Зов Оз-моры - Андрей Хворостов

— Благодарю, батюшка-воевода!

— Подожди радоваться. Надел вроде и хороший, но пашни там мало. Лес да болотина! Доход будет крохотным… а спросят с тебя в полном размере. Выкручивайся!

«Доспехи дорого стоят, но я могу их не покупать. Сам ведь ковать умею, да и Валгая подпрягу… а руды болотной в тех краях сколько хошь. Потяну!» — решил Денис.

— Выкручусь, батюшка-воевода! — веско ответил он.

— Ну, тогда добро. Подписывай челобитную. Она, как и в прошлый раз, составлена уже.

Денис подписал бумагу, поклонился до земли Боборыкину и вышел из съезжей избы.

Пока Денис дошёл до дома, вся его радость улетела далеко-далеко призрачной птицей. Сбылась его давняя мечта: и он сам, и пока не рождённые дети его станут теперь служилыми по отечеству. С поместьем, с работниками. Однако чем больше он думал об этом, тем тяжелее становилось у него на душе.

В караульную избу Денис вернулся в полной растерянности.

— Испоместили нас с тобой, голубка моя, — сказал он жене с порога. — Вирь-атя наша теперь.

— Лучше б серебра дали, — тяжело вздохнула Варвара.

— Верно вздыхаешь, Толганя! Наказов целый воз. И деревню защищай, и тягло с крестьян тряси, и церковь построй, и доспехи с оружием справь — себе и двум ратникам. Ещё окстить всех надо… С людьми тебе гутарить придётся. Ты ж мокшанка, не я… Справимся?

— Разве что Ведь-ава поможет…

-

[1] Примерно через полчаса: скорость зимородка в полёте — примерно 80 километров в час.

[2]Переймы схватывают — старое тамбовское выражение. То же, что «шарики за ролики зашли».

[3]«Кона шкайсь начфты, ся шкайсь косьфты» (мокш.) — Какой бог намочит, тот и высушит.

[4]Сорока — женский головной убор. На Тамбовщине его носили и русские, и мокшане.

[5] Напомню, что городовые сыны боярские — это низшая ступень феодальной иерархии. Наделы у них были меньше, чем у дворян, а доспехи и оружие хуже. В дальние походы их брали реже.

[6]200 четей — 110 га. Средний поместный оклад недавно повёрстанных сынов боярских.

Глава 50. Храм на крови (эпилог)

Варвара ловко спешилась возле дома Офтая. На ней была дорожная одежда — короткий холщовый панар, скреплённый золотым сюльгамом, шушпан из отделанной красной шерстью поскони, маленькая панга в виде чепца и штаны-понкст.

По русской крепости она, конечно, никогда так не ходила, предпочитая голубой с серебристой вышивкой сарафан либо распашной бирюзовый летник, мягкие жёлтые сапожки из хоза и убрус, сороку или кокошник, отделанный речным жемчугом. А вот в поместье она всегда одевалась по-мокшански, старалась держаться скромно и не возносилась над крестьянами, избегала без надобности навязывать им свою волю, обычно говоря: «Это как пуромкс решит…» Так жить было спокойнее и безопаснее, ведь поместьем управляла именно она: Денису было не до того, он жил на службе, старался стать своим в служилом «городе»[1] и покидал крепость, лишь отправляясь в поход.

Вот и сейчас он ускакал в погоню за татарским отрядом, а жену отправил в Вирь-атю. За её жизнь он не боялся — знал, что при необходимости Варвара сможет, обернувшись зимородком, упорхнуть и от лихих людей, и от хищных зверей. Двухмесячный плод, конечно, потеряет, но это дело наживное.

Варвара помнила, как бывшие односельчане сожгли её избу. Они, конечно, поставили новый дом, намного просторнее и выше прежнего. И она их простила, однако не забыла того пожара, потому и была почтительной с ними.

Прискакав в деревню и немного отдохнув в господском доме, Варвара направилась к избе деревенского старосты. Там её ждали девушки с хлебом-солью.

— Азорава [2] наша прибыла! — подобострастно закричали они. — Кормилица наша! Толганя!

Варвара благосклонно улыбнулась бывшим односельчанкам и отломила кусочек каравая. Пока она жевала хлеб, народу у входа в дом прибавилось. Некоторые крестьяне даже пришли с детьми.

— У нас всё ещё нет оз-авы… — прощебетала маленькая девочка. — Спой Оз-мору на керемети! Ты же так красиво поёшь.

Варвара изумлённо посмотрела на неё. «Наверняка папа с мамой научили, — решила она. — Взрослые постеснялись придти к помещице с такой просьбой, вот и надоумили дочку».

— Потом спою. Обязательно спою, — пообещала она не только девочке, но и всем собравшимся. — Но сейчас никак не могу, иначе моего супруга лишат поместного оклада. Ведь я прибыла по случаю царёва приказа. Мне велено проверить, как вы возводите храм в честь Пресвятой Богородицы.

— Уже ставим, — доложил, выйдя из избы, Офтай. — У мельничного омута. Как ты и хотела.

— Я? — удивилась Варвара.

— Ты же сказала «ставьте, где пуромкс решит». Вот мы и обсудили, и выбрали место.

— Идите туда! — распорядилась новоявленная помещица.

Варвара вскочила на коня и поскакала к мельнице, скрип колеса которой слышался издали. Он был настолько громким, что почти заглушал звуки летнего луга: чириканье жаворонков, дневное поскрипывание кузнечиков, тревожные вскрики чибисов…

Подъезжая к омуту, она увидела выходящего из воды высокого старика, тощего и сутуловатого, с мертвенно бледной кожей. В его белых волосах запуталась ряска, и они казались зеленоватыми.

Он немного обсушился под солнцем, натянул на голое тело подризник, надел тёмно-лиловую скуфью, такого же цвета кафтан-однорядку и серебряный пяденный крест.

— Поп! — ахнула Варвара.

Она подождала, пока её догонят пешие крестьяне, и спросила у Офтая, как жителям Вирь-ати удалось заманить в деревню священника.

— Сам явился, — ответил инь-атя. — Узнал, что мы собрались церковь строить, вот и пришёл.

— Странно! — хмыкнула Варвара. — Очень странно! Иные приходы годами ждут, когда епархия пришлёт попов, или переманивают их из других сёл, или выбирают среди мирян[3]… А этот сам объявился!

— Сжалились над нами боги, — ответил Офтай. — Пожалели нас. Оно и правда, как же нам без попа-то прожить? Он и место под церковь освещал, и служить там будет, и на керемети петь… пока оз-аву не найдём.

— На керемети петь? — удивилась Варвара. — А где ж Нуянза?

Офтай указал на участок, где будет строиться церковь.

— Там же и она!

— Кто из них Оз-мору будет петь?

— Он. Ты же никому не скажешь, Толганя?

Священник взял огниво и начал разжигать костёр. В его движениях проглядывало что-то неестественное, он словно не был живым.

— Мы сюда вовремя пришли, — сказал Офтай. — Сейчас он будет освящать место под церковь.

Варвара подошла поближе к попу и взглянула на его лицо. Оно было таким же бледным, как и тело. Под глазами темнели огромные круги. Лиловатые, почти бескровные губы дрожали, а из прогалины раздвоенной бороды выпирал кадычище.

Черты лица святого отца показались Варваре знакомыми. «Где ж я его видела?» — попыталась