Тень всадника - Анатолий Гладилин

1) Я теперь понимаю, какую власть может заиметь женщина. Скажешь: убей. Пойду, убью.

2) Под твоим взглядом я себя чувствую как раздавленная лягушка.

3) Я умираю при звуках твоего голоса.

4) ...................

(Язык не поворачивается произнести. Но ведь повернулся!)

19) ....................

20) Я тебя и прокаженной приму. И так же буду любить.

Последнее, по-моему, шедевр. Прямо как генерал Бонапарт в Египте посещает чумной лазарет! Самое удивительное не то, что я это говорил, а то, что она это слушала. Слушала, правда, без всякого удовольствия, но не принимала никаких мер. Например: привезти меня в свой госпиталь и запереть в палату для буйнопомешанных. Значит, реакция не самая страшная, не та, которой я больше всего боюсь. А боюсь я простой вежливой фразы типа:

- Дорогой, достопочтенный, многоуважаемый профессор, ну, пожалуйста, фак-аут.

* * *

Появился Доул. Буднично. Позвонил, приехал. Признаться, когда он позвонил, я малость закипел, но к тому времени, когда он приехал, весь пар из меня вышел. Глупо, тупо и нелепо выяснять с ним отношения, мол, зачем ты ей сказал про меня то-то и то-то. Ведь с тех пор я сам успел наговорить такое, что злейший мой враг не придумает. И вообще, сейчас все это всхлипывания о прошлогоднем снеге.

Без лишних слов (то есть без восклицаний типа: "Вчера только узнал, что ты вернулся в Лос-Анджелес", "Встретил N, и он мне сообщил твой телефон", "Покупал в киоске журналы, и мне случайно всучили, я же по-французски не читаю...") Доул протянул мне свежий номер журнала "Paris Match", раскрытый на странице с заголовком "Русская мафия". В журнале уже такая постоянная рубрика. Чем же порадовал читателя "Pans Match" на этот раз?

"Свободен! После трех с половиной месяцев заключения в тюрьме Санте Дмитрий Копытин освобожден под залог без права выезда из Франции".

Далее то, что на полицейском жаргоне называется "салат с майонезом". Якобы Дмитрий Копытин (публикуется московская цветная фотография с какой-то бабой) должен был убить крупного русского бизнесмена Дмитрия Кабанова, проживающего ныне в Бруклине (цветная фотография Кабанова у подъезда своего дома), для чего и летел в Нью-Йорк, но был арестован Интерполом при посадке на рейс Люфтганзы в аэропорту Франкфурта. "Расследование ни к чему не привело, - заявил адвокат Копытина мэтр Жан Дидье, - одни лишь подозрения не доказывают вины". В свою очередь Дмитрий Кабанов подозревался в том, что был как-то связан с нашумевшим и до сих пор не раскрытым убийством голден-боя русского происхождения, Прекрасного Сержа, в квартире этого Сержа в центре Парижа. Журналист напоминает подробности дела, причем не высасывает из пальца (это ему невкусно), не пересказывает слитую полицией информацию, а смело дает полет своей буйной фантазии:

"В Париже Сергея... все звали не иначе как Прекрасный Серж, и ему были открыты двери ночных клубов, особенно тех, где в моде кокаин"

"В своей шикарной двухэтажной квартире в Восьмом районе устраивал шумные пирушки, приглашал даже цыганский хор с медведем".

"Его любовница, венгерская манекенщица, во время стрельбы спряталась под кровать и ничего не видела".

Ну заглянул бы, сволочь, в старое "Фигаро", где черным по белому написано, что в Сережу стреляли через стеклянную дверь из автомата с глушителем и его подружка сидела на втором этаже, смотрела телевизор и ничего слышать не могла!

Бросилось в глаза: насколько журналист вольно жонглирует фактами и собственными домыслами, настолько он осторожно и точно цитирует мэтра Жана Дидье. А Жан Дидье очень сдержан в своих высказываниях. К адвокату не придерешься. Он ни в чем Сережу не обвиняет. Моральный облик Прекрасного Сержа он оставляет за скобками. Он лишь полагает, что ни Дмитрий Копытин, ни Дмитрий Кабанов к убийству в Париже не причастны. Да, Прекрасный Серж хорошо заработал на французском контракте с Москвой, но дальше у него крупных контрактов не было, были крупные расходы. Вполне вероятно, что он пытался урвать крупный кусок в других делах и с другими партнерами, которые следствию пока неизвестны. Увы, нравы русской мафии таковы, что вместо разборки с помощью адвокатов предпочитают разборки с помощью автоматов.

Я оценил, что мэтр Жан Дидье умолчал о загадочной русской душе.

И еще деталь: журналист перечислял кого угодно, включая корсиканских бандитов и нигерийских торговцев оружием, однако ни словом не упомянул Сережиных детей...

