Захватывающий XVIII век. Революционеры, авантюристы, развратники и пуритане. Эпоха, навсегда изменившая мир - Фрэнсис Вейнс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Франция была охвачена беспорядками и грабежами с самого начала 1789 года, но la Grande Peur стал новостью. Все знали, что дворянство жаждет мести, теперь все были уверены, что оно фактически принуждает низшую буржуазию к порядку по всей Франции. Школьные учителя, лавочники, мельники, виноградари и ремесленники открыто восставали против существующей власти и дворянства. Местные власти беспомощно наблюдали за тем, как уничтожается их собственность, и даже если горел дом мэра, порой ему самому лишь в последнюю минуту удавалось спастись. В Квинси, деревушке во Франш-Конте, жители захватили замок сбежавшего сеньора, но грандиозный банкет, организованный в честь революции, закончился трагедией. Несколько неосторожных посетителей замка с горящими факелами отправились искать винный погреб, но вместо него забрели в пороховой. Весь замок со всеми гостями взлетел на воздух. И это, конечно, не избавило Франш-Конте от непрерывных беспорядков и мародерства в течение последующих недель. В таких городах, как Анже, Сомюр, Кан, Мелен, Рамбуйе, да практически по всей Франции замки грабили и сжигали, уничтожая целые архивы.
В Эксе, городе недалеко от Марселя, странствующий врач Эдвард Ригби стал свидетелем, как более 70 заключенных освободили из местной тюрьмы и под громкую барабанную дробь и музыку они прошли по улицам как герои. Те, кто не высказывается в поддержку третьего сословия, le Tiers État, во весь голос или не носит трехцветную кокарду, рисковал оказаться под арестом, попасть под пытку или погибнуть. Один дворянин писал: «Повсюду грабежи и мародерство. Народ обвиняет королевских дворян в дороговизне зерна и впадает в ярость. Взывать к здравому смыслу бесполезно: этот беспутный народ глух ко всему, кроме своего гнева». Ненависть народа, охватившая Францию, рождалась из разочарования и недовольства, которым позволяли тлеть годами. На деревенских площадях по всей Франции жители слушали, как вслух им зачитывают ужасающие сообщения о том, что «повсюду горят замки, разрушены монастыри, разграблены фермы».
Впрочем, в том, что у Франции серьезные проблемы, не было ничего нового. По словам историка Франсуа Фюре, король все эти годы пытался поддерживать традиции сильной монархии, но за надежным фасадом его королевская власть рушилась все быстрее и быстрее. По словам Фюре, в течение многих лет короля окружали «плохие министры, неверные советники и дурные управленцы». Летом 1789 года король уже просто не знал, как преодолеть этот национальный кризис. Его шурин, император Иосиф II, видел, как на французскую монархию надвигается самый страшный кошмар: «La racaille de Paris va être le despote de foute la France»[396] – народ, или «отбросы», как называет их Иосиф II, будет править Францией.
Пока богатая буржуазия требовала участия в Ассамблее, экономический кризис проделал огромную брешь в доверии населения. Взяв дело в свои руки, низшие социальные слои теперь формировали массовый фронт против высшего духовенства и дворянства. Король пока что оставался в стороне, ходили даже слухи, будто именно Людовик XVI стоит за поджогами дворянских и церковных владений и будто «он дал свое согласие на разграбление собственности евреев и на возвращение того, что дворяне когда-то отняли». Любой предлог был хорош, чтобы оправдать слепую агрессию. В Эльзасе орудовала банда грабителей, главарь которой утверждал, будто он брат короля. Главарь другой банды заявлял, что у него в кармане «тайный приказ короля» требовать зерно.
Впрочем, не везде бунтовщики добивались одинакового успеха. Например, процессию из нескольких тысяч повстанцев, направлявшихся в аббатство Клюни, наспех созванное гражданское ополчение расстреляло еще до их прибытия. В других местах разбойников успешно арестовывали и отправляли на галеры. Национальная истерия утихла только к концу лета, когда население пришло к выводу, что так называемые «сотни тысяч разбойников» не так уж страшны, а опасения по поводу вторжения английских или австрийских солдат позади. «Благородный заговор против третьего сословия» оказался пустой болтовней. Граф де Мирабо отзывался о людях, которых на все лето очаровал la Grande Peur, как «детей, которые любят слушать сказки». Однако за лето 1789 года народ дал понять, что если он пойдет под одним знаменем, то станет грозным противником.
«Они все с ума посходили!»События во Франции тем временем перекинулись на епископство Льеж. Когда до тамошних жителей дошла весть о падении Бастилии, протестующие прошли маршем к местным правительственным зданиям, потребовав назначения новых магистратов. Князь-епископ выбрал безопасный путь и бежал в Трир, после чего в Льеже провозгласили республику. Сейчас совершенно точно известно, что Льежская революция произошла под влиянием Французской, в отличие от борьбы против австрийцев, которая в то же время шла в Южных Нидерландах.
Тем временем парижане не остались в стороне. На следующий день после падения Бастилии гражданское ополчение было переименовано в Национальную гвардию. Жители, владевшие недвижимостью или платящие налоги, а значит, входящие в число активного населения, теперь могли выступать своего рода гарантами – les gens honnêtes[397]. Национальной гвардией командовал маркиз де Ла Файет, считавшийся героем из-за своего участия в борьбе Америки за независимость. Не все, впрочем, были одинаково довольны звездным обаянием Ла Файета. Для графа де Сен-При маркиз – человек, «сочетающий в себе необузданные амбиции с очень слабым характером». Принц Шарль-Жозеф де Линь злобно отзывался о Ла Файете как о «человеке бесцветного ума, внешности и характера, которого несправедливо превозносят за несколько сражений в Америке». Говоря коротко, маркиза пока терпели в революционных кругах, но он понимал, что ходит по тонкому льду: «Я слежу за порядком в Париже, но, по правде говоря, местный народ разгневан, и командуют им группы, ведущие себя отвратительно. Только я пока еще могу усмирить толпу в ее восторженном бреду».
Но беспорядки в Париже продолжались. 21 июля, через неделю после штурма Бастилии, Бертье де Совиньи, высокопоставленного чиновника администрации, и его тестя барона Фулона де Дуэ обвиняли в спекуляции и предательстве народа. К тому же Дуэ якобы сказал, что, «если народ не ест хлеб, пускай ест сено» – вариация на тему высказывания, приписываемого Марии-Антуанетте. (Считается, будто на вопрос, что должны есть люди в голодные времена, когда у них нет хлеба, королева ответила: «Qu’ils mangent de la brioche»[398]. На самом деле этот анекдот придумал философ Руссо, и он не имеет под собой никакого основания.)
Триумфальное
