Император Крисп - Гарри Тёртлдав

— Быть может, мы и ближе, — холодно заметил Крисп. — Но ты сам все время повторял, что Ливаний не дурак. И, уничтожив Гарсавру, он наверняка отошел от города. А я не хочу преследовать его до самого Эчмиадзина; я хочу заставить его принять сражение за пределами его стен.

— И как вы предлагаете это сделать? — спросил Саркис. — Проклятые фанасиоты перемещаются быстрее нас; они даже не обременены награбленным, потому что сжигают добро, а не таскают его за собой.

— Знаю. — Нахмуренный взгляд Криспа был черен, как зимняя полночь. — Однако полагаю, что ты был прав: мы обязаны попытаться. Ливаний не может всегда оказываться умнее нас — по крайней мере, я на это надеюсь. И если мы пустим армию по обдуманному маршруту, то, возможно, сойдемся с ним лицом к лицу на плато. Во всяком случае, есть смысл попытаться.

— Да, — энергично кивнул Саркис. — Наши кавалеристы в Тавасе сумеют продержаться против любых сил, которые есть в тех местах у фанасиотов… а теперь мы знаем и то, где рыщут их основные силы.

— Да, знаем. Только знание это досталось нам слишком дорогой ценой.

Крисп наклонился и сплюнул на землю, словно совершая ритуальное отвергание Скотоса, и начал отдавать приказы, меняющие маршрут армии от побережья к центральному плато. Но изменение маршрута было самой легкой частью задачи.

Гораздо сложнее окажется обеспечение армии едой и фуражом на новом, незапланированном пути.

Суматоха перемен закрутила его настолько, что он забыл послать Эврипу ответ.

Фостий направил рыбацкую лодку к маленькому причалу, откуда отец обычно отплывал на рыбалку. Он выбросил на доски причальный конец, вылез на причал и привязал лодку.

Он помогал выбраться из лодки Оливрии, когда дворцовый слуга открыл калитку в стене, отгораживающей дворец от моря, и возмущенно воскликнул:

— Ты за кого себя принимаешь, парень? Этот причал не для кого угодно, а для самого Автократора, благослови его Фос, так что отведи свою вонючую лодчонку в другое место.

— Ничего страшного, Соран, — ответил Фостий. — Думаю, отец возражать не станет.

Ему даже в голову не приходило, что Соран может его не узнать — грязного, лохматого, в дешевой и драной длинной тунике, да еще загорелого. Кстати говоря, он и под туникой загорел кое в каких интимных местах, потому что занимался с Оливрией любовью прямо под яркими лучами дневного солнца. Она тоже загорела, а местами и обгорела, так что по пути в столицу они делили пополам и страдания, и рыбу.

— Ах, твой отец возражать не станет, вот как? — возмутился слуга, уперев руки в бока. — А не соизволишь ли назвать его имя? Ты свое-то имя не забыл?

У Фостия появились аналогичные сомнения, но он не стал их высказывать.

— Меня зовут Фостий, а мой отец — Крисп, Автократор видессиан. А я, как ты поймешь, если внимательнее присмотришься, сбежал от фанасиотов.

Соран, у которого уже имелся наготове новый резкий ответ, сделал паузу и пристально вгляделся в лицо Фостия. Слуга был слишком смугл, чтобы побледнеть, но челюсть его отвисла, глаза расширились, а правая рука словно сама по себе очертила на груди солнечный круг. Он простерся ниц, бормоча:

— Ваше младшее величество, вы сами… то есть это вы и есть! Прошу, умоляю — тысяча извинений! Хвала Фосу, что он подарил вам безопасное возвращение домой и вновь благословил свободой.

Оливрия, стоящая рядом с Фостием, хихикнула. Фостий укоризненно покачал головой и сказал слуге:

— Вставай, вставай. Я прощаю тебя. А теперь скажи мне немедленно, что происходит, почему я видел в небе так много дыма, когда переплывал Бычий Брод?

— Еретики снова взбунтовались, ваше величество, и пытаются сжечь весь город, — ответил Соран, поднявшись.

— Именно этого я и опасался. Тогда отведи меня немедленно к отцу.

На лице Сорана появилась маска преувеличенного сожаления, которую разумный слуга надевает всякий раз, когда вынужден говорить «нет» члену императорской семьи:

— Не могу, ваше младшее величество. Император покинул столицу, чтобы воевать с фанасиотами.

— Ну да, конечно же, — отозвался Фостий, досадуя на собственную тупость.

Если бы имперская армия не выступила в поход, его не послали бы в Питиос и ему не удалось бы сбежать.

— Тогда кто командует в столице?

— Его младшее величество Эврип, ваш брат.

— Вот как, — выплюнул слова Фостий, словно человек, зачерпнувший вместе с похлебкой камушек. С точки зрения Криспа, такое назначение было вполне разумным, особенно в отсутствие Фостия. Но никто меньше Эврипа не будет обрадован его внезапным возвращением. Что ж, ничего не поделаешь. — Тогда отведи меня к нему.

— Конечно, ваше младшее величество. Но не желаете ли вы и ваш… э-э… спутник… — Оливрия спрятала волосы под шляпу, а облачена была в мешковатую мужскую одежду, поэтому Соран не мог понять, девушка она или юноша, — сперва освежиться и переодеться в… э-э… более подходящие одеяния?

— Нет. — Фостий, насколько смог, вложил в это слово властность; уже произнеся его, он понял, что подражает тону Криспа.

Каким бы ни было происхождение этого тона, сработал он превосходно.

— Конечно, ваше младшее величество. Соблаговолите следовать за мной.

Фостий пошел за слугой. Когда троица шла через дворцовый комплекс, к ним никто не приближался. Все, кто их видел издалека, наверняка полагали, что Соран ведет двух работников выполнить какое-то дело.

Для Фостия дворцовый комплекс был просто домом. Он не обращал особого внимания на лужайки, сады и здания, мимо которых проходил. Оливрии, однако, все они были внове и казались восхитительными. То, как девушка пыталась увидеть все сразу, с каким восторгом разглядывала Тронную палату, вишневую рощу, окружающую императорскую резиденцию, и Палату Девятнадцати лож, заставило и Фостия взглянуть на них новыми глазами.

Эврип руководил сражением с бунтовщиками не из дворца, а из штаба на площади Паламы. Солдаты и горожане заходили и выходили, доставляя и получая новости, приказы и распоряжения. Огромный халогай у входа осмотрел Фостия с неприкрытым сомнением.

— Что тебе здесь надо? — спросил он по-видесски с акцентом.

— Хочу увидеться с братом, Хервиг, — ответил Фостий.

Хервиг уставился на него, гадая, кем может оказаться его брат — и кто он сам такой, раз обращается к императорскому телохранителю по имени. Через несколько секунд хмурость халогая сменилась радостью.

— Младшее величество! — прогудел халогай, да так громко, что люди принялись оборачиваться. Одним из обернувшихся оказался Эврип.