Время своих войн-1 - Александр Грог

   В лесу свое. Здесь, что не путь, все крюк. Обойти чащобу, слипшиеся озерки, комариные болота. Комары не разбирают - кто член общества защиты насекомых, а кто нет. Там, где чище, где здоровый смоляной дух, сосновый бор, и не найти даже самого захудалого комарика, вдруг, учуя распаренного ходока, налетает несметное количество оводов. Хлопнув себя по физиономии, можно разом убить три штуки. Миша, то и дело, звучно прикладывается рукой к щекам, одновременно решая философскую проблему - насколько это по-христиански, и готовя по этому поводу каверзный вопрос Сашке.

   - Я тебе, Сашка, так скажу... - роняет на привале слова мудрости Седой, когда-то перенявший от Михея образ мыслей его и словесность: - От Бога - прямая дорога, от черта - крюк. Так сложилось, что, по профессии своей, не прямой дорогой, а крюками ходим. А все почему? Чтоб уцелеть, да службу сослужить. Значит, получается, черту мы ближе, - едва ли всерьез разъясняет давно думанное. - Чертова разведка! Чертовы и хитрости. Но Богу служба! - со значением задирает Седой кривой ломаный палец. - Иначе бы, Бог леса уровнял, а так есть где прятаться... и нам, и черту...

   Случается такое, один человек оказывает влияние на другого, а тот уже на многих. Иной, глядя на него, подумал бы - вот человече озабоченный делами большими, не иначе как государственными. Седой, меж тем, мыслям собственным дозволил кувыркаться в иных делах и заботах, сколь далеких, столь и понятных.

   Седой душой в иных местах...

   Простота и чистота. Можно ли желать большего от всякого человека, но в высшей степени от женщины?

   - Постыдился бы! Куда смотришь?

   - Глазам-то стыдно, да душе отрадно, - честно ответствует Седой, жмурясь котом, но без закрытия глаз - напротив! - считая, что исключительно удачно зашел: черненькие, Уголек и Сажа, с первого раза побывав в бане, больше входить в нее категорически отказывались, мылись в избе, самостоятельно нагрев воды чугунками. Это первое, чему их Пелагея выучила - печку топить.

   - Черные вот только! - в который раз сокрушается Пелагея.

   - Красному яблочку червоточинка не в укор, - указывает Седой.

   - Чево точинка?

   При Седом прямо-таки расцвели, мыться стали кокетливей.

   - Не по боярину говядинка!

   Тощая пятнистая кошка впрыгивает на колени Седого, и начинает выгибаться под руками.

   - Дрочи ее, дрочи! - поощряет Пелагея.

   - Не кормишь?

   - Ей сейчас не до жратвы - в пору вошла.

   - Моему надо сказать, - аккуратно ссадив кошку делает зарубку в памяти Седой. - Ишь страдает!

   - Не удумай! - предупреждает Пелагея. - А котят куда?

   - Пристроим. Все пристроим. Я, можно сказать, в самой поре, - примирительно говорит Седой. - А ты психуешь! - упрекает он. - Сходи за огурчиком...

   - Труби в хер! Так тебя здесь и оставила!

   Смотрят на моющихся.

   - Тощие - по полбабы всего! - вздыхает Пелагея.

   Пелагеи недостаток килограммов в укор, хотя сама тяжела скорее не фигурой - характером. "На лицо красива, с языка крапива" - это про нее.

   - Вот и не упрекай! Как за "это" не упрекай, и за то, что лишь двумя довольствуюсь! - оживляется Седой собственным приятным мыслям. - Две за целую сойдут, а раздадутся, ожиреют - одной сразу же разворот на Африку! Вот там ее и съедят, а виноватить тебя будут!

   Пелагея на мгновение ахнула, а потом сообразила, что дурят.

   - Сходила бы лучше - огурчика принесла... Можно и не торопясь...

   - Ага - сейчас! Сиськи утромбую, свисток намалюю и пойду!.. Сиротки? - в который раз спрашивает Пелагея, словно все еще не верит.

   - Сиротки! - горестно подтверждает Седой, смотрит, вздыхает, но как-то неправильно радостно. - Тут и к бабке не ходи - сиротки! А иначе были бы здесь?

   - Хотенье причину всегда найдет. Только тебе и радуются. При родителях получил бы гарбуза, шельмец!

   - Всякому добру нужен хозяин.

   - Не всяк, что на хозяйстве, хозяйствовать умеет! До них за кем-нибудь ухаживал?

   - Вот те крест - только за скотиной! - уверяет Седой и тут же сомневается - Или тебя тоже считать?

   - А тряпкой по роже?

   Малый смех - не велик грех...

   - Когда женщина молчит, слушал бы ее и слушал.

   - Ладно баюкаешь, а сон не берет.

   - Не всяк орущий имеет право голоса!

