Похищение Афины - Карин Эссекс

— Рада приветствовать вас, мистер Фергюсон, — сказала она (конечно, это имя было ей прекрасно знакомо). — Мне казалось, что вы оставили Шотландию, когда я была еще ребенком.

— Это действительно так. Не испытываю тяги к летаргии деревенской жизни. Я геолог по профессии и люблю путешествовать. Да и новые города меня интересуют.

«И радикал по репутации», — подумала она, припомнив местные сплетни о нем, которые всегда огорчали отца Роберта Фергюсона, заядлого консерватора.

Роберт был высок, много выше, чем даже Элджин, и красив, но не так, как был красив ее муж до болезни, изуродовавшей его черты. Лицо Фергюсона поражало какой-то сильной красотой. Выглядел он моложаво, несмотря на поредевшие волосы. Костюм имел безукоризненный. Не щегольской, подумала Мэри, но несущий печать отменного вкуса.

— Все еще увлекаетесь заговорами против Короны, мистер Фергюсон? — поинтересовался Элджин.

Он улыбался, но по металлическим ноткам в его тоне Мэри догадалась, что ее муж не испытывает симпатии к гостю. Элджин откровенно не разделял антимонархических убеждений.

— Пользуюсь для этого каждой возможностью. В последний раз даже не далее как на прошлом вечере у мадам де Сталь. Вы не читали ее эссе по этому вопросу?

Роберт тоже улыбался, но в его голосе звенел тот же металл.

Мэри вежливо покачала головой, давая понять, что эссе не читала, но Элджин был более категоричен и со смехом произнес:

— В самом деле, Фергюсон, вы переходите все пределы!

— Вам не доводилось бывать на приемах мадам де Сталь?

— Конечно приходилось. Думаю, на них бывал каждый мужчина, включая и вашего мистера Питта.

Элджин, как всякий тори, ненавидел премьер-министра Уильяма Питта, который был вигом. Занимая пост советника короля, он проводил, как Элджин всегда подчеркивал, политику умиротворения.

— Какого черта, Элджин! Мы, кажется, здесь все союзники, поскольку имеем общего врага, разве нет?

Двое мужчин обменялись рукопожатием, хлопнули друг друга по спине, и политика отступила, когда они начали говорить о доме. Гости разошлись, а Фергюсон задержался на некоторое время, и они с Элджином осушили по бокалу портвейна.

Скоро шотландец научился выманивать Элджина из отеля, и они стали бродить по улицам Парижа, посещая лавки торговцев стариной и предметами искусства. В результате на протяжении всего нескольких недель Элджин составил коллекцию из пятидесяти четырех картин старых мастеров, наряду с тем, что приобрел многие предметы меблировки, шандалы, канделябры, кувшины, вазы. Он также свел знакомство с виноторговцами, дюжинами закупая у них упаковки лучшего коньяка для Брумхолла. Терракота, фарфор, столовое серебро — все это было приобретено Элджином в огромном количестве за считаные дни.

— У Фергюсона отличный вкус, — однажды сказала Мэри мужу. — И по-видимому, он не ограничивает себя в расходах.

Она хотела таким образом намекнуть Элджину на то, что ему следует быть экономнее. Им не разрешили покидать пределы Франции, но жить тут приходилось на собственные средства. Отель был очень дорог, и Мэри предложила было снять в Париже особнячок, чтобы как-то снизить расходы, но теперь она думала, что при обилии соблазнов и увлечении Элджина покупками ее попытки сэкономить не увенчаются успехом.

— Мистер Фергюсон очень богат, Мэри. Я просто поверить не могу, что человек с такими средствами, к тому же тот, кому предстоит унаследовать прекрасное и обширное поместье, может увлечься правительственными реформами и проектами перестройки экономической системы. Он джентльмен, этого у Фергюсона не отнимешь, но, на мой взгляд, для шотландца он несколько неуравновешен.

Фергюсон стал предметом частых обсуждений между двумя супругами. Сейчас, когда на них не лежала забота об управлении посольством и в отсутствие детей, они практически лишились всех тем для бесед, кроме обсуждения своих новых знакомых.

— Он и вправду убежденный холостяк? — спросила Мэри.

— Да, ходят слухи. У него была скандально громкая связь с одной дамой, немецкой графиней, у которой есть от него сын. Мальчишку, кажется, воспитывают в каком-то пансионе.

— Но они не могут жить вместе открыто? Эта графиня любит мужа?

— Вовсе она его не любит. Но отец ее мужа оставил ему все состояние, и поэтому она не хочет с ним расстаться. При разводе ее, разумеется, лишат всяких прав на деньги, и ей такой исход не может понравиться. Хоть я и не сомневаюсь, что Фергюсон обеспечил бы ей безбедную жизнь.

— Как трагично! — воскликнула Мэри.

Эта история показалась ей страницей из романа.

— Ну, Фергюсон вечно в кого-нибудь влюблен. И ему всегда отвечают взаимностью.

— Он довольно щедр, — заметила она.

В недавнее время шотландец догадался о ее вкусах и иногда преподносил ей дорогие пустяки: фарфоровую чашку, коробку великолепного французского шоколаду или какой-нибудь забавный камешек из своей богатой геологической коллекции редких минералов.

— Оставаясь политическим экстремистом, он не расстался с повадками настоящего джентльмена.

— Именно его демократические склонности и нелюбовь к светским условностям мешают ему осесть на месте. Он не хочет жить на родине и, как он говорит, «стать помещиком». — Элджин пародировал Фергюсона, произнося эти слова. — Хотя что в этом можно найти плохого, лично я понять не могу и полагаю, что взрослому и зрелому мужчине желать другой судьбы нечего.

Здоровье Элджина во влажном климате французской столицы стало ухудшаться. Он предположил, что ему неплохо было бы отправиться в Бареж, городок на юго-западе Франции, и попринимать тамошние воды, знаменитые своим полезным действием. Мэри обратилась к Себастиани, тот апеллировал к Наполеону, через несколько недель разрешение было получено, и супруги Элджин отправились в путь. Роберт Фергюсон решил их сопровождать.

В Бареже их посетил граф де Шуазель-Гоффье, бывший прежде послом Франции в Порте. Элджин был поражен, увидев у себя человека, который на протяжении нескольких лет являлся его отъявленным врагом. Граф де Шуазель-Гоффье был одним из самых серьезных коллекционеров в мире и провел годы на Востоке, пытаясь прибрать к рукам парфенонские сокровища, в итоге попавшие в коллекцию Элджина. Именно он нанимал осведомителей, докладывавших ему о приобретениях англичанина, и именно он саботировал, как мог, все его усилия. Граф даже не делал секрета из своей откровенной зависти, он дал клятву приобрести античные ценности для Наполеона, который мог заплатить за них огромную сумму, и для Франции.