигнаций.

- Наша семья этого не забудет,- поклялся он, ничего не поняв и испугавшись сильнее прежнего.- Мы найдем способ отблагодарить вас. Если все хорошо кончится. Она будет говорить, что ничего не понимала в переводах,- то есть не понимала их тайного смысла. А вот что касается плана ремонта синцзянских дорог, тут надо подумать! - вскричал он с непонятным судье воодушевлением.

Судья Цинь сбился с толку. Он ничего не знал про план переустройства дорог в Синцзяне.

- Как?! Вы ничего не знаете об этом?! А Тангпу в курсе - не знаю, к счастью или к несчастью!.. Вам в самом деле ничего не известно?! Эта дрянь украла у меня план благоустройства синцзянских дорог на 1935-й год - чтоб передать его этому предателю: прошлым летом, когда гостила в моем доме. Мне еще попадет за это: чтоб не приглашал кого не следует и не держал у себя секретные документы. Я его обыскался! Он был в единственном экземпляре, и у меня были из-за него крупные неприятности!

- Там было что-нибудь серьезное? - осторожно спросил судья Цинь, которому не хотелось связываться с государственной изменой.

- Да что там могло быть?! - пренебрежительно отозвался тот.- Вы что, нашу жизнь не знаете? Карта дорог, которые есть на любом плане местности...-Но не удержался и прихвастнул из важности: - Хотя были конечно и такие, что не на всякую карту нанесут...- Цинь поморщился, а дядя, виляя, побежал, как заяц, по старому следу: - Но ничего секретного! Планы на следующий год - кто их выполнять будет - в наше-то время, когда денег нет и не известно куда они уходят? Однако ж пристали так, что не отвертишься: как же, не хватает - нельзя подавать общий план, пока мой не найдется. Сейчас переделываем наспех - из-за этой проклятой девки! А там работы - начать и кончить!..

Цинь потерял терпение: ему надоел этот отчет, которому отдано было слишком много времени.

- Может, мы забудем о нем? - предложил он.- Раз там не было секретных сведений. Он мне как-то не нравится. То ли дело - письма, в которых она точно уж ничего не смыслила...- И судья недоверчиво поглядел на дядю, чувствуя, что не все так невинно, как он излагает.- Она в Министерстве финансов работала?

- Да что за работа? - со склочным видом возразил тот.- Выгнали через месяц за опоздания... Нет, про мой отчет забывать нельзя. О нем и Танпгу знает: оно проверит.- Судья Цинь уже пожалел, что связался с этим типом, но дядя нашел выход из положения: - Мы лучше выставим его на видное место и переведем ее, по месту совершения этого преступления, в Нанкин: где она его и украла - там с ней разберутся и накажут, как она того заслуживает... У меня там друзья,- повинился он,- а в Учань лучше не соваться. Обдерут как липку - заикнись только, что из приличного семейства - и оставят потом у себя, чтоб доить и дальше: да еще спасибо им скажи, что не расстреляли. Такая жизнь теперь: каждый норовит урвать свое, пока с места не скинули. А в Учани к нам относятся особенно плохо - к центральному правительству, я имею в виду. Страна развалилась на удельные княжества, нет больше порядка... Этот-то молчит? - спросил он чуть погодя.