Меняю курс - Игнасио Идальго де Сиснерос

Директор «Люфтганзы» отвез нас в отель на своей машине и простился в самых высокопарных выражениях. Переводчик проводил нас в комфортабельный номер и на прощание сказал, что со следующего дня в наше распоряжение поступит автомобиль министерства авиации и самолет «Юнкерс-52» для дальних вояжей по стране.

Такой прием, не соответствовавший моему рангу, удивил нас с Кони. Это выходило за рамки обычных отношений к военным атташе.

На следующий день за нами заехал адъютант генерале Мильха. Мы сели в предоставленную в мое распоряжение великолепную машину, управлял которой одетый в элегантную форму сержант авиации, и направились в министерство воздушных сил.

Генерал Мильх принял меня очень тепло и представил остальным присутствовавшим: двум генералам авиации и господину в штатском, говорившему по-испански и занимавшемуся вопросами взаимоотношений с Испанией.

Когда мне сообщили о приеме у генерала Мильха, я решил, что это - традиционное официальное представление, которое всегда проходит одинаково: несколько любезных фраз и через две минуты вас выпроваживают с теплыми словами прощания. Поэтому меня удивило предложение сесть. Значит, господа готовились к длительной беседе.

Несмотря на время, прошедшее с тех пор, я довольно ясно помню впечатление, оставшееся у меня от этой встречи, истинный смысл которой стал мне понятен позднее.

Немцам нужны были транзитные аэродромы в Марокко и в Испанской Сахаре для перелетов в Южную Америку. Кроме того, они хотели получить разрешение на постройку в Испании и на Канарских островах причальных мачт для своих дирижаблей, а также сети своих радиостанций. Взамен этих концессий, а также поставок некоторых видов промышленного [302] сырья и продуктов питания, таких, как апельсины, растительное масло и т. п., Германия обязывалась предоставить Испании самолеты, вооружение и все необходимое для организации военной авиации. Было заметно, что Германию весьма беспокоила позиция Франции, которая имела с Испанией договор на предоставление французской авиационной компании «Латекоер» транзитных аэродромов для ее самолетов, летавших в Латинскую Америку. Немцы опасались, что французское правительство будет возражать против их проекта, ссылаясь на соглашение с Испанией и некоторые пункты Версальского договора, ограничивавшие строительство баз германской авиации на чужих территориях.

Было совершенно очевидно, что они решили воспользоваться моим пребыванием в Берлине для активизации переговоров по данным вопросам и для того, чтобы заручиться моей поддержкой перед испанским правительством.

Таковы в общих чертах некоторые выводы, сделанные мной из этой встречи, причем, как уже говорилось, в то время я еще не понимал истинной сущности немецких предложений. Эти господа были уверены, что я отлично знаю, о чем идет речь; в действительности же я не имел об этом ни малейшего представления и был вынужден всячески изворачиваться, дабы не дать им почувствовать мою неосведомленность. Я прибегнул к удобной в таких случаях тактике: меньше говорить и больше слушать.

В конце приема генерал Мильх предложил мне для уточнения некоторых деталей встретиться со специалистом по Испании, присутствовавшим при разговоре. Я жалею, что не запомнил его фамилии.

Затем генерал любезно простился со мной, пригласив на следующий день меня и Кони к себе на ужин.

Ужин явился для нас новым сюрпризом. На нем присутствовало несколько высших авиационных начальников с женами. Хотя мы привыкли к большим дипломатическим обедам, нас поразила роскошь этого банкета. После ужина все поехали в театр, где были забронированы лучшие места, а по окончании спектакля отправились в живописное предместье старого Берлина отведать традиционный «суп раннего утра».

Следующий день начался с посещения берлинских заводов. На одном из них мне таинственно показали сложный электронный аппарат для определения дефектов внутри металлов, сообщив, что это - последнее достижение немецкой науки, еще неизвестное в других странах, и что в мире существует только [303] два таких прибора. Из данных мне объяснений я, хотя и не был сведущ в этой области, все же понял принцип его устройства и действия.

Через несколько дней, во время посещения важнейшего испытательного центра, мы подошли к цеху, где находился второй экземпляр сложного аппарата. Сопровождавший нас инженер с такой гордостью показывал его, словно это было нечто редкостное и никем не виданное. Можете представить его удивление, когда я как ни в чем не бывало заговорил об этом приборе. Инженер принял меня за гения, и до самого окончания визита я чувствовал его необычайное внимание ко мне и искреннее восхищение.

По- прежнему официальные лица были необыкновенно любезны с нами. Председатель аэроклуба устроил в нашу честь большой прием, в заключение которого подарил Кони и мне по золотому значку клуба.

Мой первый разговор со специалистом по Испании был весьма интересным и кое-что прояснил. Во-первых, подтвердились мои подозрения, что в Берлине понятия не имели о моей политической физиономии и принимали за посланца генерала Франко, Хиля Роблеса, то есть той политической группировки, с которой нацисты имели дело.

Кроме того, я сделал вывод, что некоторые крайне правые испанские политические деятели и фашисты уже давно плетут заговор против республики, рассчитывая на помощь нацистов. Их переговоры о способах получения такой помощи, как я понял, уже значительно продвинулись. Наконец, самым важным для меня было удостовериться, что Годет, Франко и другие заговорщики намерены создать в Испании авиацию с преданным им личным составом, в чьи руки можно было бы передать немецкие самолеты и вооружение, чтобы в нужный момент использовать в своих целях.

Наконец пришел ответ от Рубио. Как я понял из его письма, Хоакин Гальарса, новый командующий военно-воздушными силами, получив мою просьбу об отставке, оказался в довольно трудном положении. С одной стороны, он не мог, как бы сильно ни желал, выгнать меня из авиации, ибо у него не было для этого никаких оснований; с другой стороны, поскольку я имел уже солидный стаж службы в авиации, он вынужден был бы назначить меня на какой-либо ответственный командный пост в Испании. Но, принимая во внимание мои политические убеждения, он считал это опасным и решил, что лучше оставить меня пока в Италии. А тем временем дела [304] в авиационном штабе продолжали идти своим чередом, и моя поездка в Берлин, которой никому в голову не приходило придавать какое-то особое значение, была автоматически одобрена.

Таковы вкратце причины, по которым я оказался в Германии и неожиданно попал в столь сложную для меня обстановку.