Охотники за каучуком - Луи Буссенар

— К счастью, у меня осталось немного хинина, — прервал его Шарль и сделал знак Хозе, чтобы тот сходил за аптечкой.

— Быть может, я и ошибаюсь, — шепнул Хозе Шарлю, — но, сдается мне, старуха темнит. Неспроста эта чертовка вертит головой и пялит глаза на шлюп и нашу лодку. И вид-то у нее какой-то вороватый. Бог мне судья, но, сдается, она пришла посекретничать с нашими индейцами. Поверьте, сеньор, надо быть настороже.

— Вы преувеличиваете, дорогой мой, ваше предубеждение к индейцам, право же, несправедливо.

Капитан, ворча что-то себе под нос, удалился и спустя несколько минут вернулся, держа в руке ящичек с лекарствами.

Шарль взял два десятка пилюль, четыре из них дал проглотить малышу, а остальные оставил старухе, объяснив ей предварительно, как и что нужно делать.

— Этот огненный корабль — твой? — спросила женщина, внимательно выслушав наставления.

— Нет. А почему ты спрашиваешь?

— Чтобы знать. Возьми бананы. Ты добрый. Ребенок выздоровеет. Канаемес не сделают тебе ничего плохого.

— Здесь есть канаемес?

— Не знаю.

— Почему же ты говоришь о них?

— Так. Прощай!

— Ты уходишь?

— Да.

Вновь усадив ребенка на закорки, она уже перелезла за борт, но вдруг передумала. Сняв с шеи ожерелье из зубов обезьяны с крупным костяным амулетом, она надела его на Шарля и добавила:

— Не расставайся с этим ожерельем. Никогда. Слышишь? Никогда!

Прежде чем пораженный случившимся Шарль успел что-нибудь понять, старуха проворно спустилась по веревочной лестнице, спрыгнула в свою лодку, взялась за весло и начала грести с такой силой, что лодка понеслась, точно стрела.

— Убирайся, старая колдунья, шпионка, отправляйся к тем, кто тебя послал, расскажи им, что ты видела. Пусть придут сюда, когда все спят, и сделают музыкальные инструменты из наших костей! Пусть небо покарает меня, если я сегодня сомкну глаза хоть на миг. Проклятый край!

— Бедный мой Хозе, — попытался успокоить мулата Шарль, — это все ваши фантазии. Вы несправедливы к несчастной старухе.

— Если не опасаться их дьявольских хитростей, можно дорого поплатиться. Вы ведь знаете только индейцев тапуйес, что живут на побережье. С ними еще можно иметь дело. Но вот что вы скажете, когда познакомитесь с краснокожими из Чащоб! Надеюсь, утром все будет в порядке и мы сможем незамедлительно убраться отсюда. Хорошо бы оказаться где-нибудь подальше. Мне здесь, право, не по себе. Поверьте, сеньор, все это неспроста. Надо быть начеку, не то попадем в переделку.

ГЛАВА 5

Экваториальная ночь. — Ни рассвета, ни сумерек. — Двенадцать часов сна — это чересчур. — Опасения. — Вахта. — Часовые спят. — Кайманы. — Странное поведение. — Канат порван. — Выстрел. — К оружию! — Индейцы в замешательстве. — Абордаж. — Неравный бой. — Прижаты. — Над пропастью. — Огненный шквал. — Свет! — Мертв или ранен. — Хозе обязан спасением свечке.

Среди прочих удивительных вещей, не знакомых жителям умеренных широт, коих судьба никогда не забрасывала в экваториальные страны, — та внезапность, с которой день в этих краях сменяется ночью, а ночь — днем. Здесь почти не бывает рассвета и сумерек.

За несколько минут до шести часов вечера огромное, раскаленное, похожее на исполинский факел солнце освещает верхушки гигантских деревьев. Но тому, кто хотел бы продлить эти мгновения, кому привычны наши долгие летние вечера, странно заметить вдруг, что горизонт потемнел, стал сначала фиолетовым, потом серым, и за каких-нибудь двадцать минут ночная тьма пришла на смену ясному дню.

Трудно говорить о заходе солнца. Так бывает, скорее, когда разом гасят огни рампы в театре перед началом спектакля.

Летом, так же, как и зимой, начиная с 1 января и вплоть до 31 декабря, продолжительность ночи не меняется: все те же двенадцать часов.

Затем, незадолго до шести часов утра, примерно минут за двадцать, недавняя чернота на глазах сереет. Восход столь же стремителен, как и заход. Над верхушками леса появляется пурпурная полоса, а у подножия деревьев еще царит мрак. Несколько мгновений ночные сумерки и дневной свет как бы борются между собой, но в конце концов обнаруживаешь, что круглое, словно бильярдный шар, солнце уже раскалено добела́.

Если европеец, смущенный поначалу такими мгновенными, на глазах совершающимися переменами, не сумеет сразу же освоиться с их внезапностью, которая тоже имеет свою прелесть, то ему нелегко будет привыкнуть и к долгой, кажется бесконечной, ночи. Для некоторых это истинное наказание.

Когда утомившийся за время долгого пути по непроходимым лесам, уставший за целый день путешествия на пироге человек хочет использовать вечерние сумерки для того, чтобы разбить лагерь, развести огонь, повесить гамак и приготовить ужин, неожиданно наступающая непроглядная экваториальная ночь ломает все его планы.

Ночь — это драгоценный, честно заработанный отдых, подкрепляющая силы остановка. Это всемогущий аргумент, заставляющий самого трудолюбивого прекратить работу.

Первые ночные часы удивительно приятны для человека, чьи руки и поясница ноют, а в глазах уже появились красные круги.

Вот он с аппетитом поужинал, выкурил несколько сигарет подряд, перекинулся словечком с неграми или индейцами, кое-что записал, подбросил дров в костер, пригласил всех отдохнуть и, наконец, растянулся в гамаке, слегка раскачав его.

А ведь еще нет и восьми часов.

Мало-помалу — и гамак остановился, наполовину выкуренная сигарета погасла… Человек уносится в страну снов.

Напрасно обитатели диких лесов на все голоса, кто во что горазд, затевают свою симфонию. Ревуны, выпи, гигантские лягушки, ягуары, олени, кабаны могут реветь, мычать, мяукать, завывать сколько угодно. Ничто не в силах прервать сон — за него, право же, дорого было заплачено!

Сначала все идет хорошо. Но наступает полночь.

Дневная жара сменяется относительной прохладой. Это значит, что столбик термометра опускается на два-три градуса. Такая легкая перемена оказывает на организм спящего своеобразное действие. Он просыпается, выскакивает из гамака и вдыхает ночную свежесть всей грудью. Ведь целый день дыхание его стеснено из-за невыносимой жары и духоты. Затем человек вновь укладывается в гамак, чтобы забыться в сладкой дремоте.

Но не тут-то было. Сон нарушен, и теперь с этим уже ничего не поделаешь. Путешественник проспал уже добрых шесть часов, немного отдохнул, и тело его уже не в состоянии находиться в неподвижности.

Пронзительная какофония лесных голосов, до сих пор неслышная, мешает сомкнуть глаза и вспомнить, что снилось перед тем, как он так неосмотрительно вскочил.