Дети выживших - Сергей Смирнов

Из этой проволоки он соорудил отмычку.

Перед рассветом, когда спали все, даже стражники, он открыл замок, затем просверлил маленькую дырку в деревянном полотне двери, просунул проволоку и отодвинул задвижку. Дырку он с обеих сторон затёр рисом и слюной, и сверху еще замазал грязью, собрав пыль с подоконника.

Стражника у двери не было, и Ибрисс спокойно спустился вниз. Там, в небольшом закутке у самой лестницы, стражник и спал — спал мирно, положив голову на сложенную вдвое суконную подшлемную шапочку.

Ибрисс прошел мимо него.

В коридорах было темно — Фрисс жалел денег на ночное освещение, светильники горели только возле его собственных покоев. Но Ибриссу не нужен был свет. Он помнил каждый коридор и даже каждую выбоину в камне. Он даже помнил, сколько шагов в длину был каждый коридор.

Он шел, не задерживаясь, прямо к своей бывшей детской комнате. Ведь тогда он был единственным и любимым сыном. И его спаленка была самой лучшей комнатой во дворце.

Возле двери горел ночник. Дверь была новая, крепкая, очень красивая. Ибрисс недолго ковырялся с замком — все они были однотипными. Открыл дверь и замер на пороге.

В комнате ничего не было.

Нет, здесь была новая мебель, кровать с царским балдахином, мягкие пуфы, и даже драгоценное аларгетское зеркало на стене.

Но не было ни полок, ни рукописей, ни книг.

Ибрисс с недоумением прислушался. Кто-то спал на огромной кровати. Робкий рассвет едва проникал в комнату, и спавший оставался в тени.

Ибрисс сделал несколько шагов вперёд. Остановился, вглядываясь. Он увидел женщину с черными кудрями, связанными в пучки. Голова из-за этих пучков казалась уродливой, как будто выстриженной клочками.

Ибрисс дотронулся до лица женщины, провёл пальцем по волосам. Смутное воспоминание забрезжило было в его памяти, и тут же погасло.

Он повернулся и на цыпочках вышел, закрыв за собой дверь совершенно бесшумно.

— Мама, ты не спишь?

Сморщенная, маленькая, как птичка, Арисса похрапывала.

— Мама?

Королева почмокала, вздохнула и сонно спросила:

— Кто это? Это ты, Ибрисс, мальчик мой?

— Я, мама… Извини, что разбудил тебя… Но я хотел кое-что спросить.

— Ох, сынок, лучше бы завтра…

Она внезапно встрепенулась.

— Постой… А как ты вошел сюда? Разве Фрисс не приказал тебя стеречь?

— Пустяки, — отмахнулся Ибрисс.

— Да и за моей дверью тоже стоит стражник…

— Никто там не стоит, мама. Тебя просто запирают на ключ и уходят спать.

Арисса покачала головой.

— И всё-таки что-то не так. Я это чувствую. Сынок! Что-то случилось?

Ибрисс набрался духу:

— Мама, скажи: кто спит в моей комнате?

— В твоей комнате?..

— Ну да, — раздражаясь, повторил Ибрисс, — в моей бывшей детской спаленке. Там сейчас спит чужая женщина. С черными волосами. Под королевским балдахином. Кто она?

— А-а… — протянула Арисса, наконец, догадавшись, о чем идёт речь. — Это невеста нашего Фрисса. Он сказал, что она — принцесса из Таннаута… Ты подумай-ка, — как далеко зашла слава о нашем короле, — о моём славном мальчике.

— Она не из Таннаута, — перебил Ибрисс, переступая с ноги на ногу от волнения. — На Таннауте живут люди смуглые и низкорослые, с маленькими руками и мягкими волосами.

— Ну… Люди бывают всякие… К тому же она — королевских кровей…

— На Таннауте каждый второй человек — королевских кровей! — почти выкрикнул Ибрисс. Этот разговор становился для него всё мучительнее. — Мама! Ты слышишь меня? Чужая женщина спит в моей спаленке!

— Да, сынок, слышу…

Арисса удивленно прислушалась, потрогала его за руку.

— Что с тобой? Ведь я уже сказала — это невеста нашего Фрисса, будущая королева. А твоя детская — лучшая комната во дворце. Вот, наверное, Фрисс и поместил её туда.

— Но мои рукописи! — выкрикнул Ибрисс, осёкся и повторил свистящим шёпотом: — Мои рукописи. Тетрадки со стихами и научными записями… Они исчезли! И вчера я увидел, как слуги во дворе сложили из них костёр!

Арисса в недоумении пошарила руками вокруг себя, потом начала поправлять ночной чепчик.

— А разве в комнате были рукописи?.. Может быть, ты ошибся, и на костре жгли ненужные бумаги?

— Я не ошибся, мама! Я видел!..

— Ну… всё-таки… — Арисса тоже разволновалась. — Эти бумаги хранились там столько лет, и ты ни разу о них не вспомнил… Там было ужасно пыльно, — мне рассказал Биотт, — и мыши изгрызли пергамент…

Она говорила что-то еще, но Ибрисса рядом уже не было. Он бесшумно повернулся и вышел. Теперь, несмотря на свою полноту и кажущуюся неуклюжесть, он двигался беззвучно, как тень.

Некоторое время он бродил по коридорам, а потом, услышав, как просыпаются обитатели, тихо вернулся в свою комнатку в башне, закрыл замок и задвинул внешний засов на двери, и лег на доски, глядя в чудесный, разрисованный светотенью потолок.

Лагуна

Уже несколько дней флотилия из пяти кораблей двигалась вдоль низкого берега, погруженного во мглу. Стояла почти безветренная погода, и с берега бриз доносил отвратительный запах: это был запах смерти, ибо испарения Лагуны убийственны.

Зенопс, сидя в каюте Гаррана, охотно рассказывал были и небылицы, пока корабли неспешно шествовали друг за другом, ловя каждый порыв ветра, вдоль низких мёртвых берегов.

— Это самое страшное место на земле, — говорил Зенопс, прихлебывая, по обыкновению, легкое ланнское вино. — В длину Лагуна тянется миль на восемьдесят, а ширину никто не измерял. Миль пятнадцать, наверное. С той стороны топи и болота, и почти ничего не растет, кроме жирных бурых водорослей, которые высовывают побеги из воды. Когда-то здесь, говорят, была превосходная гавань, стояли города, и вся эта низменность была цветущим краем. Потом была война, залив обмелел, песчаные косы и отмели соединились, и залив превратился в Лагуну, отделенную от моря узкой полоской. Вода в лагуне зацвела и испортилась. В лагуну впадает только одна река — Уахха, но она наполняется только в сезон дождей, да и в это время редко достигает лагуны — воды Уаххи разбирают на поливку ланны-земледельцы.

Вся низменность вокруг лагуны тоже постепенно вымерла; говорят, что ядовитые испарения убили там всё живое. Видите эту мглу? Её не может рассеять даже сильный ветер, и она постоянно висит над мёртвой водой. Теперь вокруг лагуны кладбище. Животные с Синих гор, с плато Боффа спускаются сюда, когда чувствуют приближение смерти. Приходят даже сайги из хуссарабских степей. Смерть возле лагуны лёгкая: животные просто засыпают. Так что вся низменность сейчас покрыта костями. Среди них, говорят, есть кости драконов, о которых рассказывают в сказках. Но там ведь никто из людей не был, так что придумать можно всякое. Западные хуссарабы называют эту низменность «Пойдешь — не вернешься».