Час назад я приготовился разговаривать с Доулом сквозь зубы. Но теперь он был для меня лучшим другом, ведь это единственный человек из Системы, с которым я мог еще общаться. И, естественно, он в курсе всего.

Я обрушил на него весь свой запал эмоций. Пойми, говорил я Доулу, отныне информация в прессу будет поступать из уст этого адвоката. Французской полиции нечего сказать, французы никого не поймали или поймали не то, что хотели, похоже, они умывают руки. А адвокату потеть и потеть, он должен отмазать своих клиентов, отмыть черного кобеля. Он не рискует сам катить бочку на Сережу, зная, что его могут привлечь за клевету. Кто? Не важно. Опытный профессионал, он не желает подставляться. Ловко и тонко адвокат (или те, кто за ним стоит) запускает свои инсинуации в прессу, а пресса уже закусила удила, для нее это лакомый кусок, это товар, который хорошо идет. Не удивлюсь, если в следующих газетных статьях Сережа предстанет как содержатель притонов, или как глава какой-нибудь челябинской мафии, или как резидент в Европе колумбийских баронов наркобизнеса. Пресса почуяла, что за Сережу никто не заступится, на него можно вешать всех собак. А я вынужден молчать в тряпочку, я не имею права раскрыть рот, ведь моя дочь мне приказала не высовываться. И ее тоже можно понять. Французы выполнили свое обещание: все забыли о Сережиной семье, о детях, следствие ушло далеко в сторону. Если вопреки запрету (то есть испортив отношения с дочерью) я высунусь, то сразу привлеку внимание (или его искусственно привлекут) к детям, к новой семье, где ждут третьего ребенка. Один этот факт - находка для желтых газетчиков, любителей сальностей и скабрезностей. И могут шантажировать, угрожать, не мне - детям! Рассчитывать на защиту французской полиции, которая не сумела спасти жизнь последнему премьер-министру шаха Ирана, хотя превратила его дом в вооруженную крепость? Доул, сколько времени прошло, а мы до сих пор не знаем истинной подоплеки дела, мы не знаем, кому мешал Сережа, мы не знаем, зачем понадобился этот вызывающий, наглый теракт в Париже. Да, у меня есть свои предположения, не доказанные, а параллельно им могут существовать еще пять-шесть вполне правдоподобных версий Я давно догадался, что в данном случае теория русской мафии всех устраивает...

- Мы тоже ничего не можем сделать, - прервал меня Доул. - Репутация русских бизнесменов очень подмочена в Штатах. Наша четвертая власть пишет, что русская мафия перегнала через официальные фирмы миллиарды долларов в Америку и подкупила иммиграционные ведомства, полицию, федеральных функционеров! Поэтому любой окружной прокурор звереет при упоминании русских фамилий.

Ну да, конечно. Мой получасовой эмоциональный выплеск Доул расценил как завуалированную просьбу о помощи. Психология чиновника, который служит в Системе. Привычка искать всюду и во всем подтекст. Особенно когда он разговаривает с человеком, который в Системе уже не служит.

Между прочим, различие между Доулом и мной приблизительно, скажем, такое же, как между сержантом и полковником. Я должен был ответить. "Доул, пшел вон!" Точно так же профессор Сан-Джайст давно должен был заметить недоучившейся студентке Дженни: "Май дарлинг, извини, мне надоело твое вранье. Гуд бай, май лав". Вполне бы соответствовало табели о рангах и было бы правильно понято. Вместо этого я пытаюсь понять и объяснить себе смысл их слов и поступков. Понять и объяснить себе - две разные вещи. Понимаем мы причину, а, объясняя себе, приспосабливаемся к изменившимся обстоятельствам.

- Доул, - сказал я как можно спокойнее, - я никогда ничего не просил у американцев. (Я имел в виду американские подразделения Системы.) Я получаю французскую пенсию и здесь по приглашению университета. Я сам ушел из Системы...

- Ну и глупо, - опять перебил меня Доул. - Так из Системы не уходят. Обычно договариваются и получают приличные откупные или пристойную должность в какой-нибудь фирме. Ты же ушел, просто хлопнув дверью. Я тебя не понял, и никто тебя не понял.

Меня покоробило: "Я тебя не понял". Тем самым Доул подчеркивал, что больше никаких различий (дистанции, что ли?) между нами не существует. Но у меня же особые обстоятельства, нестандартная ситуация!

...- Но у меня же особые обстоятельства, сложная ситуация, - басил тучный бородач в белой чалме. - Я не могу оставить этих людей. Это все мое семейство, родственники моих жен и детей.

Тем временем в левом крыле дворца уже полыхало пламя. Английский офицер с перебинтованной рукой пустил очередь из станкового пулемета и, обернувшись к бородачу, заорал: