Учение Великих Махатм - Автор неизвестен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все, что теперь происходит, вызвано самой Е. П. Б., и вам, мой друг и брат, открою ее недостатки, ибо вы были проверены и испытаны и вы единственный до сих пор не провалились на испытаниях, во всяком случае в одном направлении – в осторожности и молчании. Но прежде, чем я открою один большой ее недостаток (недостаток, действительно, по своим бедственным результатам, но в то же время и добродетель), я должен вам напомнить о том, что вы всем сердцем так ненавидите, а именно, что каждый входящий в контакт с нами, каждый, выявивший желание больше узнать о нас, должен подвергнуться испытаниям и испытуется нами. Таким образом К. К. М. не больше, чем другие, мог избегнуть испытаний. Его искушали и позволили быть обманутым очевидностью, позволили пасть очень легко жертвой своей слабости – подозрительности и недостатка самоуверенности. Короче – его нашли лишенным первого элемента успешности кандидата – непоколебимой веры в то, на чем держатся его убеждения и что пустило корни в знание, а не просто веру в некоторые факты. К. К. М. знает, что некоторые ее феномены подлинны неоспоримо. Его положение в этом отношении точно такое же, как ваше и вашей супруги относительно желтого камня на кольце. Думая, что у вас имеются основания верить, что камень, о котором идет речь, был просто доставлен (перенесен откуда-то подобно кукле), а не удвоен, как она уверяла, и с неприязнью в глубине сердца к такому ненужному обману – как вы всегда думали – с ее стороны, вы из-за этого не отказались от нее, не обличали и не жаловались в газетах, как поступил он. Короче говоря, даже не признавая в глубине сердца правильности ее заявления, вы не сомневались в самом феномене, но только в точности ее объяснения. И хотя вы были совершенно не правы, несомненно, поступили правильно, действуя в таком деле с такой осторожностью. Не так было в его случае. После того, как он три года питал к ней слепую веру, доходящую почти до благоговения, при первом дуновении успешной клеветы он, верный друг и превосходный адвокат, падает жертвой гнусного заговора, и его отношение к ней меняется в решительное презрение и убеждение в ее виновности! Вместо того, чтобы поступить так, как бы вы поступили в таком случае, именно – или никогда не упоминать ей об этом факте, или просить у нее объяснения, давая обвиняемой возможность защищаться и таким образом действовать соответственно своей честной натуре, он предпочел дать выход своим чувствам через прессу и, чтобы удовлетворить свою злобу против нее самой и нас, прибег к косвенным нападкам на изложенное ею в "Изиде". Кстати, прошу у вас прощения за отклонение, он кажется, не считает ее ответ в "Теософе" – "откровенным"? Забавная логика, когда она исходит из такого строго логического человека. Если бы он провозгласил во весь голос, что автор и авторы "Изиды" не были откровенны, когда писалась эта книга, что они часто и умышленно вводили в заблуждение читателя тем, что не добавляли необходимых объяснений и давали только части истины, даже если бы он заявил, как это делает Хьюм, что этот труд кишит "настоящими ошибками" и умышленными ложными заявлениями, он был бы со славой оправдан, потому что он был бы прав "с европейской точки зрения", и мы бы от всего сердца извинили его, опять-таки из-за европейского образа суждения – это нечто врожденное, и он тут ничего не может поделать. Но назвать правильное и правдивое объяснение "неоткровенным" есть нечто, что мне трудно понять, хотя я вполне осведомлен, что его взгляд разделяется вами. Увы, мои друзья, я очень боюсь, что соответственные наши стандарты правильного и неправильного никогда не совпадают, так как побуждение, мотив для нас – все, а вы никогда не пойдете дальше очевидности. Однако, вернемся к главному вопросу.
