Адаптация - Валерий Былинский

Ну… девицы-то сразу смылись. А Тищику до фени, он друг, он меня неделю выхаживал. Потом на работу приткнул в своем проекте – у него же проект свой интернетовский появился, весь такой актуальный, «Саморождение» называется. Про то, как лучше выходить из кризиса и так далее, представляешь? Очень популярный сайт, деньги на рекламе приносит. Ну, вот так я выжил, по милости Тищика… На работу не хожу, редактирую что-то, тексты с потолка сочиняю. У меня неплохо получается – о негативе. Ник в блоге: negative boy, куча френдов, причем не только в России. Смешное дело, Лизка! Сколько можно гнуть это проволоку в разные стороны… Ведь какая живучая тварь человек – и вот что теперь… Чего? А, это… Помнишь, как я презирал позитив? Улыбаться, на все отвечать «о’кей»? Как ненавидел, помнишь? О-хо-хо, жизнь это страдание, глубокомысленно говорил я… А теперь что ж? Все поменялось, теперь негатив в моде. Теперь не актуально улыбаться, хвастать дорогими машинами дурной тон. Опять модно курить – хотя бы безникотиновые сигареты, модно говорить о бездуховности и бессмысленности жизни, модно протестовать против чего-нибудь время от времени. Лузер стал тот, кто хоть раз не засветился на какой-нибудь демонстрации против чего-нибудь. А Сид! Целый клуб поклонников Сида на нашем сайте организовался, все его только и цитируют, погибшего борца с оптимизмом. Ха-ха-ха… Блин, Лиза, даже снова врать захотелось! Ну я и стал врать. Стал. Вру, вру… До блевотины. Этот негативчик, это всегда подчеркнуто-серьезное выражение духовной глубины, это нарочито-глубокомысленное отсутствие иронии… Вот такие дела. Знаешь, я даже не жалуюсь. Смешно как-то просто: так долго искал свое лицо, а в конце концов нашел жопу. Ну да похоже, все поиски так заканчиваются. Вот Куба, помнишь? Куба, где начинали с идеалов свободы и справедливости… А кончилось повальной проституцией. Знаешь, я тут Шумакова, моего бывшего коллегу по ТВ, встретил. Он в «Красной шапке» директорствовал. Так он часто на Кубу ездит. Понятно, зачем? Потому что рай он там нашел. Для пидорасов. Рассказывает мне: идет по Гаване парень со своей девушкой, видит скучающего Шумакова и кричит ему, эй, парень, мучачу хочешь? А Шумаков ему: нет, тебя хочу. Парень: нет проблем! Поднимается к Шумакову, они сношаются. Шумаков ему платит, довольный парень выходит, подхватывает под руку свою девчонку, целует ее взасос и они идут дальше. Вот такой коммунизм. Верили, а потом разхуерили. Как и у нас. Человек человеку волк, как и при царизме было, и при коммунизме, и всегда будет… было. Теперь уж не будет. И не надо. Я не воскресну. Слышь, Антон Искандеров. Не воскресну! Зачем в такой мир воскресать, скажи мне? Для кого, чего? Как же глупо, что умирать придется. Нет, у меня как раз все к черту идет и всегда почти шло. Но ведь этот конец света с протухшим солнечным яйцом уже ничего не изменит, вот в чем идиотизм! И так катилось все к чертям, так зачем же нужно еще солнце выключать, зачем? Что, Бог гестаповец, энкавэдист, садист-мазохист? Ах да… Человечеству, которое в реанимации в коме лежит, дыхание отключает. Эвтаназию проводит. Ну да, как же это я сразу не догадался, что остывание солнце просто благо для нас, ублюдков!

– Может… это и действительно так… – медленно сказала Лиза, не поднимая глаз, – только это не то плохое, о котором ты сейчас говоришь.

– Да? – усмехнулся я. – А какое же оно? Просвети, предскажи еще что-нибудь!

– Может… то, что происходит сейчас, для людей вообще хорошо.

– Хо-ро-шо?

Лиза подняла на меня глаза. Затем кивнула.

– Солнце гаснет, – медленно сказала она. – Похоже, нам всем действительно конец. Но… Бога-то это не отменяет.

– Ко-го?

– Бога, – повторила она.

Я помолчал. Потом пожал плечами и сказал:

– Знаешь… а мне надо выйти. Я кажется, перепил.

Лиза не мигая смотрела на меня. Потом положила руку на мое запястье.

– Иди. Только… не уходи надолго, ладно?

Покаяние

Покачиваясь, я встал и едва смог сделать несколько шагов, чтобы не упасть. Я действительно напился. Кажется, за время наших исповедей я вылакал натощак бутылку виски.

Кое-как доплелся до туалета. Вошел внутрь и в умывальной комнате увидел упирающегося руками в кафельную стену полного лысоватого мужчину. Он был в костюме, под ним на полу была лужа рвоты. Меня стало сильно тошнить – зайдя в кабинку, я едва успел засунуть в горло два пальца, и меня сразу же вырвало. Когда я вышел в умывальную комнату, лысоватый мужчина все еще был здесь – он покачивался, опустив голову, и шарил руками в карманах расстегнутого пиджака и брюк.

