Захватывающий XVIII век. Революционеры, авантюристы, развратники и пуритане. Эпоха, навсегда изменившая мир - Фрэнсис Вейнс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Американский политик Гувернер Моррис, один из отцов-основателей американской независимости, тоже стал одним из очевидцев происходившего в Париже. После событий 14 июля он писал, что «вся армия сплотилась вокруг революционеров» и что «власть короля и знати была полностью уничтожена». Венецианский посол Антонио Капелло в своем отчете сообщал, что «этот бунт против короля прошел как никогда удачно, никогда не проливалось настолько мало крови и никогда бунт не заканчивался так быстро». Австрийский посол Мерси-Аржанто подытожил унижение Версаля одним предложением: «Париж взял на себя роль короля». Французская столица больше не la bonne ville[389], жемчужина в короне французской монархии, а скорее заноза, способная разрушить вековую династию Бурбонов.
Герцог Франсуа-Александр-Фредерик Ларошфуко-Лианкур, grand maitre de la garde robe[390], которому поручено каждое утро будить короля, ранним утром 15 июля первым доложил Людовику XVI о событиях в Париже: Бастилия в руках народа, и парижане шествуют по улицам с отрубленными головами маркиза де Лоне и Жака де Флесселя. Людовик XVI спросил его: «Но что вы имеете в виду, это ведь восстание?» Ответ был столь же краток: «Нет, Ваше Величество, это революция».
Остается только догадываться, действительно ли этот разговор имел место, или же он возник в воображении де Ларошфуко-Лианкура. Действительно, два верховых курьера накануне вечером информировали Людовика XVI обо всем, что происходило в Париже, так что есть все основания сомневаться в рассказе де Ларошфуко-Лианкура. На спешно организованном совещании Людовик XVI отказался подчиниться требованию своего младшего брата, графа д’Артуа, ввести войска и разогнать революцию. Король выбрал придерживаться совета, который ему нашептал барон де Бретёй, назначенный им же преемник Неккера: прежде всего ничего не предпринимать и «сохранять спокойствие». Граф де Прованс, этот месье, старший брат Людовика XVI, тоже советовал ему проявлять осторожность. Любое решение, любое новое распоряжение могло оказаться роковым для Бурбонов и привести к непредвиденному захвату власти.
Цветочный ковер, скрывающий пропастьГнев парижан пронесся по Франции подобно неудержимому вихрю. В первые же дни после взятия Бастилии разъяренные жители разграбили склады оружия в Ренне, Дижоне и Нанте. Граф де Сен-При, соратник экс-министра Жака Неккера, сразу же заметил мрачные настроения, охватившие население: «Воскресенье я провел в своем загородном доме и поэтому не знал, что происходит в Париже. Узнав обо всем на следующий день, я сразу же заметил последствия парижских событий и услышал, как лодочники на реке за моими владениями выкрикивают громкие проклятия из своих судов перед каждым домом, в котором, по их мнению, жил кто-то из дворян. Картина с портретом короля, которую они заметили в моем доме, не избежала их проклятий».
Из своей резиденции в Эльзасе баронесса д’Оберкирх с недоумением наблюдала, как в окрестных деревнях «поджигают дома, грабят и разрушают. […] Все закрываются по домам. […] Прощайте, те счастливые времена, хранившие прошлое». Дворяне постепенно начинали осознавать всю серьезность ситуации. Граф Луи-Филипп де Сегюр мастерски подвел итог новой политической реальности: «Мы, представители молодого французского дворянства, [жившие] без сожаления о прошлом и без всякого беспокойства о будущем, бодро ступили на ковер из цветов, скрывавший пропасть».
По словам посла Великобритании Джона Сэквилла, Франция переживала «величайшую революцию в истории человечества… Французское королевство – свободная страна, в которой роль короля ограничена, а привилегии дворянства сокращены». Большая часть знати бежала со всем нажитым за границу. Кто-то переодевался монахами или горничными, чтобы не попасть в руки гражданской милиции. Маршал де Брольи, военный министр, барон де Бретёй, министр финансов, герцог де ла Вогюйон, министр иностранных дел, и Пьер-Шарль Лоран де Вилледёй, государственный секретарь короля, – все они решили бежать. Оба брата короля тоже отбыли в более безопасные места. Граф де Водрёй – лучший друг д’Артуа, младшего брата короля – в августе бежал в Намюр и только тогда, кажется, осознал, что французское общество изменилось навсегда: «Отречься от своей страны, от нации, от своих друзей, оставшихся позади посреди ужасов анархии, столкнуться с множеством неблагодарных, потерять все свое состояние, отказаться от спокойной жизни в возрасте, когда нужно замедлиться, – это дорогие жертвы. Такова наша судьба, и мы не знаем, когда она снова изменится».
Людовик XVI никак не решался уехать и не реагировал на уговоры жены. Здесь снова можно предоставить слово принцессе де Ламбаль:
Королева, несмотря на сомнения, зародившиеся в голове короля, весь день и всю следующую ночь была занята подготовкой к отъезду и надеялась, что король последует совету своих братьев… Она так страстно желала, чтобы [король последовал за ней], что бросилась на колени и умоляла его покинуть Версаль и встать во главе своей армии. Она даже предложила сопровождать его верхом на лошади, в военной форме. Но все без толку, она как будто говорила с мертвецом: он так ей и не ответил.
Маршал де Брольи перед бегством сообщил королю, что его солдаты больше не могут гарантировать безопасность королевской семьи. Была, однако, и другая причина, по которой Людовик XVI не решался покинуть Версаль: он опасался, что из-за его бегства начнется гражданская война, в результате которой Бурбоны и вовсе потеряют трон. Или, что еще хуже, претензии на трон предъявит племянник Людовика XVI герцог Орлеанский, который всегда выступал против политики короля, воспользовавшись его бегством, и это тоже немедленно ознаменует конец двухсотлетнего правления Бурбонов.
Таким образом, решение Людовика XVI не покидать Францию было вполне обдуманным, хотя и не слишком удачным. Своим желанием остаться в Версале монарх одновременно изолировал себя с политической точки зрения. Позже Людовик XVI признает свое решение остаться в Версале одной из величайших ошибок: «Я должен был бежать, и я хотел этого, но что оставалось делать, когда Месье [старший брат, граф де Прованс] умолял меня остаться, а маршал де Брольи сказал мне: “Мы можем отступить в Мец, но что нам делать, когда мы туда доберемся?”» Все меня бросили».
На ПарижНародное восстание в Париже превратило Людовика XVI в главного политического неудачника Европы. Что теперь оставалось делать? Герцог де Ларошфуко-Лианкур, человек, который сообщил монарху, что происходит нечто большее, чем просто волнения, посоветовал королю как можно скорее выступить с заявлением перед Национальным собранием – как «отец отечества».
Когда король вошел в зал заседаний Menus-Plaisirs, со скамей раздались громкие аплодисменты. Ожидания делегатов взлетели до небес: они успели увериться,