Время – московское! - Александр Зорич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ранен. Немножко.
– Вам лучше сесть здесь и никуда не ходить! Я ищу инопланетянина! Он упал поблизости! Чужак!
Теперь Эстерсон наконец сообразил, что «инопланетянин» – это житель иной (то есть другой) планеты.
– Я ничего не видеть… не видал… видел.
– Ну как? Где он? – спросил Цирле, выныривая из темноты. – О! Ха-ха! Господин Эстерсон! Мимо вас не пробегал ночной кошмар о двенадцати щупальцах?
«Почему они такие веселые? Неужели все так хорошо? – подумал Эстерсон. – Но ведь кругом ад. Ад!»
Самому ему было так плохо, как никогда еще не бывало.
– Йозеф… по-шведски…
Эстерсон намеревался быть ровно в десять раз вежливее.
«Йозеф, дорогой, будьте так любезны, говорите, пожалуйста, по-шведски», – вот что хотел сказать конструктор. Но его речевой аппарат вконец разладился. А вместе с ним – и вестибулярный.
Эстерсона вновь вырвало.
– О, дружочек… – военный дипломат присмотрелся к нему, – да вы же совсем плохи! Ну-ка, ну-ка, садитесь… Садитесь, вам говорят! И никуда!.. О, вы хотите лечь? Прекрасно, прекрасно… Вот, отклоняйтесь, та-ак… А это вам под голову…
«Проваливайте… Идите своей дорогой… – думал Эстерсон, упорно не желая терять сознание. – Ну, валите отсюда, я сказал!»
Цирле обменялся с мичманом парой фраз на русском, после чего оба все-таки двинулись дальше, в погоню за инопланетным пилотом.
«Я отдохну. Ровно одну минуту. И пойду дальше. Я должен. Полина. Я буду считать до шестидесяти. Сосчитаю… Потом встану на ноги… И пойду».
Бой длился примерно полчаса. За это время «Дюрандалями» были сбиты двадцать девять истребителей «расы К». По одному на каждую минуту боя.
Лучший результат, показанный в ту войну отдельно взятым российским авиаполком.
Правда, «Дюрандалям» помогали субмарины. Но им не удалось записать на свой счет ни одного вражеского аппарата. Легкие ракеты, составляющие полезную нагрузку «Зенитов» модификации ПФ, оказались неэффективны против феноменально прочных инопланетных флуггеров.
Если бы «Дюрандалей» в распоряжении Оберучева имелось больше, а перехват чужаков был осуществлен на двести километров дальше, то ни один неприятель так и не прорвался бы к фиорду. А тринадцать других «если» (налаженная система дальнего обнаружения, прекрасные врачи, замечательные лазерные зенитки, вышколенный строительный батальон, рота осназ с полной экипировкой и так далее) превратили бы тот бой в хрестоматийную главу учебника для Академии Генерального Штаба.
Но не было всего этого.
Оберучеву катастрофически не хватало средств связи, оборудования, надежных убежищ, флуггеров, а главное – людей.
Кроме того, страшна была мощь вражьей технологии. Ее могли не бояться только экранированные защитным полем «Дюрандали». Но тюбинги туннеля, лед, скальные породы позитронные пушки инопланетных истребителей сокрушали похлеще, чем самые тяжелые бетонобойные бомбы.
Тройки истребителей чужаков, прорвавшихся к фиорду в самом начале боя, хватило, чтобы устроить маленький Апокалипсис.
Несколько очередей из позитронных пушек взломали свод туннеля.
Оголили и разрушили почти все бункеры.
Завалили правый тракт взлетно-посадочной полосы.
Повредили пару «Дюрандалей» прямо на защищенной стоянке.
Досталось и коммуникациям. Потекла топливная магистраль, пропал свет, исчезло питание приводных маяков, замолчали телефоны.
В числе прочего были вдребезги разбиты ящики с ракетами. «Оводы» не взорвались, но их обломки и жарко горящие куски твердого топлива разлетелись по туннелю, что еще больше усложнило жизнь уцелевшим техникам.
Авиаполк Оберучева выигрывал бой, но этот бой обещал стать последним.
Новая тройка флуггеров «расы К» вывалилась из облаков. Едва не вспоров воду фиорда крючковатыми обтекателями своих антигравов, они выровнялись и промчались над плесом. Их чувствительные электронные щупы подмечали каждую складку на дне фиорда, каждый обломок на волнах, каждую льдину.
Разумеется, притаившийся на дне «Иван Калита» от них не укрылся. Но неприятельские пилоты также с горечью констатировали, что среди обломков в фиорде барахтается один из их соплеменников, а потому в первом заходе открыть огонь они не решились. Командиру требовалось осуществить перерасчет прицельной директивы.
В погоне за чужаками пробил облака и снизился «Дюрандаль» Гандурина.