   - И про вашу спесь пословица есть!

   - Свободу тебе выбора типуна на язык!..

   Пошли бодаться присказками. Пелагея Седому каким-то боком родня, но едва ли погодка - помнит его еще босоногим, пытается наставлять и сейчас, и оба, словно с того времени не могут и остановиться, отставить детство, продолжают давнюю нескончаемую игру-спор, к всему лепя определения, которые по негласному уговору нельзя повторять. Русский язык богат, как никакой другой, и вероятно лишь по причине того, что его невозможно обокрасть, его убивают, словно все еще работают "расстрельные тройки" Троцкого, тайком изымая, приговаривая, пряча слова навсегда - без права обжалования, "без права переписки".

   Седой возвратившись домой, первым делом снимает с полки один из толстых, тяжелых, еще дореволюционных томов словаря Даля, открывает наугад - любой странице, и погружается в полузабытые слова, наслаждаясь их простой ясной красотой и силой. И словно впитывает с ними в себя их здоровье, дух и мощь.

   Русский язык благодатный, мягкий, озорной, щедрый, бесхитростный, чистый, гибкий, искрометный, насмешливый, образный, роскошный, свободный, усладительный, сочный, чудный, горячий, сердечный, мятежный...

   - Молвя правду, правду и чини!

   - Твоя давно в починке нуждается!

   - Велик кулаками, да узенек плечами!

   - Модная пенка с постных щей!

   - Пряди свою пряжу!..

   Русский язык: язвительный, свежий, мощный, богатый, неповторимый, дерзкий, крепкий, многогранный, самобытный, острый, естественный, народный...

   - С благим концом я к вам, Пелагея Абрамовна!

   - Не выкобенивайся! По делу, али как?

   - Договорился я - деньги "на сиротство" будут перечисляться. Пока в конвертах, потом, если будет в государстве порядок, то переводами, либо на сбережение, с которого рекомендую снимать сразу. Это пенсия за цвет.

   - Как это? - озадачивается Пелагея

   - Цвет у них к нашим местам неподходящий. Слишком броский, если днем на снегу. Вот за это и будут платить - с черного фонда. Паспорта им привез. Пока временные, но не придраться.

   - Опять уезжаешь?- угадывает происходящее Пелагея. - Куда собрался, кобель старый? Не нагулялся? Если в Африку - не надумай еще оттуда везти! Люди не поймут!

   Седой, будто не замечая неумного бабьего вмешательства в мужские дела, терпеливо продолжает про свое официальное.

   - Свою избу и заимку на них переписал. Пропаду - пусть живут. Еще... Нет, до чего же глазу приятно! - заглядывается Седой. - По темному-то их не разглядишь. Когда любоваться?

   - Не фиг по ночам на сеновале...

   Седой первым делом выучил фразе: "Люби нас черненькими, а беленькими всяк полюбит!", слушал ее всякий раз с удовольствием, и поступал согласно ей. Весна всякого червяка живит, включая того, что в штанах, но в это лето Седой сам себе удивлялся, словно настала весна для него. Пусть трижды в год лета не бывает, и "Бабье лето" тоже не лето - так, всплеск природы, который, как у всякой бабы, может быть, а может и не быть, но "Лето мужика" - дело особое, малоизученное. Черненьких радовал, сам радовался...

   - А когда еще? - удивляется Седой. - И где? От сена самый дух и здоровье. Для чего, ты думаешь, тебе на Семеновских гривах было выкошено, сушено и свезено? Ведь, много ближе есть, да хотя бы у самого дома - смотри какое травье!

   - Делать тебе не хрен!

   - Делов, я тебе скажу, по самый хрен, - лениво отбрехивается Седой, глядя как Уголек окатывает Сажу с ковшика. - Но помочь надо... В смысле - "ему". Очень полезное сенцо. Жаль, сроку у него до полугода - эффект слабеет. Так что, уже в зиму скармливай скотине, не сомневайся. А хочешь - сама ешь!

   Лениво перехватывает руку с тряпкой.

   - Не замай! Авторитету уронение не позволю... Испортишь девок!

   И уже совсем серьезно.

   - Призываются на службу, тут как хошь! И короче, ты помаленьку заканчивай свое фазендное рабоимение - им переселяться.

   - Не круто забираете?

   - По уставу!

   - Это Домострою, что ли?

   На такое Седой способен вжарить не хуже иного профессора:

   - Тормози! Фемизма, фригизма и прочего "фе" на вверенной мне Михеем территории не потреплю! Всякой женщине положен как свой перпендикуляр, так и плоскость. Последнее знать и иметь в годы половозрелости.

   Но Пелагеевы речи - а тут словно затычку сбил, попробуй теперь заткни!

   - Вот-вот! - вправлял Седой свое привычное "вот-вот" под всякий абзац, вроде как соглашаясь.