Магнетрон - Георгий Бабат

Веснин стал вспоминать, в какой день и что он мог оставить на столе, когда услышал совершенно спокойный и, как всегда, благозвучный голос Михаила Григорьевича:

— За себя и за своих сотрудников я ручаюсь. Они этого сделать не могли. Так поступить могло лишь одно лицо, приглашенное на работу Владимиром Сергеевичем без достаточной проверки его свойств. Но это лицо благодаря ряду своих привычек, не совместимых с порядками, каких мы привыкли придерживаться у себя в лаборатории, уже уволено. Если товарищ Бархатов сочтет возможным показать бумаги, мы сможем тут же подтвердить или опровергнуть мои предположения.

Записки, схемы и чертежи, испещренные буквами, похожими то на пузатых божьих коровок, то на длинноногих осенних комаров, появились на столе.

— Да, это рукописи Арнольда Исидоровича, — вздохнув, сказал Веснин.

— Но они не представляют собой уникальной ценности, — подхватил Муравейский. — Ронин всюду таскает их за собой в мешке и разбрасывает где попало. Пока что этот посев не дал ни одного колоска. Очевидно, семена не всхожие.

— Я знаю Арнольда Исидоровича, — сказал Бархатов. — Он очень рассеян. Помимо рассеянности, он обладает еще многими, не часто встречающимися свойствами.

— Он очень одарен и бескорыстен! — воскликнул Веснин. — Конечно, я должен был следить за ним. Это я виноват.

— Поскольку Ронин у нас больше не работает, мы можем считать вопрос исчерпанным, — с достоинством заключил беседу Студенецкий.

Не успели инженеры вернуться в лабораторию, как позвонила Алла Кирилловна:

— Муравейского и Веснина требует к себе директор. Явиться надо немедленно.

В секретариате дирекции Веснин увидел старого Мухартова. Илья Федорович сидел и читал газету. Он был чисто выбрит, усы закручены кончиками вверх. На нем была старая, много раз стиранная, полинявшая, но очень опрятная рабочая блуза. Мягкий отложной воротничок был повязан довольно ярким шелковым бантом.

Веснин знал от Кости, что Илья Федорович еще до революции много раз бывал за границей. Вместе с великим русским изобретателем Лодыгиным он монтировал электроламповые заводы в Америке и Франции. Любимая рабочая блуза Мухартова была сшита еще во времена Лодыгина, а яркая шелковая лента куплена когда-то в Париже.

Приема у директора ожидали несколько человек. Среди них Веснин увидел начальника охраны завода, начальника лаборатории генераторных ламп инженера Цветовского. Но как только Веснин с Муравейским вошли, секретарь встала, кивнула Мухартову, открыла дверь директорского кабинета и произнесла:

— Входите все втроем.

Жуков протянул Муравейскому телеграмму-«молнию». В ней было написано:

Ленинград электровакуумный завод

директору

Шлите срочно представителей участия аварийной комиссии станция Медь тчк

Главный энергетик Садоков.

Эта фамилия показалась Веснину знакомой, но он не мог вспомнить, когда и при каких обстоятельствах он встречался с человеком, работающим на станции Медь.

— Не откладывая, выезжайте все трое, — сказал Жуков.

Взяв телеграмму, Муравейский, Веснин и Мухартов пошли прежде всего в техническую библиотеку завода. Здесь они попытались найти в географическом атласе местоположение станции Медь. Но в библиотеке не оказалось достаточно подробной карты с указателем железно-дорожных пунктов.

— Пойдемте в отдел сбыта, — предложил Мухартов, — там по счетам мы сможем установить, что они у нас приобретали.

— На телеграмме пометка: Передано через Свердловск, — сказал Веснин. — Следовательно, интересующий нас пункт должен находиться на Урале.

В архиве отдела сбыта удалось обнаружить, что в течение последних месяцев какой-то медеплавильный завод, расположенный возле Свердловска, закупил довольно большое количество колб ртутных выпрямителей на 100 ампер, 500 вольт.

— Надо нам взять с собой несколько штук таких колб, — предложил Мухартов. — Вы, Михаил Григорьевич, распорядитесь, чтобы эти колбы упаковали в маленькие ящики. Тогда не надо будет сдавать их в багаж. Повезем их с собой в вагоне. И счета нужно здесь выписать, они нам там оплатят.

— Ладно, готовьтесь. Выезжаем сегодня «красной стрелой», — решил Муравейский. — Вы, коллеги, идите на склад и в бухгалтерию, а билетами я займусь лично. А то, боюсь, если это дело доверить Владимиру Сергеевичу, он возьмет бесплацкартные. Итак, всем быть на вокзале в двадцать три часа тридцать минут, без опозданий. Есть?

