Магия отступника - Робин Хобб

— Иди спать, я пока сам послежу за огнем, — резко, но беззлобно велел он сидевшему там кормильцу.

Смутившийся бедолага встал, сомневаясь, не прогневал ли он чем великого, и послушно отошел к свободной постели в дальнем конце комнаты. Мальчик-солдат придвинул свое большое кресло к очагу и уселся в него. Оликея, оставшаяся в постели, смотрела на него. Он уставился в огонь.

— Чего ты хочешь? — произнес он беззвучно, обращаясь ко мне одному.

— Не быть раздавленным, — малая толика того, чего я хотел, но надо же с чего-то начать.

Он поскреб голову, словно пытался проникнуть внутрь и выцарапать меня оттуда. Жест этот казался мне каким-то чуждым; мои волосы успели сильно отрасти, никогда прежде я не носил их такими длинными.

— Я хочу видеть Лисану, — тут же ответил он.

— Мы могли бы договориться. Но только если я смогу навестить Эпини.

— Нет. Ты предупредишь ее о моих намерениях.

— Разумеется! Ты задумал злое дело.

— Не более злое, чем дорога — возразил он.

— Да, дорога это зло, — к своему собственному удивлению, согласился я.

Похоже, это поразило мальчика-солдата. Он промолчал.

— Я пытался остановить строительство, — напомнил я.

— Возможно. Но тебе не удалось.

— Это не означает, что резня — единственный оставшийся тебе выход.

— Тогда предложи другой.

— Разговаривай. Обсуждай условия.

— Ты уже пробовал. Пока не случится резни, никто не станет всерьез с нами разговаривать.

Я не сумел сразу же возразить ему.

— Ты знаешь, что так и есть. Это единственное, что может сработать, — надавил тогда он.

— Должен существовать другой путь.

— Скажи, в чем он состоит, и я попробую к нему прибегнуть. Твои жалкие переговоры не сработали. Танец Кинроува удерживал их, но теперь всего лишь выигрывает нам время. Магия не принесла успеха. Что еще мне делать, Невар? Позволить дороге двигаться дальше? Позволить им валить деревья предков, в том числе и Лисаны? Позволить гернийцам уничтожить самую нашу сущность? Ты этого бы хотел? Увидеть Оликею шлюхой, а Ликари попрошайкой, пристрастившимся к табаку?

— Нет. Я этого не хочу.

— Хорошо, — тяжело вздохнул он. — Хотя бы по некоторым вопросам мы можем прийти к согласию.

— Но по многим никогда не придем.

Он ничего не ответил. И пока его молчание длилось, я понял, что он не больше моего представляет, что станется с нами дальше.

Остаток этой долгой ночи мы провели, глядя в огонь в поисках ответов, которых там не было.

ГЛАВА 19

ПРИЗЫВ

К рассвету мы смирились с тем, что было очевидно с самого начала. Мы связаны. На время кто-то может возобладать, но никто из нас не уступит другому добровольно. Наши убеждения противоречили друг другу, но мальчик-солдат хотя бы мог успокаивать себя тем, что я не желал гибели его сородичам и их образу жизни.

У меня такого утешения не было. В этом он, похоже, был сыном моего отца куда в большей степени, чем я сам. Он видел свой замысел как военную необходимость, единственно возможное решение, позволяющее прогнать захватчиков от деревьев предков. А у меня оставалось лишь одно средство удержать его — без моей помощи он не мог видеться с Лисаной. Жалкое оружие, на мой взгляд, но другого у меня не было. Так мы и сидели, двое мужчин, заключенных в одном теле, каждый из которых обладает тем, чего мучительно жаждет другой.

Он даже попытался подкупить меня.

— Не сопротивляйся мне. О большем я тебя и не прошу. А в ответ я прослежу за тем, чтобы, когда мы заключим мир, именно Бурвили получили право торговать со спеками. А? Подумай об этом. Семья изрядно обогатится на этой монополии.

Я молчал, оскорбленный самой мыслью о том, что он предложил мне торговать жизнями Эпини, Спинка, Эмзил и ее детей. Попытался подкупить меня, чтобы я смирился с его предательством.

Он ощутил мою ярость и устыдился. Стыд — не самое приятное чувство. Он вызывает гнев не реже, чем сожаления. Мальчик-солдат испытал сразу и то и другое.

— Я всего лишь пытался показать, что не намерен причинять тебе боль. Ты же знаешь, Ярил и мне тоже приходится младшей сестренкой. Я бы хотел, чтобы наша семья процветала.

— Я бы не стал строить благосостояние своей семьи на ее же крови. Или ты забыл, что Эпини — моя двоюродная сестра? Она тоже входит в нашу семью и близка мне как родная. И Спинк мне как брат. Или это не имеет для тебя значения?

— Я сделаю то, что должен, — ожесточился он.

— Как и я, — упрямо ответил я.

Повисло молчание, но мальчик-солдат больше не пытался меня изгнать.

Когда бледный свет зимнего утра пробрался в дом сквозь щели в ставнях, он встал. Проснувшаяся кормилица заворочалась было, но он раздраженно отмахнулся, и она улеглась обратно на тюфяк, послушная, словно собака. Мальчик-солдат для своих размеров умел ходить почти неслышно. Он нашел просторную накидку величиной с одеяло, закутался в нее и вышел наружу навстречу новому дню.

Ночью разгулялись ветер и снег, но метель уже улеглась. Начинало теплеть. Сугробы долго не продержатся. Легкий ветерок ерошил верхние ветви деревьев возле хижины Лисаны. Время от времени на землю осыпались капли воды. Вдали закаркала ворона, затем ей ответила вторая.

На мой взгляд, в окружении хижины многое переменилось. Мальчик-солдат не обращал внимания, но мне это изрядно не понравилось. Безмятежное достоинство леса минуло. Пришла зима. Ветви низкого кустарника схватились тонкой льдистой коркой, мох на нехоженой земле скрылся под настом. Он лежал лишь там, где в кронах деревьев виднелись просветы, неровный узор, отображающий рисунок ветвей наверху. Но среди всего этого очарования сквозь мхи и папоротники пролегли утоптанные тропы, а ветви были обломаны, чтобы облегчить спуск к ручью. Вокруг дома Лисаны выросли новые, более хлипкие хижины, режущие взгляд посреди древнего леса. Как обычно и происходит вблизи людского жилья, повсюду виднелся бытовой мусор. В воздухе висел запах дыма и готовящейся пищи. Мальчик-солдат подошел к помойной яме, выкопанной за домами неподалеку, облегчился, а затем направился к ручью. Над его головой одна задругой о чем-то бранились белки. Он остановился взглянуть, что их всполошило.

Что-то приземлилось на верхние ветви деревьев. Что-то тяжелое, поскольку потревожило множество дождевых капель, которые, в свою очередь, стронули нижние, и в итоге наземь хлынул целый поток воды. Мальчик-солдат вскинул взгляд, пытаясь высмотреть, что произошло. Я же, к своему ужасу, был уже уверен.

— Орандула, — тихо шепнул я на задворках его сознания. — Старый бог смерти. Бог равновесия.