Чужаки уходили в сторону океана. Как уже знал старлей, им ничего не стоит прибавить скорости и оторваться от его сравнительно тяжелой машины.
Гандурин отказался от бессмысленного преследования.
Он собрался уже подскочить к облакам и лечь на замкнутый маршрут барражирования, когда с изумлением обнаружил, что супостаты выполнили некий аналог горки с полупереворотом. И теперь несутся прямо на него!
Если ты не погиб в первые минуты воздушного боя, то, начиная с десятой, учишься быстро. Гандурин уже усвоил, что антиматерии враг не жалеет, открывает огонь издалека и молотит непрерывно, пока не потеряет тебя из виду. Когда защитное поле «Дюрандаля» отражает очередную порцию позитронов, «вмороженных» в магнитный пакет, вокруг истребителя распускаются переливчатые бутоны огня. А потому веки загодя спешат прикрыть глаза от чуждого, неземного света.
Гандурин инстинктивно прищурился и приготовился открыть ответный огонь из лазерных пушек. Но вместо ожидаемого зуммера и подсказки парсера «ЦЕЛЬ ЗАХВАЧЕНА» он услышал звук, похожий на приглушенный ревун сирены, и увидел на приборной панели страшное, багровое «ЗАЩИТА ВЫКЛ».
По соседству с надписью загорелись несколько красных контрольных огоньков. Поскольку старлей еще не привык к «Дюрандалю», он не мог, охватив взглядом все индикаторы, за один миг получить полное представление о ситуации – как на родном «Белом вороне». Разбираться, на что именно указывают красные огоньки, времени не было.
Гандурин лихорадочно защелкал тумблером ЗАЩИТА.
И… ничего.
Защитное поле, выключившись по причине неведомого сбоя, включаться упорно не желало.
«Дюрандаль» Гандурина лишился своего главного и, пожалуй, единственного преимущества. Пилот не сомневался, что погибнет мгновенно, при первом же попадании позитронного заряда в свою машину.
«Катапультироваться?!.»
Прожужжал зуммер.
ЦЕЛЬ ЗАХВАЧЕНА«…К черту!»
Гандурин нажал на гашетку.
Лазерные спицы впились в ведущего вражеской тройки.
Сразу же вслед за этим выстрелили и враги.
Но вместо того чтобы превратить «Дюрандаль» Гандурина в фонтаны фотонов, снопы нейтрино и облака металлического пара, истребители «расы К» разрядили свои пушки в воду.
Они надеялись достать субмарину на дне фиорда гидравлическим ударом, который образуется за счет взрывного испарения больших масс воды.
И им это удалось.
Глава 9
Сорок шесть русских «Идиотов»
Июнь, 2622 г.
Колодец Отверженных
Планета Глагол, система Шиватир
– Меня зовут Иван. – В общении с клонами «Денисовича» Индрик регулярно пропускал, дабы не усложнять несчастным жизнь. Пропустил и в этот раз. – А это мои коллеги. Археолог Татьяна и пилот Александр.
Таня вежливо кивнула, я чуть не рванул было под козырек, но вовремя одумался и тоже кивнул.
– Встаньте на путь солнца, Иван и Александр, – поприветствовал нас с Индриком учитель Вохур.
Он поднялся со своего вертящегося стула, который стоял в полутемном углу каморки, где виднелись стеллажи с инфоносителями, и выступил нам навстречу, в овал слепящего белого света, который выливала в пространство из-под украшенного лепниной потолка комнаты лампа с богатым хрустальным плафоном.
Наконец-то я смог как следует его рассмотреть – квадратное, выразительное лицо, изрезанное морщинами, длинные, вьющиеся спиралями серебристые волосы, внимательный взгляд узких черных глаз. Простая одежда, темных тонов, как обычно. И, что тоже весьма характерно для клонских интеллектуалов, белый воротничок.
«А как же Таня? Ей что, приветствия не полагается?» – спросил я себя.
Однако быстрее, чем я смог сформулировать свой вопрос, Вохур приблизился к Татьяне и, наклонившись, чинно поцеловал ее белую тонкую руку. Как какой-нибудь помещик из чеховской пьесы! Проделал это Вохур настолько проворно (а может, ход времени для меня замедлился?), что я осознал произошедшее, только когда он уже отступил.
– Я пленен красотой археолога Татьяны! И молю Творца сделать так, чтобы она не осудила моей дерзкой выходки, – сказал учитель Вохур, сопровождая свои слова старообразной светской улыбкой. – Я очень рад видеть русских своими гостями. Ведь я большой поклонник русской культуры и русского синематографа! Мой любимый период – с двадцатого по двадцать второй век. Когда-то, шестьдесят семь лет назад, я даже написал о нем книгу…
«Шестьдесят семь? Это сколько же ему теперь? Минимум восемьдесят семь? – невольно восхитился я. – А ведь ему не дашь больше пятидесяти!»