Я открыл кран и стал умывать лицо. Увидел в зеркало, как этот человек вытащил из кармана руку с зажатым в ней платком. Тут же на пол возле его ног что-то упало и зазвенело. Вытираясь бумажным полотенцем, я повернулся к нему. Рядом с ним валялись выпавшие из кармана бумажник, ключи и несколько визитных и пластиковых карточек. Человек медленно, будто задумавшись, тер свои щеки платком. Потом повернулся и начал уходить.

– Эй, – тронул я его за плечо. Мужчина остановился. Стоял, опустив голову и тяжело дыша, напоминал впавшего в амнезию борова.

– Вы уронили тут… – сказал я. Он не реагировал. Я подобрал все его вещи и опустил ему в карман пиджака. Так и не обернувшись, человек в костюме качнулся и двинулся к выходу. Вышел. Я заметил, что на полу, под раковиной, осталась лежать одна из его визитных карточек. Повинуясь какой-то задумчивой интуиции, я наклонился и отлепил визитку от грязного пола. Поднес к крану, смыл водой грязь. Фамилия на ней показалась знакомой. «Анзорин Глеб Васильевич. Вице-президент ОАО „Семирамида“. Сельскохозяйственные удобрения, техника, оборудование». Зажав в пальцах карточку, я вышел из туалета и почти бегом спустился по лестнице на улицу.

Двое широкоплечих мужчин в черных костюмах подсаживали Анзорина в черный, похожий, на уменьшенный вагон электрички джип. Один из охранников ворчал, брезгливо кривя лицо:

– Если ему еще раз приспичит, точно финал пропустим…

Лиза внимательно смотрела на меня, когда я подходил к столику.

– Ничего не случилось?

– Нормально, лучше, – я сел.

– Ты прости меня, – сказала она.

– Что? Да все нормально. И ты меня тоже прости, знаешь. Что было, то было. Я… просто не знаю, как нам быть дальше… то есть сейчас.

– Я тоже не знаю, Саша.

– И нужно ли дальше быть?

– Мы изменились.

– Стали хуже?

– Не знаю. Разве мы были раньше лучше, если смогли потерять друг друга?

– Да, – кивнул я, – если считать, что сейчас мы нашли друг друга…

Мы с Лизой улыбнулись одновременно. Но как же жалко, потерянно улыбнулись, словно две бродячие собаки.

– Тебе точно лучше?

Я кивнул и накрыл ладонью ее руку:

– Лучше. О чем мы говорили перед тем, как я ушел? Знаешь, я по-прежнему люблю всякие умные разговоры.

– И я. Мы говорили о Боге.

– Да-а? А о чем именно о Боге?

– О том, что… я говорила, что, несмотря на все, что сейчас происходит… он все равно есть, – Лиза посмотрела на меня уставшими внимательными глазами.

Я опустил голову, потом поднял ее:

– А что. Действительно, может и есть. Потому что я только что встретил тут одного человека… старого знакомого. И, знаешь, если бы я узнал его на десять минут раньше, чем он вышел из туалета, может быть, я бы убил его.

– Что? – спросила Лиза.

– Ну, я понял, кто он, только когда он ушел, – говорил я с едва заметной ухмылкой. – А зря. Сейчас ведь все равно конец света. Значит, и в тюрьму не попадешь. Если все равно всем конец, какая разница, убил ты или не убил? Так ведь?

Лиза, не мигая, растерянно и в то же время чрезвычайно внимательно смотрела на меня.

– Да ладно, шучу я, шучу! – рассмеялся я, откинувшись на стуле. – Что, конец света отменяет возможность шутить? А, отменяет?

Когда мы вышли из клуба, диджей на сцене исполнил короткий микст из роковых мотивов и христианских молитв. Несколько человек вышли на танцпол и начали танцевать. Диджей остановил музыку и поднял руку, призывая всех к тишине.

– Любовь! Бог есть любовь! – проорал он в микрофон. – Вы верите в любовь?

– Да! – нестройным хором ответили ему.

– Да здравствует мир во всем мире!

– Ура!

– Миру мир!

– Мир!

– Нет войне!

– Нет!

– Да здравствует наша родина и наше правительство, ведущее нас к светлому будущему! – кричал диджей и непонятно было, говорит ли он это с издевкой.

– Ура! – подхватили в зале, многие вскакивали, целовались и обнимались.

– Миру угрожает опасность! Все слышали по ТВ?

– Да! Да!

Кто-то из девушек в зале заплакал.

– Американцы опять выдумали, что это какие-то террористы. На самом деле это они сами все подстроили, как и теракты 11 сентября, как и все последние войны. Наше правительство делает все возможное, чтобы солнце не погасло. Нет ничего невозможного! Мы прорвемся! Прорвемся на другую сторону дня из ночи. Прорвемся! Break on through to the other side!