Солдат удачи. Исторические повести - Лев Вирин

На крыше было так интересно! Дожидаясь отбоя, ребята ти­хонько трепались или слушали рассказы Эдика о путешествиях капи­танов Кука и Лаперуза. Он бредил морем и твёрдо решил выучиться на капитана дальнего плавания.

Рита явно заигрывала с Витей. Но тот на неё и не смотрел. Его больше тянуло к Тане. Прежде она побаивалась этого рослого, грубо­ватого парня. Он открыто курил, часто матерился. Теперь Витя выгля­дел совсем по-другому.

«Какой парень! — думала Таня. — Как же я его раньше не видела? Сильный, немногословный. И, главное, надёжный. Правда, читал мало, но ведь он совсем не глуп».

Газетам и радио Виктор не верил:

— Врут! Сколько кричали «непобедимая и легендарная.»! А немец уже под Смоленском. Помяни моё слово, война будет долгой. Скоро и мне в армию.

В первый раз немцы долетели до Москвы в ночь на 23 июля, через месяц после начала войны. Ребята сидели у брандмауэра, тесно прижавшись друг к другу и жадно смотрели на небо. Там бродили при­зрачные полосы прожекторов. Изредка им удавалось поймать немец­кий бомбардировщик в перекрёст лучей. Тогда вокруг вспыхивали частые разрывы зениток. Самолёт круто сворачивал и вновь исчезал в темноте.

Глухо грохнуло далеко, в районе Арбата. Потом ребята узнали, что эта фугаска развалила театр Вахтангова. Где-то полыхали пожары. Рита наклонилась к самому уху Тани, прошептала:

—              Страшно!

В тот первый налёт район Таганки не тронули. Но через две ночи юнкерсы засыпали старенькие деревянные дома тысячами мел­ких, килограммовых зажигалок.

Одна попала и к ребятам на крышу, пробила жесть на скате, у са­мого края. Витька схватил раскалённую гадину за стабилизатор прямо рукой в брезентовой рукавице, выдернул и сбросил во двор, на клумбу. Пожар не успел начаться. Потом все хвалили Витю за храбрость. На всех крышах дежурили люди, и пожаров в районе было немного.

С конца июля немцы бомбили Москву дважды в день, по часам: в полдень и в восемь вечера. Люди загодя тянулись в метро с узлами, рюкзаками и свёртками. Но от Таганской площади до метро «Курская» было слишком далеко.

Наши истребители перехватывали юнкерсы на дальних подхо­дах к столице, и до Москвы долетали немногие.

Шрифтолитейный готовили к эвакуации в Челябинск. Тётя Лида попросила Таню помочь ей упаковать лабораторию.

Два дня девушка осторожно укутывала в старые газеты химиче­ские стаканы и колбы, а потом укладывала их в ящики, пересыпая су­хими опилками. Мерную посуду тётя Лида племяннице не доверяла:

—              Это ж йенское стекло! Такого теперь нигде не достанешь.

Наконец объявили погрузку. Эшелон стоял на станции Москва-Товарная. Тут тётя Лида взбунтовалась:

— Скитаться по чужим углам на старости лет? Не поеду! Обой­дутся и без меня. И совсем не все уезжают из Москвы. Левинсоны? Так они ж евреи. Им обязательно надо уехать. А мы кому нужны? Старуха и девчонка. Да и не сдадут наши Москву! Этому Гитлеру ещё набьют морду! Тоже мне, Наполеон нашёлся. Остаюсь.

30 сентября, прорвав фронт мощными ударами танковых клиньев, немцы начали операцию «Тайфун» — генеральное наступле­ние на Москву

Витя записался в народное ополчение, и Таня пошла его прово­жать. Во дворе школы толпились ополченцы: подростки, пожилые люди. Все ещё в штатском, без оружия.

У входа Таня вдруг заметила Берту Моисеевну. Старуха обрадо­валась:

—А ты кого провожаешь, Танечка? Вэйз мир! У меня Сеня, вну­чек, записался. Он же близорукий, минус семь, без очков ничего не видит. Какой из него солдат? Такое горе! А ведь Сеня — талантливый учёный, кандидат наук. Я им так гордилась. Завтра и мы уезжаем в Ка­зань. Представляешь, и проводить некому. Наши все уже уехали. Как с чемоданами до вокзала доберёмся?

—              Да вы не тревожьтесь! Мы с тётей Лидой придём и поможем.

—              Спасибо, девочка! Дай Бог тебе счастья. Поезд в шесть вечера. Придёте?

—              Обязательно.

