Учение Великих Махатм - Автор неизвестен

10. Жаль, что вы не сопроводили ваших цитат своими личными комментариями. Для меня непонятно, в каком отношении вы возражаете против слова "сон"? Конечно, блаженство и несчастье только сон. А так как они духовны, они усиливаются.

11. Отвечено.

12 а, 12 б. Если бы я только написал, когда отвечал на возражения м-ра Хьюма, который после статистических вычислений, проделанных с очевидным намерением сокрушить наше учение, утверждал, что в конце концов спиритуалисты были правы, и большинство призраков на сеансах были "духи", "ни в коем случае, за исключением самоубийц и оболочек и тех жертв несчастных случаев, которые умирают полные какими-либо пожирающими земными страстями и т. д. " Был бы я совершенно прав? Подумать только, что вы, который так стремитесь принять доктрины, противоречащие некоторым наиболее важным положениям физической науки с начала до конца, вы согласились бы на предложение м-ра Хьюма спорить над простым пропуском! Мой дорогой друг, позвольте мне заметить, что простой здравый рассудок должен бы подсказать вам, что человек, который в один день говорит: "Ни в коем случае" и т. д., а несколькими днями позднее отрицает, что он произносил слова "никогда" – не только не есть Адепт, но должен или страдать размягчением мозга или другим "несчастным случаем". "На полях я писал редко, но не произносил слова "никогда" – относится к полям корректуры вашего письма 2; те поля, или, чтобы избегнуть нового обвинения, лоскут бумаги, на котором я написал несколько замечаний по этому предмету, приклеенный к полям вашей корректуры, вы вырезали так же, как четыре строчки стихотворения. Почему вы так поступили, вы сами лучше знаете. Но слово "никогда" относится к тем полям.

В одном грехе, однако, я сознаюсь, что "виновен". Этот грех заключается в очень остром чувстве раздражения против м-ра Хьюма после получения его торжествующего статистического письма, ответ на которое вы находите включенным в состав вашего, когда я писал вам материал для вашего ответа на письмо мистера Кхандаллавала, которое вы относили обратно Е. П. Б. Если бы я не был раздражен, я, возможно, не провинился бы в пропуске. Это теперь моя Карма. Мне не следовало раздражаться или терять хладнокровие; но это его письмо, я полагаю, было седьмым или восьмым в таком роде в течение двух недель. И я должен сказать, что наш друг применяет наиболее жульнически свой интеллект в выдвигании наиболее неожиданных софизмов, чтобы щекотать человеческие нервы, какой я когда-либо знавал! Под видом строгого логического рассуждения он совершает ложные выпады в своего противника, и каждый раз, не будучи в состоянии найти уязвимое место и будучи изобличен, он ответит с наиболее невинным видом: "Что вы! Это – для вашей пользы, и вы должны бы быть благодарны! Если бы я был Адептом, я всегда бы знал, что мой корреспондент подразумевал и т. д. " Будучи Адептом в некоторых малых делах, я знаю, что он в самом деле подразумевает; и его подразумевание сводится к следующему: если бы мы разгласили ему всю нашу философию, не оставив никакой несовместимости необъясненной, это все же ни к чему не привело бы. Ибо, как в наблюдении, воплощенном в куплете Hudibrassian:

"У этих мух имеются другие мухи, кусающие их.

А у тех мух – свои мухи, и так без конца".

Так и с его возражениями и аргументами. Объясните ему одно, и он найдет изъян в объяснении; удовлетворите его, доказав, что последнее, в конечном счете, было правильно, и он кинется к вам за то, что вы говорите слишком медленно или слишком быстро. Это невозможная задача, и я от нее отказываюсь. Пусть это длится до тех пор, пока все не будет раздавлено собственным весом. Он говорит: "Ни у какого папы римского целовать туфлю я не могу", забывая, что никто его об этом не просит. "Я могу любить, но не могу поклоняться", – говорит он мне. Пустые слова – никого он не может любить и никого не любит, кроме А. О. Хьюма, и никогда не любил. И действительно, можно бы воскликнуть: "О, Хьюм, пустые слова твое имя!" – и это доказывается следующими словами, которые я выписываю из одного из его писем:

"Если не по другой причине, я бы любил М. за его большую преданность вам, а вас я всегда любил (!). Даже когда наиболее зол на вас, так как всегда наиболее чувствителен по отношению к тем, о ком он наиболее заботится, даже тогда, когда я был вполне убежден, что вы – миф, даже тогда мое сердце стремилось к вам, как оно часто стремится к открыто выдуманным героям". Какая-нибудь сентиментальная Бекки Шарп, пишущая воображаемому возлюбленному, едва ли смогла бы выразить свои чувства лучше!