Таким образом, К. К. М. знает. Он слишком хороший наблюдатель человеческой натуры, чтобы остаться в неведении о том, наиболее важном из фактов, именно – у этой женщины нет возможных мотивов для обмана. В его письме имеется фраза, которая, если бы была составлена в более добром духе, очень годилась бы, чтобы доказать, насколько хорошо он в состоянии оценить и признать действительные мотивы, если бы его ум не был отравлен предвзятым мнением, обязанным, возможно, больше раздражению С. Мозеса, нежели усилиям трех вышеуказанных врагов. Он замечает, говоря мимоходом, что система обмана может быть обязана своим происхождением ее усердию, но рассматривает это, как нечестное усердие. А теперь – хотите ли вы знать, насколько она виновата? Знайте тогда, что если она когда-либо была виновата в настоящем действительном обмане из-за этого "усердия", то это было, когда при совершении феноменов, за исключением таких пустяковых, как стук и звук колокольчика – постоянно отрицала, что она лично имеет к ним какое-либо отношение. С вашей европейской точки зрения это прямой обман, громкая ложь, а с нашей азиатской – это, хотя неблагоразумное, порицаемое усердие, неправдивое преувеличение или то, что янки называли "вопиющее самодовольство", предназначаемое в пользу "Братьев". Все же, если мы заглянем в мотив, побуждение, оно возвышенно, самоотверженно, благородно и заслуживающие, но не бесчестно! Да, в этом и только в этом одном она постоянно становится виноватой в обмане друзей. Ее никогда нельзя было заставить понять крайнюю бесполезность и опасность такого усердия, понять, что она ошиблась в своем мнении, что она этим увеличивает нашу славу, тогда как приписывая нам очень часто феномены весьма ребяческого свойства, она лишь понижала нас в оценке публики и подтверждала заявления своих врагов, что она "только медиум"! Но это было бесполезно. Согласно нашим правилам М. не разрешалось запрещать ей такой образ действий. Короче говоря, ей должна была быть предоставлена полная свобода действий, свобода создавать причины, которые в должное время стали ее бедствием, ее позорным столбом. Он мог, в лучшем случае, запретить ей производить феномены, и к этой последней крайности он прибегал так часто, как только мог, к великому недовольству ее друзей и теософов. Было ли это или есть недостаток умственной восприимчивости в ней? Несомненно – нет! Это психологическая болезнь, над которой у нее мало власти. Ее импульсивная натура, как вы правильно заключили в вашем ответе, всегда готова увлечь ее за пределы истины в область преувеличений, тем не менее безо всякой тени подозрения, что она этим обманывает своих друзей и злоупотребляет великим их доверием к ней. Стереотипная фраза: "Это не я. Я сама ничего не могу сделать… Это все они – Братья… Я только их смиренная рабыня и орудие" – это явное вранье. Она может и производит феномены благодаря ее природным силам и долгим годам регулярной тренировки, и ее феномены иногда лучше, чудеснее и гораздо более совершенны, нежели некоторых высоких посвященных учеников, которых она превосходит в художественном вкусе и чисто западной оценкой искусства, например – в мгновенном создании картин. Вот свидетельство – ее портрет факира Тиравалла, упомянутый в "Намеках", в сравнении с моим портретом, созданным Джуль Кулем. Несмотря на все превосходство его сил по сравнению с ее силами, его молодости, противопоставленной ее старости, а также неоспоримое и важное преимущество, которым он обладает потому, что его чистый неомраченный магнетизм никогда не имел прямого соприкосновения с великой нечистотой вашего мира и общества, все же, делай он, что хочет, он никогда не создаст такой картины просто потому, что он не в состоянии представить ее в своем уме и в тибетском мышлении. Таким образом, приписывая нам авторство всякого рода дурацких, часто неуклюжих и подозрительных феноменов, она неоспоримо помогала нам во многих случаях, сэкономив нам иногда две трети применяемой энергии, и когда ее за это упрекали, ибо часто мы были не в состоянии помешать ей и в этом на ее конце линии – она отвечала, что ей она не нужна и что ее единственная радость – быть полезной нам. И таким образом, она продолжала убивать себя дюйм за дюймом, готовая отдать ради нашей пользы и прославления, как она думала, свою кровь жизни каплю за каплей, и все же неизменно отрицая это пред свидетелями и утверждая, что она к этому ни имеет никакого отношения. Назовете ли вы это возвышенное, хотя и глупое самоотречение бесчестным? Мы – нет. И также мы никогда не согласимся рассматривать это в таком освещении. Теперь подойдем к сути: движимая тем чувством и крепко веря в то время (потому что было позволено), что Харричанд есть достойный ученик (учеником он несомненно был, хотя никогда не был достойным, так как он всегда был эгоистичным, составляющим заговоры негодяем, оплачиваемым из секретных сумм покойного Гайеквара) йога Дайянанда, она позволила К. К. М. и всем тем, кто присутствовал, находиться под впечатлением, что Харричанд является тем лицом, которое произвело феномен, а затем она в течение двух недель трещала о великих силах Свами и добродетелях Харичанда – его пророка. Как страшно она была наказана, каждый в Бомбее (так же, как и вы сами) хорошо знаете. Сперва "ученик" превратился в предателя по отношению к своему учителю и его союзникам, потом он стал обычным вором. Затем "великий йог", Лютер Индии" принес ее и Х. С. О. в жертву своему неутолимому честолюбию. Весьма естественно, что в то время, как предательство Харричанда, как бы ни казалось возмутительно оно для К К. М. и других теософов – оставило ее не задетой, ибо Свами сам, будучи ограбленным, взялся защищать "Основателей", предательство "Верховного Главы Теософов Ария Самадж" не было рассмотрено в надлежащем свете; вышло, что не он повел фальшивую игру, но вся вина легла на эту несчастную и слишком преданную женщину, которая, превозносив его до небес, была вынуждена в целях защиты обличать его злые умыслы и истинные мотивы в "Теософе".