Афанасий Фет - Михаил Сергеевич Макеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ещё одно опекунство Фета миновало. В начале 1872 года скоропостижно скончался его зять Александр Никитич Шеншин, и овдовевшая Любовь Афанасьевна обратилась к брату с просьбой взять под опеку её единственного сына Владимира, так же, как Петруша Борисов, находившегося в катковском лицее. В первом же разговоре тот проявил себя совершенно чуждым дяде: «Приехавший ещё к завтраку 16-ти летний Ш[еншин] — не преминул блеснуть своею возмужалостью перед Петей и Олей и рассказал, что он, к сожалению, не может одновременно с Петей возвратиться в лицей, так как должен быть шафером у М-llе М-ой и к этому дню должен заказать себе фрак и три пары перчаток. Одну — чтобы держать венец, другую — чтобы наливать шампанское, а третью — для танцев». После того как сестра выразила просьбу об опеке, Фет обратился к племянничку: «Никакого фрака и особенных перчаток тебе не нужно, а поедешь ты одновременно с Петей в катковский лицей». На следующий день Любовь Афанасьевна передумала, и «в начале августа Петя и Оля уехали в Москву, а Володя остался заказывать фрак и покупать перчатки к предстоящему шаферству»478. Намного позднее — 16 января 1880 года — Фет писал Льву Толстому: «...Гадкий мой племянник для меня гадок, как неопрятное животное, и я никогда не приближу его ко мне, т. е. не допущу до своей сферы»479. Володя стал для Фета воплощением тех качеств, которые он ненавидел в дворянстве и которые, был уверен, неизбежно приведут это сословие к моральному и материальному банкротству. Кажется, в этом случае так и получилось — в письме Софье Андреевне Толстой от 23 января 1888 года Фет называет племянника «промотавшимся».
За этими смертями, опекунскими и хозяйственными заботами, лечением для стихов по-прежнему остаётся мало времени. Но среди немногих произведений этого периода — написанное скорее всего в 1869 году поразительное стихотворение «Истрепалися сосен мохнатые ветви от бури...», в котором новая «шопенгауэрианская» философичность гармонически соединена с лучшими чертами фетовской неповторимой поэтической манеры, выражается не через сентенции, но через соположение предметов и чувств. Здесь несколько сольных партий — треплющиеся сосны, рыдающая дождём ночь и «грубо-насмешливо» «меряющий время» маятник — разыгрывают трагическую композицию, говорящую об ужасе «временного» состояния человека, прикованного к земле, о беспросветном мраке, покрывающем жизнь, обречённую на невосполнимые утраты. Только то, что уже избавилось от тяжести земного бытия, преодолело время, способно и лирическому герою дать возможность на миг забыть о его бренности:
...О, войди ж в этот мрак, улыбнись, благосклонная фея, И всю жизнь в этот миг я солью, этим мигом измерю, И речей благовонных созвучием слух возлелея, Не признаю часов и рыданьям ночным не поверю!Эта «фея», способная своей улыбкой осветить мрак, — конечно, пребывающая в вечности Мария Лазич.
К 1872 году относится написанное от лица женщины стихотворение «Всю ночь гремел овраг соседний...», снова тонко соединяющее чувственность и музыкальность, особенно смело проявляющаяся в соединении первых двух строф:
Всю ночь гремел овраг соседний, Ручей, бурля, бежал к ручью, Воскресших вод напор последний Победу разглашал свою. Ты спал. Окно я растворила, В степи кричали журавли...В 1873 году было написано стихотворение «В дымке невидимке...», где снова ощущение любви как музыки, соединяющей человека и мир, при этом присутствует и найденная в конце 1850-х годов эротичность:
В дымке невидимке Выплыл месяц вешний, Цвет садовый дышит Яблонью, черешней. Так и льнёт, целуя Тайно и нескромно. И тебе не грустно? И тебе не томно? Истерзался песней Соловей без розы; Плачет старый камень, В пруд роняя слёзы. Уронила косы Голова невольно. И тебе не томно? И тебе не больно?В это время Фету было где печататься. Он не желал иметь дело с Катковым, но появились новые возможности. 16 августа 1868 года поэт получил письмо от ставшего одним из редакторов нового славянофильского журнала Николая Семёновича Лескова, ведшего персональную ожесточённую борьбу с нигилистами и видевшего в авторе очерков «Из деревни» единомышленника:
«Милостивый государь Афанасий Афанасьевич! <...> С 1869 года в С.-Петербурге будет издаваться журнал “Заря”. Принимая близкое и живейшее участие в судьбах нового журнала и очень любя Ваши сельские письма, я имею честь просить Вас не отказать нам в Вашем сотрудничестве. Прошу Вас почтить меня Вашим уведомлением: можем ли мы на Вас рассчитывать и заготовить для нас к ноябрю месяцу первую Вашу корреспонденцию, в которой бы желалось по возможности видеть общий очерк состояния помещичьих и крестьянских хозяйств в настоящее время. Затем следующие пусть имеют характер текущих хроник.
Если же у Вас есть какие-либо готовые для печати поэтические Ваши произведения, то не откажите сообщить и их. <...>
Ваш покорный слуга Ник. Лесков»480.
Фет воспользовался и тем и другим предложением. За недолгое время, пока выходила «Заря» (закрылась в 1872 году), он напечатал там несколько стихотворений и, что могло быть ещё важнее для него, четвёртый, заключительный очерк «Из деревни», в котором подвёл итоги не только циклу, но и своему опыту и своим размышлениям