Вашими научными вопросами займусь на следующей неделе. Я сейчас не дома, но нахожусь совсем близко от Дарджилинга в монастыре, предмете томлений бедной Е. П. Б. Я думал об отъезде к концу сентября, но нахожу это довольно трудным в своей собственной коже беседовать со Старой Леди, если М. доставит ее сюда. А он должен доставить ее сюда или же потерять ее навсегда, по крайней мере настолько, насколько это касается ее физической триады. А теперь до свидания! Я вас еще раз прошу – не пугайте моего маленького человека; он может оказаться полезным вам в один прекрасный день, только не забудьте – он только призрак.

Письмо 89

Мой друг!

Могу ли я вас беспокоить, прося передать Дарбхагири Нату, когда вы его увидите, вложенные 50 рупий? Малыш попал в беду, но следует ему дать урок; и лучшее наказание для принятого ученика, это получить порицание через "светского" ученика. По дороге от Гума в Бенгалию он по неосторожности и опрометчивости потерял деньги, и, вместо того, чтобы обратиться прямо ко мне, он попробовал уклониться от "глаза Учителя" и послал телеграмму одному ученику, находящемуся на испытании, от которого он не имел ни малейшего права требовать, чтобы тот помог ему в его затруднении. Так, пожалуйста, скажите ему, что Рам С. Гаргья не получил из Бердвана его телеграммы, но что она попала прямо в руки Ламы, который меня об этом уведомил. Пусть он в будущем будет осторожнее. Теперь вы видите, как опасно молодых учеников потерять из виду даже на несколько дней. Денежные потери – это ничего, но ужасны те последствия, какие это влечет за собой, и искушение. Мой друг, я боюсь, что и вы опять были неосторожны. Я получил от полковника Чезни письмо – очень вежливое и совершенно дипломатическое. Несколько таких писем могут действовать как превосходный refrigerator.

P. S. – Я рад видеть, что вы в "Пионере" из "Vanity Fair" перепечатали "Один день с моими индийскими двоюродными братьями" Атетджи Сахибджи и т. д. В прошлом году я просил вас дать какую-либо работу автору этих очерков, написанных наподобие когда-то известного Али-Баба, – но мне отказали. Вам казалось, что для "Пионера" он не пишет достаточно хорошо. Вы не доверяли туземцу, а теперь его статьи приняты в "Vanity Fair".

Я радуюсь за бедного Падшаха. Он сумасброд, но с отличным сердцем и искренно предан теософии и нашему Делу.

Я должен посоветоваться с вами. Хьюм пишет Е. П. Б. (очень любящее письмо!). Он посылает ей два исправленных экземпляра своего письма, напечатанного в "Пионере" от 20-го числа, с примечанием, что время пришло, когда, если во свей стране туземная печать будет, только следуя этому его водительству, продвигать вопрос решительно – материальные концессии будут получены, – он примечает: "Вы, конечно, перепечатаете его в "Теософе". Как она (Е. П. Б.) может это сделать, не связывая свой журнал прямо с политикой? Я чрезвычайно хотел бы, чтобы его письмо об "Образовании" из вашего "Пионера" было бы перепечатано в "Теософе", но колебался сказать ей об этом, боясь, что это дало бы журналу новую окраску. Некоторые из его статей чрезвычайно талантливые. Ну, а что вы собираетесь делать в связи с годовщиной "Эклектика" и заключением цикла? Она чувствует себя лучше и мы оставили ее вблизи Дарджилинга. В Сиккиме ей небезопасно. Оппозиция Дуг-па ужасна, и если мы не посвятим все наше время, чтобы ее охранять, то Старая Леди попадет в беду, потому что она теперь не способна о себе позаботиться. Смотрите, что произошло с малышом – он вам расскажет. Вам надо было бы взять ее к себе на октябрь и ноябрь.

Этот маленький негодник заставил меня перед вами краснеть вследствие своей нескромности – "с европейской точки зрения". Я не могу постоянно следить за моими учениками во время их путешествий – и их знание вашего образа действия и обычаев равняется нулю! И лишь сегодня через Джуль Кула я узнал, что он занял у вас 30 рупий. Он не имел никакого основания и никакого права это делать; но вы должны понять его, потому что у него нет ни малейшего понятия о разнице между тибетскими и европейскими ученика, и он так же бесцеремонно отнесся к вам, как относился бы к Джуль Кулу. Я с благодарностью возвращаю вам занятые деньги, в надежде, что вы не будете нас всех считать дикарями!