Масонство, культура и русская история. Историко-критические очерки - Виктор Острецов

Прежде всего надо заметить, что весь правительственный аппарат предыдущего царствования, почти все сановники при дворе Александра I перешли и в царствование Николая I, оставаясь по большей части на тех же местах. И с этим фактом новый Император должен был считаться. Притом же, в среде лиц, причастных к рулю государственного правления, в среде дворянства вообще, и особенно в среде аристократии, знатных дворянских родов, поставлявших и своих представителей в гвардию и высшее чиновничество, были сильны родственные связи. Это все те обстоятельства, которые в любом случае связывали Царя и диктовали свои условия. И если в этой среде масонство в предыдущее царствование было едва ли не повсеместным, то за семидесятилетний период его истории в России уже сложились масонские семейные линии в двух-трех поколениях. И с этим фактом Императору тоже приходилось считаться. В то же время ему приходилось учитывать, что — с одной стороны:

 Он Царь православный и именно в таком качестве Его видит подавляющее большинство его подданных. Именно от Церкви получает Он свои полномочия, как Царь, Монарх, Самодержец. Но, с другой стороны, — власть имущая прослойка из знатных дворян, аристократии, нарождающейся, инородческой по преимуществу, разночинной интеллигенции, инородческой же буржуазии, по своей идеологии, своим вкусам и убеждениям принадлежали масонству, язычеству, иудо-язычеству, и именно это меньшинство и являлось той силой, что реально правила Россией. И не считаться с этим фактом тоже было нельзя. Более трети высшего и среднего чиновничества при Николае I было, кстати, из немцев, среди которых. можно не сомневаться, немало было и евреев, принявших лютеранство[56].

Первые дни и даже месяцы царствования нового Императора были окрашены в трагические тона. Впервые в русской истории дворяне, да еще из привилегированных гвардейских частей с оружием в руках выступили против помазанника Божия, законного Царя русского.

Император Николай I 20 декабря 1825 года по юлиановскому календарю, и, следовательно, в день нового года, 1 января 1926-го по новому стилю, григорианскому календарю, собрал в Зимнем дворце дипломатический корпус и объявил о своем восшествии на престол, после чего перешел к «злополучным событиям прошлого понедельника», как сообщал английский посол лорд Стрэнгфорд. (Из донесения английского посла лорда Стрэнгфорда — Россия и Англия в начале царствования Императора Николая I. — «Русская Старина» 1907 г., № 9, сс. 529-536).

Посол доносил:

«Он говорил с искренней печалью, что бавда злоумышленников и заговорщиков эксплуатировала лучшие чувства его народа, ввела в заблуждение его привязанности к Императорскому Дому и эти самые чувства (привязанности) сделала своим орудием, дабы ниспровергнуть монархию и сделать эту обширную Империю сценой общего разгрома ... При этом Император прибавил, что заговор давнего происхождения, он возник около 1815 г. и покойный Император был вполне осведомлен о его существовании, и хотя мудрыми и подозрительными мерами Он сдерживал заговорщиков много лет и противодействовал всем их планам — лишь в последние моменты (своей жизни) он проникся горестным сознанием, что их замыслы все еще продолжались и что в какой-либо день они могут поставить страну и правительство в очень опасное положение.»

Государь говорил с искренней печалью не только потому, что события последних дней потребовали от Него такого напряжения сил. И даже не только потому, что Россия по вине безответственных гвардейских офицеров, рвущихся в бонапарты, оказалась на краю гражданской войны.Уже расследования первых дней, первые допросы бунтовщиков показали с очевидностью, что в заговор были вовлечены высшие сановники Империи. Уже на следующий день после мятежа на Сенатской площади, 15 декабря, на допросе прозвучало имя члена Гос. Совета М.М. Сперанского. Затем стало ясно, что Сперанский был не только вовлечен в заговор, но может считаться и подстрекателем к вооруженному мятежу этих маленьких умом гвардейских офицериков, воспитанных на Бенжамине Констане, Вольтере и Руссо. Вслед за Сперанским прозвучали имена и других высокопоставленных заговорщиков: генерала А.П. Ермолова, генерала М.Ф. Орлова, Н.С. Мордвинова, начальника штаба 2-ой армии П.Д. Киселева. Все они — и эти, и те, и другие были членами масонских лож и сама организация заговора строилась по масонским же образцам. (см. Семевский В.И., ук. соч.).

