Инквизиция: Омнибус - Дэн Абнетт

Крики и выстрелы звучали рядом, но она не шевелилась, тяжело дыша. Рядом раздался хруст разбитого хрусталя.

— Посмотри на меня, — произнес голос над ней, твердый но неровный от усилий. Нереида зашевелилась, подняла голову и открыла глаза.

Солдат стояла перед троном, серая броня забрызгана кровью, лицо спрятано за дыхательной маской, глаза закрыты глухим забралом. Нереида опустила взгляд к лазгану в руках солдата. Ствол держался ровно.

— Я… — начала Нереида — Я просто хотела быть…

Ианта нажала на спусковой крючок. Лазерный заряд прожег насквозь голову госпожи шпиля. Кровь и горелые мозги забрызгали грязную обивку трона. Раздувшаяся фигура упала, покрытая шелком масса с бульканьем осела, её последние слова потерялись.

Ианта опустила оружие. Её руки затряслись. Звук шагов заставил её повернуться. Ковенант стоял позади, меч деактивирован. Йосеф был рядом с ним. Кровь и слизь покрывали обоих. За ними Северита двигалась через груды тел, останавливаясь чтобы пустить болт в те, что еще дергались. Немногие из отряда Ианты выжили, стоя на коленях или лежа на полу, трясясь будто их выдернули из ледяной воды. Только они были не из её отряда.

— Мой господин, — сказала она, склонив голову.

Отпечаток того, что она видела, пульсировал в мозгу. Разноцветные огни пузырились перед глазами. Она чувствовала, будто её сейчас стошнит.

— Вы хорошо послужили мне, лейтенант — сказал Ковенант, и его голос звучал знакомым, словно принадлежал старому другу.

— Я всегда стремлюсь к этому, господин.

— Ты помнишь, — произнес Иосеф.

Она взглянула на проповедника, и дюжина размытых воспоминаний о его лице наполнили разум.

— Да, — ответила она.

Рёв ускорителей прорезал разреженный воздух, когда черный транспортный шаттл опустился у разбитых окон. Они все повернулись посмотреть, как он разворачивается, задняя аппарель выдвинулась, касаясь края окна. Фигура выплыла из мрака транспортного отделения. Высохшие конечности и изодранное черное одеяние болтались под ним. Витки металлических труб змеились вокруг сморщенной головы, потрескивая и светясь грязноватым светом. Ианта знала кто это, и знала что они встречались в прошлом, снова и снова.

Ковенант взглянул на висящего в воздухе псайкера.

— Начинайте чистку, — сказал он — Все, кто был связан с госпожой шпиля в последние годы должны быть устранены. Отдайте приказ об уничтожении под мою ответственность арбитрам. Никакой жалости или исключений.

Псайкер склонил обрамленную механизмами голову.

+А эти?+ произнес голос, протрещавший внутри черепа Ианты.

Ковенант взглянул на солдат из отряда Ианты, разбросанных среди измазанного последствиями бойни зала. Один стоял на коленях в луже крови и груде отрезанных конечностей, голова раскачивалась из стороны в сторону, глаза, застывшие будто в изумлении, смотрели на пустое место. Другой стоял с закрытыми глазами, раскачиваясь, будто тростник на ветру. Остальные не двигались, и даже если они были еще живы, мир они уже не воспринимали.

— Если они выживут, очисти их разум, — сказал Ковенант. — Остальные…они заслужили мир.

Псайкер покачнулся в воздухе, изобразив поклон, и затем повернулся к Ианте, не заданный вопрос звенел в мозгу, словно выкрикнутый. Она склонила голову. Она знала, что её ждет, в конце концов, разве она не проживала этот момент много раз до этого?

— Ты помнишь, — произнес Ковенант — А значит знаешь выбор, что лежит перед тобой.

Она кивнула.

— Умереть или жить и ничего не помнить, — я помню, мой господин.

Она замерла, и слова возникли на устах, словно давно заученная молитва.

— Знать, что демоны существуют, — все равно что призывать развращение. Столкнуться с ними — рисковать собственной душой. Столкнуться с ними и выжить — рисковать душами миллиардов.

Йосеф склонил свою голову, и она услышала, как он бормочет что-то, похожее на молитву. Псайкер подплыл поближе, и Ианта чувствовала его присутствие на краю своих мыслей.

Ковенант встретил её взгляд.

— Риск, — произнес он осторожно. — Или бремя, которое нужно нести.

Ианта подняла голову, моргая. Иосеф взглянул на Ковенанта. Искры вспыхнули вокруг псайкера. Среди крови и тел, Северита повернулась к ним. Ковенант задержал свой взгляд на Ианте.

— Ты послужила мне многие годы в войне за выживание человечества. Ты будешь служить в этой войне и дальше, но ты можешь выбрать, делать это защищенной неведением или же силой своей души.

