Похищение Афины - Карин Эссекс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даунинг-стрит, 23 декабря 1803 года
Дорогая леди Элджин, я имел честь получить письмо Вашей милости, которое, не теряя времени, представил его величеству. Освобождение лорда Элджина в обмен на освобождение генерала Бойера доставило бы его величеству самое искреннее удовлетворение, но чувство долга не позволяет его величеству дать согласие или санкционировать подобное действие. Обмен лиц, оказавшихся в плену по законам военного времени, на любого из подданных его величества, удерживаемых во Франции в противоречии с законами международного права, не является, по мнению его величества, легитимным.
Заверяю Вашу милость, что невозможность оказать Вам желаемое содействие для меня весьма прискорбна. Я был бы счастлив сделать все возможное для освобождения лорда Элджина и вызволения Вашей милости из неприятнейшего положения, в которое Вы поставлены мерами, принятыми французским правительством.
Имею честь быть, etc,
лорд Хоуксбери
Были ли правдой причины, изложенные в письме лорда Хоуксбери? Или он просто не считал Элджина лицом, достаточно важным для обмена его на захваченного в плен французского генерала? Снова Мэри пришлось убедиться в том, что британское правительство невысоко ценит заслуги ее супруга. И теперь ей осталось лишь сожалеть, что она так поспешила сообщить ему о возможном обмене.
Мэри также получила письма от своей матери и матери Элджина, но содержание их оказалось не совсем таким, какого она ожидала, — лишь прохладные похвалы ее усилиям в безуспешных попытках помочь освобождению Элджина, предпринятым на последних неделях беременности. Мать бранила Мэри за то, что она, пренебрегая интересами детей, задерживается в Париже.
«Мама разве не знает, что меня просто не выпускают отсюда?» — недоумевала Мэри.
А вдовствующая леди Марта предъявила ей настоящее обвинение, уверяя, что Мэри следует прекратить разыгрывать роль «первой красавицы каждого бала», будучи матерью троих детей, к тому же беременной четвертым. Матушка Элджина, видимо, не понимала, что Мэри принимает участие в светских увеселениях лишь для возможности поддерживать связи с важными личностями на политической арене, с людьми, которые могут содействовать освобождению ее мужа. Очевидно, кто-то из завистливых и злонамеренных англичан, оказавшихся здесь, в Париже, сообщил леди Марте о том, что «Мэри слишком часто видят в обществе некоего холостого шотландца», а это не совсем прилично для замужней женщины. И, что еще хуже, мать Элджина сообщила об этих слухах своему сыну, посоветовав ему «призвать к приличиям» жену. Если бы эта женщина только знала, как дорого стоят Мэри выезды в свет! Как ей приходится заставлять себя укутываться потеплее в промозглом Париже и каждый вечер выходить из дому, хоть она предпочла бы отдохнуть в своем скромном номере за чашкой чая. Да, она наслаждается, бывая среди людей. Но если ее и видят слишком часто в обществе «некоего холостяка», то только потому, что этот человек посвятил месяцы хлопот попыткам вернуть свободу мужу своей соотечественницы, бывшей его близкой соседки. Разве он не сочувствует ее прилежным хлопотам об Элджине?
Сам же Элджин смотрел на происходящее отнюдь не так, и его письма звучали горькими упреками:
Я знаю Париж, Мэри, мне знакомы его соблазны. Этот город, как и его обитатели, особенно те негодяи, которые преследуют невинных женщин, может толкнуть на скользкий путь. Меня информировали о том, что ты постоянно бываешь в опере. Я не упрекаю тебя в желании развлечься, но, видит бог, как это странно в нашем положении. Твое поведение ранит меня сильнее, чем моя неволя. И я откровенно поражаюсь как тому, что ты, оставшись в одиночестве, принимаешь у себя мужчину, пребывая с ним наедине в номере гостиницы, так и тому, что вас часто видят вместе. Меня поражает, что ты совершаешь прогулки в обществе человека, который не является твоим мужем. Я шокирован, что ты допускаешь его в наше с тобой личное жилище. Все рассказывают, будто видят тебя постоянно в обществе мужчин и никогда в компании женщин. Не стану сообщать всего, что дошло до моего сведения. Ты не поверишь, сколь многое мне стало известно о твоем поведении за время, протекшее после твоего отъезда.
Мэри была поражена в самое сердце и немедленно написала ответ. Все те мужчины, в обществе которых ее видят, это люди, имеющие возможность содействовать освобождению мужа. Если Элджину известна хоть одна женщина, которая может быть им полезна наряду с Талейраном или Наполеоном, пусть он напишет, и Мэри немедленно станет общаться с ней.
Что же касается мистера Фергюсона, которого ты готов обвинить в недостойном поведении, то скажу, что ни ты, ни я никогда не имели столь преданного друга. По отношению ко мне, не знавшей братской любви, он ведет себя как лучший из братьев.
Месяцы упорных усилий, предпринятых Мэри, привели к тому, что Наполеон согласился освободить Элджина из лурдской темницы с условием, что он останется в городе По, где будет находиться под постоянным наблюдением. Наполеон сообщил Мэри об этом в кратком послании, выражая сожаление о том, что вынужден держать мужа вдали от нее, но уверяя, что не может позволить последнему свободно разгуливать по Парижу.
Элджин тут же приказал Мэри приехать.
Так как Бонапарт считает необходимым держать меня в одной из провинций, тебе следует немедленно присоединиться ко мне. Это единственный вариант, который допускают рамки приличий. Я располагаю относительной свободой и надеюсь жить в лоне своей семьи, пусть и не в столице. Тебе следует забыть о флиртах и прекратить болтаться по городу: пора наконец подумать о моем положении. Так как я уже освобожден, у тебя нет оснований наслаждаться ночной жизнью Парижа с человеком, который не является твоим мужем.
— Но я жду ребенка, — жаловалась она Фергюсону, доставившему ей письмо Элджина.
— Ваш муж сам не свой от огорчений, Мэри, — попытался утешить ее Роберт; он усвоил привычку звать ее просто по имени, когда они оставались наедине. — Стоит ему оправиться от жестоких условий темницы, он сразу же придет в себя.
Но недоверие Элджина глубоко ее расстроило, и, пока Роберт сидел рядом в кресле, она тут же начала писать ответ.
Что за прекрасный тон переписки ты, Элджин, завел? Приказывать мне сей же час оставить Париж, но разве ты не понимаешь, что со дня на день у меня должны начаться роды? И в таких условиях ты готов подвергнуть меня риску путешествия? Тебе совсем не дорого мое здоровье, Элджин? Это все, что я могу тебе сейчас сказать. Твое письмо каждой своей строкой обидело меня слишком сильно, чтоб я могла найти в себе силы написать ответ.