В конце концов, Император принял решение оборвать следствие относительно всех высокопоставленных особ, прямо участвовавших в заговоре. Их не только не привлекали к следствию, но Государь включил Сперанского и Мордвинова в состав Высшего уголовного суда. В последующем все они, за исключением разве что Ермолова, получили награды: Сперанский и Мордвинов были пожалованы графским титулом. Сперанский же получил еще и Андреевскую звезду (1833 г.). Киселев также не остался в стороне от правительственного пирога и занимал в последующие годы министерские посты.

Был освобожден из-под следствия и получил даже «очистительный аттестат» и А.С. Грибоедов, не единственный в этом ряду участников заговора, имя которого также часто мелькало на допросах мятежников и участие которого в заговоре не вызывало сомнений. Более того, он был не только освобожден, но даже произведен сразу вслед за освобождением из-под ареста следующим чином (надворного советника) и получил «не в зачет» годовое жалованье. Следствие, подчиняясь чьей-то команде, исключало из анкет допросов арестованных вопросы, опасные для лиц, которых нужно было во что бы то ни стало освободить от суда и от обвинения вообще. Но поскольку за каждым шагом следствия лично следил Николай I, то, понятно, все это могло происходить только при наличии согласия с Его стороны или прямого приказа.

Обстоятельства следствия показывают, что изначально Царем было принято решение сознательно ограничить круг обвиняемых и ни в коем случае не доходить до корней заговора и не пытаться искоренить его в самых его основах. По каким-то причинам Царь счел это опасным для себя и Сам ограничил круг обвиняемых[57]. Можно не сомневаться, увидев его подлинные размеры, Государь почувствовал себя в большей опасности, чем тогда, когда выехал верхом на Сенатскую площадь утром 14 декабря, чтобы лично командовать подавлением мятежа. Несомненно также, что ни Рылеев, ни Пестель, ни кн. С.П. Трубецкой, ни прочие видимые главари восстания не были подлинными руководителями заговора. Главная часть его простиралась не столько в сторону армейских полков и гвардейских казарм, сколько в сторону создания общественного мнения и дискредитации правительственных решений, подрыва авторитета православного духовенства и Самодержавия. И, увидев размеры заговора, Император, человек с железной волей, но вместе с тем и реалист, почувствовал себя одиноким и совершенно беззащитным перед той силой, что называется масонством, пронизавшим весь высший слой Империи. Чтобы освободить трон от масонского плена нужно было произвести подлинную революцию, на что у Царя не было ни, вероятно, реальных сил, ни желания. Ведь Сам Николай I был сформирован в тех же просветительских принципах, что и Его окружение.

С первых же шагов следствие вынуждено было отождествить все организации декабристов с масонством. И именно поэтому 21 апреля 1826 года Государь вынужден был повторить своим Указом Сенату запрет на деятельность тайных обществ на территории России. При нашем прямолинейном мышлении и плохом понимании исторических событий может возникнуть вопрос. — если правительственные сферы Империи были, в сущности, захвачены масонством, то почему масонство было дважды запрещено. (В первый раз Указом Александра I от 1 августа 1822).

Можно не сомневаться, что на самом деле в таком запрете было заинтересовано само руководство масонским орденом. Введя свою идеологию в систему образования народного, захватив органы печати, создав аппарат правительственный по своим меркам, когда не субъект, вошедший во власть, использует ее, как ему хочется, а сама власть использует чиновника в своих интересах, не было уже никакой необходимости сохранять рекламно-массовый характер масонства, делая его ответственным за правительственные решения, когда масонство грозило стать правительственной партией.

Здесь повторилось то же самое, что и в нашей стране в наше время, в 1991 г., когда партийная номенклатура распустила партию, уйдя от ответственности, но не уйдя от власти и успев «перековать» психологию народа по своим шаблонам, после чего «партия» стала просто не нужна для выполнения новых задач. Руководство масонскими ложами и орденом не могло не отдавать себе отчета и в том, что страна в целом не готова еще стать на республиканские рельсы и начать жить по нормам английской конституции. В таких условиях успех кучки заговорщиков на Сенатской площади мог не столько помочь успеху всего дела, сколько отбросить Россию еще ближе к началам Московской Руси в случае массовой реакции снизу, от православного народа, в массе живущего по нормам времен Царя Алексея Михайловича, а то и равноапостольного Владимира.