Пушкин и финансы - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
6 апреля он уплатил за квартиру родителей («за дом») 666 руб[910]. а 9 апреля дал деньгами 200 руб.
Принял с легким сердцем, как должное, решение брата Лев Сергеевич Пушкин. С 14–15 октября 1833 г. этот беспардонный тунеядец жил без копейки денег в Петербурге и не плохо жил: должал по ресторанам, занимал дорогую квартиру в доме Энгельгардта. Образ его жизни не мог не возмущать Александра Сергеевича. Впоследствии, в декабре 1835 г. Ольга Сергеевна сообщала мужу: «Вообрази, что он здесь взял первый номер в доме Энгельгардта, за который он платил двести рублей в неделю, и давал завтраки графу Самойлову! Александр говорит, что из рук вон, ни на что не было похоже» [911]. Первым делом Александра Сергеевича было выкупить братца из дома Энгельгардта. 28 апреля Пушкин сообщал жене, что Лев Сергеевич переезжает от Энгельгардта к родителям. В действительности, 29 апреля Пушкин отметил в «щетах» уплату за Льва в ресторацию 260 руб. и в дом Энгельгардта 1330 руб. Итак, в итоге управления за апрель месяц оказалось у Александра Сергеевича расходу на 2456 руб., а со старым долгом – 3006 руб., приходу же никакого.
Обрадовались родители, сейчас же (6 апреля) отписали в Варшаву к дочери о том, что Александр взял на себя труд уплачивать долги Льва Сергеевича и доставлять ежегодное содержание Ольге Сергеевне, по крайней мере, в размере 1500 руб. в год на первых порах. «Les dettes de Leon seront payes: c’est Alexandre qui s’en charge – долги будут уплачены: Александр берет их на себя» – приписал торжественно Сергей Львович к письму жены в Варшаву. И сейчас же вторгся в жизнь Пушкина деловой, грубый и алчный зять Николай Иванович Павлищев, началась удивительная переписка, в которой нападающей стороной был Павлищев, а обороняющейся – Пушкин. Первый предъявлял непрерывные требования о материальных компенсациях, а второй отбивался; первый чуть не в лицо выражал боязнь, что Пушкин обсчитает сестру, а второй всячески старался уточнить свои сообщения. У Пушкина не хватало терпения читать письма зятя, по временам их дочитывал ему Соболевский, заставляя внимать родственным рассуждениям[912]. С течением времени отвращение к письмам Павлищева выросло до такой степени, что Ольга Сергеевна Павлищева должна была посоветовать своему мужу не писать больше Александру Сергеевичу: «он бросит твои письма в огонь, не распечатывая их, – верь мне»[913]. 26 апреля Павлищев уже писал Пушкину: он потребовал от него, во-первых, безотлагательной присылки ему 837 рублей, должных ему, Павлищеву, Львом Сергеевичем (в эту сумму не забыл включить и проценты) и, во-вторых, положительного уведомления насчет срока, с которого будет считаться первый год периодических выплат содержания его жене.
Категорический тон Павлищева не мог не взволновать Пушкина, и он ответил ему 4 мая твердо и решительно:
Согласясь взять на себя управление батюшкина имения, я потребовал ясного расчета долгам казенным и частным и доходам. Батюшка отвечал мне, что долгу на всем имении тысяч сто, что процентов в год должно уплачивать тысяч семь, что недоимок тысячи три, а что доходов тысяч 22. Я просил все это определить с большею точностью, и батюшка не успел того сделать сам, я обратился в ломбард и узнал наверное, что:
Долгу казенного……..190 750
Что процентов ежегодно. 11 826
Что недоимок………11 045
(Частных долгов, полагаю, около 10 000)[914].
Сколько доходу, наверное знать не могу, но, полагаясь на слова батюшкины, и ставя по 22000, выдет за уплатою казенных процентов остается до 10 000.
Из оных, если батюшка положит по 1500 Ольге Сергеевне, да по стольку же Л. С-у, то останется для него 7000. Сего было бы довольно для него, но есть недоимки казенные, долги частные, долги Льва Сергеевича, и часть доходов сего года уже батюшкой получена и истрачена.
Покамест не приведу в порядок и в известность сии запутанные дела, ничего не могу обещать Ольге Сергеевне и не обещаю; состояние мое позволяет мне не брать ничего из доходов батюшкина имения, но своих денег я не могу и не в состоянии приплачивать.
В постскриптуме Пушкин приписал: «Я еще не получил от батюшки доверенности, в один месяц из моих денег уплатил уже в один месяц 866 за батюшку, а за Л. С. 1330; более не могу»[915].
Обрадовались родственники и насели.
Расходные статьи в бухгалтерии Пушкина все росли и росли, а приходных еще не завелось. Нужно сказать, что деньги, собиравшиеся с болдинских крестьян, шли в погашение и на уплату процентов по многочисленным ссудам, а остатки досылались непосредственно отцу Пушкина. Сцена, которую описал Пушкин в письме к Нащокину («имение описывают»), повторялась в 1834 г. пять раз[916]. Было отчего идти кругом голове Пушкина. Приходов не было: за все время своего управления он получил 400 руб. из Болдина, да оброку 260 руб. Вот и все. Оставалось прибегнуть к испытанному средству, рекомендованному и Соболевским, к новой ссуде под залог крестьянских душ. Почти все они были заложены и перезаложены, и только 76 душ кистеневских мужиков были свободны от залога. Их-то и поспешил заложить новый хозяин болдинских имений. Операция заклада тянулась долго. «У меня голова кругом идет. Не рад жизни, что взял имение; но что ж делать? Не для меня, так для детей», – писал 12 мая Пушкин жене[917]. «Хлопоты по имению меня бесят», – писал он ей же[918] 29 мая. В мае расход Пушкина увеличился: деньгами дал матушке 24-го 100 руб., 30-го – 200 руб. А приходу нет как нет!
Июнь месяц. Старикам Пушкиным пора на лето в Михайловское. «Отец и мать на днях едут в деревню, а я хлопочу», – пишет Пушкин жене 3 июня[919]. «Наш отъезд зависит от Александра, все готово, кроме денег на дорогу, которые он собирается нам дать», – сообщает 8 июня Надежда Осиповна дочери. И 8