Перед отъездом

Получив приказ выехать сегодня, Веснин тут же позвонил в ГЭРИ, чтобы сообщить Мочалову о своем отъезде. Ему ответили, что Александр Васильевич работает у себя дома. Сгоряча Веснин сразу позвонил туда. Детский голос сказал, что академик Мочалов отдыхает, прилег на полчаса после обеда. Веснин опустил трубку и пошел выписывать командировочное удостоверение, получать аванс.

Дома он застал Рогова за довольно оригинальным занятием: тот делал попытки разглядеть всего себя, от только что начищенных башмаков до галстука, в зеркальце для бритья. Других зеркал в хозяйстве Рогова и Веснина не водилось. На Рогове был новый костюм, с борта которого еще не была спорота сплющенная свинцовая пломба, а с рукава — картонный треугольничек с обозначением цены.

Рогов сделал было попытку изложить товарищу по комнате причину, побудившую его заняться своим туалетом, но выражался так витиевато и туманно, уклончиво и многозначительно, что сам первый же и рассмеялся.

— Тебе сегодня, если ты уезжаешь, это уже безразлично, — заключил свои излияния Рогов.

Он взял со стола бритву и решительным жестом срезал с борта пломбу, затем осторожно спорол с рукава билетик с иеной, завернул всё это в бумажку, надписал на ней год, месяц, число и спрятал в ящик стола, где у него хранились порошки от головной боли и письма.

Уходя, Рогов крепко пожал Веснину руку и произнес проникновенным тоном:

— Прощай, друг!

Убирая в стол свои бумаги, Веснин среди стопы старых записей увидел книгу — Трактат акустики Хладного, которую он все еще не прочел, хотя именно для этой цели и оставил ее на столе. Смахнув с книги пыль, Веснин сунул ее в дорожный чемодан и затянул его ремнями.

До отхода поезда оставалось еще почти три часа.

«Пойду к Мочалову, — решил Веснин. — Скажу: не знаю, не умею, не могу построить импульсный магнетрон».

До Васильевского острова Веснин ехал трамваем, от моста лейтенанта Шмидта пошел пешком. За Невой, отражая последний отблеск заходящего солнца, сиял купол Исаакиевского собора. Высокий шпиль на крыше Адмиралтейства сверкнул подобно золотой игле и погас. По Университетской набережной Веснин дошел до старого академического дома.

Он посмотрел вверх на окна. Свет пробивался сквозь спущенные занавески. За одной из них мелькнул силуэт детской головы с распущенными волосами.

Веснин вошел в слабо освещенный вестибюль.

Когда он был здесь впервые, то не видел от волнения ничего. Теперь он был спокойнее, поднимался медленнее.

Академик Карпинский, — прочел Володя на двери ближайшей квартиры.

«Он ведь умер», — подумал Веснин.

На втором этаже тускло блеснула медная табличка, прибитая к черному дубу: Академик Комаров.

«Тоже покойный», — отметил Веснин.

На противоположной двери той же площадки висела дощечка с фамилией умершего академика Егорова.

Ужасное предчувствие остановило Веснина.

«Фу, глупости какие! — сказал он самому себе. — Ведь в каждой квартире любого дома умирают люди, но просто мы их не знаем. Умирают и родятся…»

Он поднялся на четвертый этаж.

На двери был приколот кнопками прямоугольник, вырезанный из белой чертежной бумаги: А. В. Мочалов.

Это было написано тушью, а снизу сделана приписка синим карандашом: «Старшим звонить один раз, младшим — два раза».

Прежде этой приписки не было. Очевидно, младшие стали уж слишком общительны.

В другое время Веснин улыбнулся бы, прочитав этот призыв, но сейчас ему было не до смеха. Он вдруг оробел:

«Как же так, ворваться вечером, без приглашения? Может быть, вызвать кого-нибудь из младших и спросить у них, можно ли видеть Александра Васильевича?»

Цветные стекла над лестничной площадкой уже потускнели, казались одноцветными, непрозрачными.

«Нет, неудобно звонить без предварительной договоренности. И что за спешка? — сам себя убеждал Веснин, — Ведь все равно через два часа я буду в поезде и, следовательно, в ближайшие дни работать не смогу».

Веснин стал спускаться вниз. Он вышел на улицу, перешел на противоположный тротуар, оперся о гранитный парапет набережной и еще раз взглянул на окна квартиры Мочалова.