Магнетрон - Георгий Бабат

Увидев Веснина, Кузовков расплылся в улыбке:

— Э-э, мы тут, э-э…

Веснин тоже улыбнулся. Он вспомнил, как однажды определила Наташа особенности разговорной манеры чуть заикающегося Сергея Владимировича: «„Э“ — это несущая частота, а слова на ней — модуляция».

Шутка была доложена Кузовкову и ему понравилась.

— Давайте скорее модуляцию! — не утерпел Веснин.

Кузовков произнес целую речь.

— В этой электролитической ванне, — патетическим жестом он указал на чан, — исследовались электрические и магнитные поля всех важнейших приборов, которые разрабатывались в лаборатории. Теперь ванна оснащена новым автоматическим устройством. При помощи ванны теперь можно определять не только направления и величины сил, действующих между электродами электровакуумных приборов, но и траектории, по которым будут двигаться электроны под действием этих сил. Сегодня мы начинаем первое систематическое исследование электронных траекторий. Догадайтесь: модель какого прибора устанавливают сейчас девушки в электролитической ванне?

Веснин сразу догадался, но, желая доставить удовольствие Кузовкову, сказал нарочито небрежным тоном

— Видимо, какая-нибудь новая многоэлектродная лампа… лучевой пентод, быть может?.

— А вот и нет, вот и нет! — по-детски радостно захлопал в ладоши Кузовков. — Многорезонаторный магнетрон! Да-с, да-с, магнетрон-с! Видите, как девушки тщательно и осторожно устанавливают электроды! Они прямо священнодействуют. Это они для вас так стараются. А на будущий год я предусматриваю в плане теоретического отдела большую тему по исследованию магнетронов.

Веснин был взволнован. Дело, которым всего полгода назад на всем заводе, казалось, интересовался он один, теперь было занесено в план лаборатории. Студентки будут писать о многорезонаторном магнетроне в своем отчете о практике. Да, несмотря ни на что, работа двигалась и развивалась.

— Самое важное сейчас — это разобраться со спектром частот, — сказал Веснин. — Мне совершенно неясно, как увеличить размеры прибора и в то же время обеспечить, чтобы он генерировал одну-единственную частоту. Как только мы увеличиваем число резонаторов, прибор дает уже не одну частоту, а целый спектр частот.

Веснин и Кузовков стали обсуждать требования, которым должна удовлетворять резонаторная система импульсного магнетрона.

Вытащив из кармана блокнот, Веснин нарисовал анод магнетрона. Кузовков заволновался и стал заикаться:

— Э-э… Это система со многими степенями свободы… о-очень интересно. Придется прежде всего найти корни характеристических уравнений… А там посмотрим… посмотрим, друг мой…

— Основное, Сергей Владимирович, — выделить одну главную частоту из спектра.

В ответ Кузовков хлопнул Веснина по плечу:

— Здесь есть музыка, в этой задаче. Вы экспериментируйте, а мы будем считать. Потом сверим… Э-э, т-тут важно поймать, э-э…

— Что, Сережа, беретесь за ловлю льва в пустыне? — раздался раскатистый голос Муравейского.

Кузовков однажды рассказал старинный анекдот о том, как физики решали задачу о ловле льва в пустыне.

Приходя в отдел Кузовкова, Муравейский любил повторять эту историю, забывая о ее первоисточнике.

— Знаем, знаем! — попытался отмахнуться Веснин.

Но, воодушевленный присутствием девушек, Муравейский не мог замолчать:

— Физик-экспериментатор предложил просеять весь песок пустыни через сито. Если ячейки сита достаточно мелкие, то лев останется на сите и будет пойман. Физик-теоретик сказал, что вероятность пребывания льва не равна нулю для любого места пустыни. Стоит поставить где угодно пустую, запертую… да, именно запертую… клетку и подождать достаточное время — лев неизбежно очутится внутри клетки. Другой теоретик не согласился с этим решением задачи, он предложил сократить время. Поймать льва — это значит отделить себя от него. Надо влезть в клетку, запереться там и считать, что задача решена…

— М-михаил Г-григорьевич, — прервал его Кузовков, — если бы вы были тем львом, которого требуется изловить в Сахаре, то я приказал бы бухгалтеру пустыни внести вас в ведомость на зарплату. Вы бы немедленно явились расписаться в получении, и тут бы мы вас э… сцапали…

Наташа и Валя рассмеялись.

