Громовая жемчужина - Анна Гурова

«Как сегодня легко дышится, – отметил Кагеру. – Должно быть, пыль осела после дождя…»

Он вдохнул полной грудью, с удовольствием подставляя лицо студеному горному ветерку. «Что-то изменилось», – подумал он, возвращаясь в дом.

После солнечного двора дом показался сихану особенно сумрачным, а воздух – сырым и затхлым. Кагеру закашлялся, привычно скрючился, схватившись за горло… и выпрямился в изумлении. Горло не болело!

Он уже и забыл, что такое жить без боли. В первые годы после воскрешения малейшее движение доставляло колдуну адские страдания. Ему было трудно даже говорить и дышать. Проходили годы, плоть понемногу восстанавливалась, боль притупилась и стала привычной, но Кагеру понимал, что, скорее всего, ему суждено доживать прикованным к источнику огня калекой.

Покачав головой, Кагеру отправился готовить завтрак. И там его ожидало новое открытие – вернулось чувство голода. Прежде ему было всё равно, чем питаться. Теперь размоченный в кипятке ячмень показался ему самым вкусным, что он ел в жизни. Кагеру дочиста выскреб миску, но ему хотелось чего-нибудь еще… Уж не мяса ли? Точно, мяса!

Кагеру нервно рассмеялся. Он не ел его много лет, чуть ли не с детства, он и вкус-то его забыл, а тут нате – вспомнил!

«Где ж я возьму мясо? – спросил он сам себя. – Может, рыбу половить?»

Неожиданно ему вспомнился ледяной ручей в Скорпионьей долине, пятнистые зеленоватые форели, которых ловили его маленькие ученики. Пыльный, пахнущий прошлогодней зимой дом стал ему противен. Кагеру разыскал в сарае старосты острогу, прихватил с собой нож, кремень и кресало, и отправился в горы.

Казалось, ноги сами несли его по заросшим тропинкам. С тропы разбегались скорпионы, в воздухе порхали бледные осенние бабочки. Кагеру сам себя не узнавал. Он не мерз и не уставал, он чувствовал себя так, словно ему подарили новое тело. Тот обгорелый старый колдун, который годами сидел, как паук, в заброшенном доме, питаясь дымом и ненавистью – разве это был он? Каких угодно последствий вчерашнего опыта он ожидал, но только не волшебного исцеления. Кагеру не спешил радоваться, поскольку знал – ничто хорошее не происходит просто так. Даром боги раздают только беды и несчастья.

Около полудня сихан вошел в ущелье, где когда-то находился его дом. Спустился к бывшим мосткам и постоял там, выслеживая темные силуэты рыб, но в воду лезть все же побоялся, только плеснул водой в лицо. Уходя с мостков, он заметил, что рядом охотится гадюка. Сихан наобум ударил острогой – и убил ее с одного удара. Потом он, не долго думая, разделал ее на плоском камне, порубил на кусочки, насадил на прутик и поджарил на костре.

Он не узнавал мир – вернее, узнавал его заново. Сожженному полутрупу было все равно – день ли, ночь ли за дверью, промозглая осень или цветущая весна, – лишь бы не погасли угли в очаге. Теперь он кожей впитывал каждое дуновение ветра, каждый солнечный луч.

«Подобно птицам, взмывают они в заоблачные выси и достигают небесного града, – сами всплывали в памяти Кагеру слова священного текста. – Подобно воде растекаются в дальние дали, подобно дракону возносятся вверх. Они молниеносно-мгновенны, силы их неистощимы…»

О ком был этот канон – о людях? О богах? Ах, да – о бессмертных…

За всё утро он ни разу не вспомнил о целительном жаре огня.

После умывания у него начала зудеть и шелушиться кожа, слезая чулком, как у змеи. Под старой, пергаментно-бледной, обнаружилась новая. «Этак я верну себе пятнадцать лет жизни, украденные у меня проклятым Мотыльком, – весело подумал Кагеру. – Спасибо тебе, Сахемоти – совершил благодеяние, хоть и вышло случайно…»

Вдруг мокквисину пришла на ум простая мысль. Сахемоти, оставляя ему жемчужину, не мог не знать, что прикосновение к ней для человека губительно. Однако сихана он об этом не предупредил.

«Так я не зря опасался, что больше им не нужен!»

Благодушное настроение как рукой сняло. Кагеру, задумавшись, застыл у костра с куском змеиного мяса в руке. Если он больше не нужен Сахемоти, почему тот не позволил ему умереть на рифе? Не проще ли было отдать его на мучения Ануку?

Мысли Кагеру устремились в привычное русло. Знаток киримских древностей, богов и чародейских приемов, он с легкостью находил объяснения поступку Сахемоти, одно страшнее другого.

«Они могли провернуть со мной ту же шутку, что и я когда-то с Ануком. Допустим, в жемчужине заключен спящий демон… Поздравляю, Кагеру – тебе была уготована почетная роль пищи. Если бы не рухнувшая крыша, хозяином Сасоримуры был бы уже не я, а кто-то совсем другой в моем обличье. Слава богам, мне повезло, и все кончилось удачно… Так. Почему я, собственно, решил, что все кончилось? Тот, кто заточен в жемчужине, коснулся меня вчера – наверняка он попытается добраться до меня снова. Тогда ясно, почему он меня исцелил: гораздо лучше вселиться в молодое и здоровое тело, чем в старое и полумертвое… Успокоиться…Положение опасное, но не безнадежное. Моя душа пока в моей собственной власти, и я приложу все силы, чтобы она в ней и оставалась. А сил этих, благодаря жемчужине, основательно прибыло…»

Мокквисин вдруг осознал, что, проведя целый день в горах, он с самого утра ни разу не вспомнил о жаровне. Прежде, стоило ему удалиться от источника огня больше чем на полдня, он слабел, мерз и не мог думать ни о чем, кроме живительного пламени. Для проверки Кагеру протянул руки к костру, но жар углей показался ему в этот теплый полдень ранней осени неприятным и неуместным.

«А если попробовать так…»

Он спустился к ручью, зачерпнул воды в горсть и выплеснул ее в костер. Вода прибила язычки пламени, над пеплом поднялась струйка вонючего дыма. Кагеру стоял и пристально смотрел, как угасает источник его жизни. Теперь, если не будет разведен новый огонь, к завтрашнему утру он должен умереть. Но что-то подсказывало колдуну, что он не умрет. Кажется, он больше не зависит от Анука с его огненной магией!

Это было важнее и попытки его погубить, и нежданного исцеления. Это означало свободу.

В тот же миг он ощутил как бы незримое прикосновение.

– Эй, мокквисин! – прозвучал у него в голове знакомый голос.

Сихан резко обернулся – и увидел позади, на холме, большой дом на сваях. Его собственный дом, сгоревший почти двадцать лет назад.

На пороге стоял Сахемоти.

Точнее, не он, а его дух. Призрак бога на пороге призрачного дома.

– Иди сюда, – приказал бог-дракон. – Есть разговор.

Кагеру застыл на месте, стиснув в руке острогу. Этим утром произошло слишком много чудес. Кажется, приятные чудеса кончились и настал черед неприятных.