Ианта пристально смотрела на него секунду, прежде чем склонить голову перед ответом.

— Знаете ли вы, зачем мы делаем то, что мы делаем?

— Вы — Инквизиция

— Я просто служитель, как и вы теперь. Но знаете ли вы, чем мы занимаемся на службе Инквизиции?

— Мы защищаем человечество.

— Знаете ли вы, что это значит?

— Если мы падем, Империум последует за нами.

Сержант резко поднял глаза на лицо напротив за столом. Тяжелый взгляд встретил его, не моргающий и пронизывающий. На красно-серой боевой броне офицера не был отметок звания или должности, но тяжесть её взора была достаточна, чтобы он держал язык за зубами. Он провел свое отделение через две зоны боевых действий, и видел, как остатки его полка таяли, пока не остался только он и та горстка, что он вёл: скитающийся пережитков войны.

— У вас есть вопрос, сержант?

Он вздрогнул

— Я никогда раньше не служил под началом Инквизиции. Мне просто интересно, оно так всегда?

Что-то проскользнуло в её не моргающем, неподвижном взгляде.

— Расскажите мне о вашей службе до этого.

— Со всем уважением, я уже дважды рассказывал вам и главу, и стих.

— Она пожала плечами и чуть наклонилась вперед.

— Сделайте мне одолжение.

Саймон Спурриер

Элюдициум: Свет проливающий

Выдержка первая:

Вступление, «Примации: Клавикулус Матри»

Мы нечистые.

Мы поношаемые (так говорят). Мы презренные, мы пагуба, мы мерзость. Нас называют «тварями», «уродами», «еретиками». Насмешки столь же однообразны, сколь и бесконечны.

Есть ли в их словах истина?

И я, тогда, — «урод»? По их меркам — да. И если считать ересью, что их атрофировавшийся бог-труп омерзителен, то — да, думаю, меня можно причислить и к «еретикам». Но я выше этого.

«Тварь» ли я? Существо ли, годное лишь на выбраковку; дефектная особь, которую нужно препарировать, а затем уничтожить? И посему, я — не важен?

Нет. Нет, против этого обращения я возражу. Я — дитя божественной воли Матери. Они могут бросаться камнями, клеветать и навешивать на меня ярлыки сколько угодно. Это мало что им даст.

Узрите: Великая Небесная Матерь приближается. Благословенна будь.

Подъёмник-«ползун» опустился на замёрзшее поле с величавым облегчением, взметнув компактный бублик снега и осев на коленчатые посадочные опоры. Прозрачные струйки пара — не более чем бесплотное марево — взвились кверху от тёплых двигателей, теряясь в шквалистом ветре.

Спуск с орбитоплатформы — покрытые узорами льда тяговые зажимы неторопливо спускали кабину по несущему тросу, словно какого-то вторженца на верёвке — был мучительно медленным. Капризная атмосфера жестоко трепала аппарат, раскручивая его вокруг кабеля переменчивыми порывами ветра и снежными зарядами, и лишь благодаря гироскопам кабины, заново благословлённым троицей техножрецов, пассажирам удавалось сохранять хоть какое-то подобие внешнего приличия. Кабину они покидали с разной степенью скрываемой тошноты, позеленевшие лица строги и неподвижны, не желая выдавать явный дискомфорт — кучка торговцев и паломников, крепко, до белизны костяшек, вцепившихся в пожитки и угрюмо вглядывающихся в выпуклый купол города.

В портале неподалёку скрывался человек — в некотором роде; из-под сени капюшона вился пар дыхания. Очень высокий, плотного телосложения, которое выдавали движения складок одеяния; его великанскую стать умеряла лишь постоянная сгорбленность. Звали его Гхейт, и, глядя на рассасывающуюся толпу пассажиров, он не мог не задуматься отстранённо над тем, какие необыкновенные зрелища они повидали, из каких дальних миров возвратились, какие чудеса и ужасы прятались за непроницаемым покровом снежных туч, скрывших небо.

Ведь Гариал-Фол был миром, не видевшим солнечного света.

Нет, кое-какой свет, конечно, был: тусклое свечение блёклого неба, которое убивало тени и закрывало звёзды. Но ни намёка на местоположение светила, ни закатов, ни рассветов; лишь постепенное нарастание и убыль светимости покрова, обозначающее смену дня и ночи. По многомудрости своей, Плюрократия улья Примус (несомненно по наущению имперского губернатора) заказала у Адептус Механикус геостационарную орбитоплатформу, чьи изношенные солнечные батареи теперь черпали энергию от далёкого солнца, питая через несущий кабель вечно жадный до тепла улей-купол внизу. Одним махом техножрецы обеспечили Гариал-Фол энергией, платформой для стратегических вооружений и звёздной гаванью. Лишь «ползуны» со своим малокомфортабельным спуском сквозь облачный слой портили впечатление от безупречной работы этой во всём остальном эффективной системы.