Таня заметила в толпе ополченцев Витю и, извинившись, побе­жала к нему.

—Как хорошо, что ты пришла, Таня! — сказал Витя серьёзно, и вдруг обнял её и крепко поцеловал: — Будешь ждать меня?

—              Буду, — сказала Таня дрожащими губами. — Только ты пиши!

—              Жди меня один год. Если год не будет весточки, значит хана. Но год жди.

Седоусый, толстый майор зычно скомандовал:

—              В шеренгу по два становись!

Витя ещё раз поцеловал Таню и побежал в строй.

Во двор въехал грузовик. Двое красноармейцев начали раздавать ополченцам винтовки. В свой черёд и Виктор получил старенькую трёхлинейку с потёртым прикладом, сунул в карман пиджака две обоймы, снова стал в строй. Оркестр пожарных в медных касках гря­нул бодрый марш Дунаевского:

«Утро красит нежным цветом стены древнего Кремля...».

Майор скомандовал:

—              Шагом марш! — и колонна тронулась.

Ополченцы шли нестройно, не в ногу. Многие женщины кре­стили уходящих.

Таня вдруг представила своего Витю в чистом поле со старень­кой винтовкой и десятком патронов. А против него танки, немцы с ав­томатами, а в небе юнкерсы. Девушке стало страшно и ужасно захотелось заплакать.

Больше Таня никогда не видела Виктора. И писем от него не было. Московское ополчение бросили под гусеницы немецких танков. Мало кто из ополченцев выжил.

В квартире Абрама Соломоновича всё вверх дном: шторы сняты, на полу мусор. А как тут было чисто и красиво!

— Дожили на старости лет! — ворчал хозяин. — Всё бросить, ехать невесть куда. Берта! Сколько раз я тебе говорил? Берём только самое необходимое. Пять чемоданов и узел! Как мы их дотащим? Ма­шину-то мне не дали.

—Глаза страшат, а руки делают, — улыбнулась тётя Лида. — Не тре­вожьтесь! Мы с Таней возьмём по паре чемоданов, потихоньку донесём до трамвая.

Казалось, вся Москва тронулась с места. Вокзальная площадь за­бита людьми и вещами. С огромным трудом, останавливаясь каждые двадцать-тридцать шагов, чтобы дать отдышаться Берте Моисеевне, добрались до поезда. К счастью, старому бухгалтеру выделили два места в купейном вагоне. Наконец, вещи разложили по местам, и ста­рики смогли сесть. Пожелав им доброго пути, тётя Лида с Таней вышли на перрон.

На трамвайной остановке они вдруг столкнулись с доктором Крупеник. Та была в военной форме — две шпалы в петлице.

«Военврач второго ранга», — сообразила Таня.

Ольга Яковлевна бросилась к подруге:

—Лидочка! Я тысячу лет тебя не видела! Не заходишь, не зво­нишь. Чем ты занята?

—Занята? — грустно усмехнулась тётя Лида. — Поздравь меня! Я четвёртый день безработная. Завод уехал в Челябинск, а я осталась.

—Безработная? С ума сойти! — ахнула Ольга Яковлевна. — А я-то извелась, думаю, где бы отыскать хорошую операционную сестру. Не­медленно приходи ко мне. Я тебя в пять минут оформлю.

—Что ты, Оля! Какая из меня медсестра, тем более, операцион­ная?!

— Глупости! Мы же вместе кончали курсы сестёр милосердия в шестнадцатом году. У тебя ж золотые руки и отличная голова. За не­делю всё вспомнишь. Я помогу.

—Может, и вправду в госпиталь, медсестрой? — задумалась тётя.

— Не сомневайся! Жду тебя завтра в восемь утра. Третья хирур­гия, сразу всё и уладим.

—Тётя Оля! — робко спросила Таня. — Можно и мне в госпиталь? Мне скоро семнадцать.

Ольга Яковлевна критически осмотрела девочку.

— Грязной работы не боишься? Санитарки всегда нужны. Имей в виду: в гнойной хирургии тяжёлые раненые, вонь. Будет трудно. Не запищишь?

—Честное слово! Я справлюсь! Только возьмите.

Ольга Яковлевна кивнула:

—               Ладно. Приходи завтра и ты.

У ворот госпиталя Лидию Петровну и Таню уже ждала тётя Оля. Взглянула на часики, похвалила:

—Лида точна, как всегда! Без шести восемь. Пошли к главному врачу.

Всё решилось тут же. Рекомендации доктора Крупеник вполне хватило. В раздевалке тётя Лида критически оглядела измятый халат: