Ведьма - Дональд Маккуин

Гэн схватил заикающегося Леклерка за руку и, рывком развернув к себе, прижал его спиной к стене.

— Ни слова больше! Никто не смеет оскорблять Эмсо в моем присутствии! Ты простишь ему эти слова и то, как он их сказал. — Не отпуская Леклерка, Гэн посмотрел на Эмсо и продолжил: — Ты говоришь о соплеменниках этого человека! Ты простишь его вспышку.

Пока Леклерк безостановочно повторял «да» и «конечно», челюсть Эмсо оскорбленно подрагивала. Наконец он выдавил из себя:

— Я сказал больше, чем следовало, — и разразился неожиданным грубоватым смехом, который еще больше усугубил воцарившуюся в комнате гнетущую атмосферу. Прервав свой смех, Эмсо произнес: — Вот так всегда бывает. Самое незначительное превращается в главное. Самые незначительные слова оказываются самыми громкими.

На этом он отсалютовал, подняв кулак к правой скуле. Гэн освободил Леклерка, который машинально отсалютовал в свою очередь. Гэн широко улыбнулся.

В Леклерке вспыхнуло чувство обиды. Он расценил эту улыбку как снисхождение, будто знаменитый воин притворялся, что признает плюгавого мыслителя равным себе. Обида становилась все сильнее — с ним грубо обошлись и отругали за то, что он осмелился высказать свое мнение. Леклерк пытался себя убедить, что он выдумывает мелодраму, что Эмсо не имел в виду ничего плохого. И все же, когда он украдкой взглянул на Эмсо, продолжавшего скрываться в темном углу, по спине его пробежали мурашки.

Гэн прошел вдоль стола и встал перед своим старым другом Эмсо.

— Я читаю в твоем сердце, а ты — в моем. Мы сражаемся во имя того, кто в нас нуждается. Мы правим потому, что чувствуем, что обязаны. Тебе известно пророчество, которым я руководствуюсь.

— Я страшусь его, — правдиво ответил Эмсо. — Твоя мать говорила, что перед тобой всегда будут две дорога, одна из которых приведет к славе, а вторая — к позору. Ты всегда должен двигаться вперед, всегда делать выбор. Я чувствую вкус воздуха на этой тропе. И он отдает вонью позора!

— Пусть так, — ответил Гэн. — Тогда самое худшее, что может случиться, — моя гибель. Такие, как я, не могут жить в позоре.

Стиснув перед собой кулаки, Сайла бросилась к этой паре. Это было до смешного нелепое оружие против двух резко повернувшихся к ней мужчин. Их лица вдруг стали тревожными. Сайла клокотала от ярости.

— Разве смерть — единственное, в чем вы разбираетесь? Вы измеряете жизнь тем, как уходите из нее? Меня тошнит от вас! Слышать ничего больше не желаю о славе или позоре! Ты будешь жить. Ради сына и жены, даже если потеряешь все остальное! А ты, Эмсо! Ты сошел с ума? Ты нужен Гэну Мондэрку. Возможно, в глубине души ты никогда и не воспримешь меня, но никогда не соединяй имя этого человека с позором. Пока ты рядом с ним, ничто не опорочит его честь!

Когда она закончила, Гэн уже улыбался, а Эмсо заметно побледнел. Мондэрк попытался заговорить, его заглушил седой воин, который будто не заметил, что Гэн хотел что-то сказать. Его речь была неестественно пронзительной, слова торопливо срывались с губ.

— Ты права. У него своя судьба. И это и моя судьба. Что бы ни случилось, никто не смеет усомниться в моей преданности. Это известно всем. Особенно тебе, Жрица Роз.

— Я причинила тебе боль, — ответила Сайла. — Я этого не хотела. Когда-нибудь ты поймешь, что я была права.

Эмсо покачал головой. Он повернулся к Гэну.

— Я ухожу. Но прежде чем уйти, я скажу тебе слова, которые ты не должен забывать. Первое — колдовство. Второе — ведьма. А чем иным является Слезы Нефрита? Чем иным является Жрец Луны? Спроси себя, почему такие странные силы восстают против нас? Почему сейчас? Помни, только ты можешь выбрать свой путь.

Эмсо ушел. Он быстро вышел в дверь, и пламя освещавшего выход факела заколебалось. Повисло тягостное молчание, и все быстро разошлись. Первым откланялся Леклерк. Налатан вызвался проводить его, и Леклерк с радостью принял предложение. Когда они вышли из комнаты, Леклерк спросил, посмотрев в лицо своего более высокого спутника:

— Ты веришь всей этой болтовне о колдовстве и ведьмах? — Длинный коридор был освещен редкими свечами. В их неровном свете казалось, что вопрос повис в воздухе.

Налатан рассмеялся. Одновременно он незаметно осенил себя Тройным Знаком.

— Я был монахом, помнишь? Я отвечу так, как меня учила Церковь.

— Нет, нет! Ответь мне как Налатан. Скажи правду.

— Я верю в силу зла так же, как в силу добра. — Налатан удивился, что ему приятно говорить об этом с Леклерком. — Я верю, что люди обладают огромной внутренней силой. Мне приходилось видеть, как мужчины, не дрогнув, смотрели в глаза тем, кто отрезал им руки и ноги. Я видел людей, которые так ненавидели, что сила их ненависти изводила до смерти других. Возьми, например, Сайлу, которая боролась больше любого мужчины, отыскивая Врата. Она — Жрица Роз, военная целительница, но она руководила воинами. А Конвей с теми огромными псами. Он приносит смерть, как зимняя буря. А моя Доннаси. Мы шли за Жрицей в бой. Она этого требовала, потому что Церковь нуждалась в тайне Врат. И мы ей повиновались. Нами управляла сила.

— Сила разума. — Налатан резко повернулся, услышав юмористическую нотку в словах Леклерка, но тот, похоже, обращался к самому себе. Леклерк продолжил: — Ты размышляешь о причинах явлений. Это важно. Это, пожалуй, самое главное. Возможно, именно поэтому ты мне нравишься. Я чувствую, что ты родился не только для того, чтобы быть военной машиной, так же как и я… — Леклерк неожиданно остановился, а затем продолжил: — Признаюсь, я бы хотел стать таким воином, как Конвей или ты. Но я не могу. Зато я могу делать другое. Я заслуживаю лучшего обращения. Ну, ничего. Но вот что я тебе скажу: простой силой Летучую Орду и Скэнов не победить. Может, Гэну и нужен Эмсо. Но я ему абсолютно необходим. Больше, чем кто-либо может понять. — Почему-то эта мысль показалась Леклерку смешной. Он долго и громко смеялся. Налатан пожалел, что слишком темно и он не может рассмотреть лицо человека, способного извратить звуки веселья и заставить холодные камни звенеть скрытым одиночеством.

Глава 64

Казалось, тьма насмехалась над Налатаном. Успокаивающий запах моря и земли дразнил его. В его голове зарождались новые мысли, но все они неизбежно возвращались к образу его жены. В ее отсутствие в памяти всплывал каждый момент, который они провели вместе. Любая мысль о ней была ярким, затмевающим все остальное воспоминанием; оно одновременно и восхищало, и приносило нестерпимую боль.

Откинув одеяло, Налатан поднялся с кровати. Через открытое окно дул холодный ветер с моря. Он с радостью встретил его бодрящие порывы; уж лучше полностью проснуться и ощущать эту освежающую прохладу, чем расслабленно нежиться в теплой постели. Он без труда нашел свою одежду — расположение всех вещей в этой комнате было слишком хорошо ему известно, ведь он провел здесь много таких одинаковых ночей. Налатан едва заметно усмехнулся. Стража замка ненавидела его ночные прогулки. Это были хорошие, понятливые люди, но простые солдаты, несмотря на все обучение. Они с трудом воспринимали, что кто-то может приходить и бродить среди них, оставаясь при этом невидимым и неслышимым. Стражники ужасно пугались, когда он пытался поговорить с ними из темноты, а некоторые просто сходили с ума от страха. Он старался объяснить им о своем умении превращаться в воина-монаха, но те только обижались. Сейчас Налатан предпочитал не таиться, когда ему приходилось гулять по ночам, убегая от бессонницы.

Скамейки в саду вокруг замка были расставлены по тщательно продуманному плану — с любой из них должен открываться наилучший вид на постройки и буйную зелень замкового парка. Однако в темноте это не имело никакого значения, и Налатан сел на первую попавшуюся.

Увидев человека, крадущегося вдоль стены, он не поверил своим глазам. Но вот фигура снова продвинулась в темноте. Мгновенно забыв о своих болезненных воспоминаниях, Налатан схватился за рукоятку меча.

Крадущийся человек старательно прижимался к стене. «Интересно, кто бы это мог быть? — подумал Налатан. — Один из слуг? Любитель тайных свиданий?» Человек бесшумно двигался вдоль стены. Его правая рука, едва различимая в темноте, была поднята, согнута в локте и отведена за плечо. Вытянув левую руку, человек нащупывал путь. Это был мужчина, причем вооруженный мужчина. Кто же это? Негодяй стражник? Или шпион, покидающий территорию замка, чтобы передать донесение?

Налатан пригнулся, чтобы лучше разглядеть силуэт на фоне стены, и тихо последовал за этим человеком. Так они медленно крались в темноте друг за другом.

Двое стражников не торопясь вышли из открывшейся двери как раз напротив незнакомца у стены. Луч их фонаря выхватывал желтым пятном каменную аллею и ряды кустарника вдоль нее. Человек укрылся в этих кустах. Налатан решил, что завтра же утром нужно будет их подстричь.