— Как бы мне самому хотелось, девушки, вместе с вами посмеяться, — вздохнул Муравейский, — но сейчас нам с Владимиром Сергеевичем предстоят ответственные дипломатические переговоры.

Не прибавив ни слова, он взял Веснина под руку, и они вышли из теоретического отдела.

— Что случилось, Миша?

— Нас вызывает к себе старик немедленно. Причем звонила не Алла Кирилловна, а его бородобие лично.

К любому проявлению внимания со стороны начальства Муравейский всегда относился настороженно. Он питал инстинктивное недоверие к каждому вышестоящему лицу. От предстоящего разговора с техническим директором Муравейский ничего хорошего не ждал.

— Нас зовут, очевидно, не только для того, чтобы выразить личную благодарность за работу по нашему магнетрону, — ворчал он, спускаясь вниз по лестнице.

— Что же, — ответил Веснин, — мы делаем что можем. В этом смысле наша совесть чиста. Но результатами действительно хвалиться не приходится… И за медленность работы я готов выслушать порицание. С Арнольдом Исидоровичем, если бы он хотел этим заниматься, вероятно, импульсный магнетрон был бы сделан быстрее, чем это получается у нас.

Говоря сейчас о магнетроне, Муравейский произнес слово наш иронически, как бы подчеркивая этим свою непричастность к работам Веснина. Но выражение у нас, сказанное Весниным, заставило старшего инженера бригады насторожиться. Это у нас в тот момент, когда ожидался нагоняй за магнетрон, прозвучало, для Муравейского не так лестно, как обычно.

Срочный вызов

В кабинете у Студенецкого сидел военный. На малиновых петлицах его гимнастерки Веснин увидел три красных эмалевых квадратика — знаки различия старшего лейтенанта. На груди — орден боевого Красного Знамени и значок «10 лет ВЧК — ГПУ», на рукаве — золотое шитье: меч в овале.

«Ого! Из Государственного Политического Управления», — отметил про себя Муравейский.

Теперь он готов был клятвенно подтвердить, что никакого отношения к работам Веснина не имел. Он только заказал полку для моделей ламп.

Старший лейтенант внимательно оглядел вошедших, несколько дольше задержавшись взглядом на Муравейском.

Константин Иванович кивнул инженерам и попросил их сесть.

— Вот, товарищ Бархатов, — обратился Студенецкий к старшему лейтенанту, — вот она, наша смена. Я попрошу вас отнестись к ним снисходительно ввиду их молодости. Им обоим вместе меньше лет, чем мне одному. Старый и малые… Все мы трое в вашем распоряжении.

— Ничего не понимаю, — шепнул Муравейский Веснину.

— Сейчас поймете, — отозвался Студенецкий, обладавший тонким слухом. Он встал и забегал по комнате, выкрикивая: — Согласно инструкции, перед уходом сотрудников из лаборатории все документы должны быть убраны со стола и заперты в ящики на ключ! Вам это известно? — Студенецкий остановился против Муравейского. — А вам? — обратился он к Веснину.

Только теперь, несколько отвлекшись от своих мрачных мыслей, Муравейский обратил внимание на то, что на столе технического директора, где обычно лежали стопки деловых бумаг, чертежей, планов, сейчас было пусто. Чернильный прибор, лист чистой бумаги, разноцветные карандаши в хрустальном стаканчике — вот и все. И по мере того как речь Константина Ивановича об обращении с деловыми бумагами становилась все более и более жаркой, старший инженер бригады промышленной электроники волновался все меньше.

«Досталось, видно, самому, и теперь он хочет отыграться на нас. Типичный прием высокого начальства, — решил Михаил Григорьевич. — Но со мною этот номер не пройдет».

Набегавшись вдосталь, Константин Иванович снова опустился в свое кресло.

— Товарищ Бархатов принес мне, — сказал Студенецкий, — ряд чертежей, схем, заметок, которые он на днях в девять часов вечера, то есть спустя три часа после окончания работы, нашел на столах в вашем отделе лаборатории. Никто никуда не заявлял у вас о пропаже этих так небрежно оставленных бумаг. А ведь вы, повторяю, обязаны знать инструкцию! «Перед уходом сотрудников все документы должны убираться со столов и запираться на ключ». Помимо товарища Бархатова, завод посещают многие лица, в том числе также и граждане других стран. Теперь вам все понятно? — повернулся Константин Иванович к Муравейскому.

Затем технический директор налил себе в стакан воды из графина, отхлебнул и взглянул еще раз на Муравейского, ожидая ответа.