Пушкин и финансы - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти фразы точно рисуют положение Пушкина в деле управления имением. Он имел слабость принять дела, и отказаться у него не хватило решительности.
Осенью 1834 г. Пушкин был в Болдине (13 сентября он приехал, а 15 октября он был уже в Петербурге). Здесь Пушкину опять пришлось выступить в роли помещика. В письме к жене от 15 сентября Пушкин рассказывает о своей встрече с крестьянами: «Сейчас у меня были мужики с челобитьем; и с ними принужден был я хитрить; но эти, наверное, меня перехитрят, хотя я сделался ужасным политиком»…[893] А в дневнике Пушкин записал: «съездил в нижегородскую деревню, где управители меня морочили – а я перед ними шарлатанил, и, кажется, неудачно»[894]. Управители – Пеньковский и Калашников: весной 1834 г., будучи в Петербурге, Пушкин хотел отделаться от того и другого, но кончил тем, что оставил обоих. Пеньковскому он дал доверенность. Любопытно, что, совпадая почти текстуально с доверенностью, выданной Сергеем Львовичем, документ, подписанный Александром Сергеевичем, содержит существенное изменение. Сергей Львович поручал Пеньковскому: «из крестьян или дворовых людей кто-либо окажется ослушным или уличенным в преступлении, таких без пристрастия предавать суду и меня извещать». Александр Сергеевич давал полномочия шире и жестче:
«буде окажутся дурного поведения и вредные вотчине крестьяне и дворовые люди, таковых отдавать во всякое время в зачет будущего рекрутства; если окажутся неспособными, то отдавать без зачету, предварительно меня о том уведомив»[895].
Это изменение нельзя считать формальным; оно соответствовало, как увидим дальше, принципиальным взглядам Пушкина.
Доверенность Пеньковскому подписана Пушкиным 20 ноября и явлена в первом департаменте С.-Петербургской палаты гражданского суда 22 ноября 1834 г. [896] Но еще до выдачи доверенности Пушкин, очевидно, во время пребывания в Болдине, столковался с Пеньковским о размерах его вознаграждения. 30 октября Пушкин подписал соглашение; позволяю себе привести его полностью. Любопытный памятник помещичьего хозяйства, он тоже содержит одно чисто «пушкинское» изменение:
В 1834 году октября 30 дня мною ниже подписавшимся назначается управителю по данной мною Доверенности на село Болдино и сельцо Кистенево Иосифу Матвееву Пеньковскому жалованья в год одну тысячу рублей ходячей монетой, дозволяется держать пару лошадей собственных и для оных сена и овса двадцать четыре четверти – Ординарий – Ржи четыре четверти, Ячменя по три четверти, Муки крупичатой шесть пудов, Круп рисовых десять фунтов, Манных пятнадцать фунтов, Соли три пуда, Говядины восемь пудов, Свинины три пуда, Коровьего масла три пуда, Индеек десять, Гусей пятнадцать, Уток двадцать, Кур тридцать, Телят четыре, Баранов пять, Поросят десять, Яиц четыреста, Свечей сальных два пуда двадцать фунтов, Вина пенного шесть ведер. В разъездах расходы мои, если по собственному моему делу, если же по каким другим делам, касающимся лично одних крестьян, тогда нащет вотчины, угощения приезжим по должности Чиновникам делать умеренные. Александр Пушкин[897].
X
Умеренные угощения – тоже принципиальная установка хозяйственника Пушкина. Угощения, действительно, были неизбывным злом помещичьего и крестьянского быта. Когда он вписывал строки об угощении в соглашение об окладе Пеньковского, он только вспоминал болдинские «книги, учиненные для записывания расходу мирских денег». Несомненно, он просматривал в вотчинном архиве немудрые записи этих книг. Одна из таких книгXXXV воспроизводится в приложении. Замечательный памятник крепостного быта! Просматриваешь книгу и вспоминаешь знаменитое щедринское жизнеописание купца Парамонова. «Приезжал чиновник из губернии для ревизии – дадено 7000 руб.; попу Миките сантуринского – 12 руб.; проезжал немецкий прынец, дадено 6200 руб…» и т. д. Возможно, что прототипом жизнеописания явились такие же книги расхода мирских денег.
Кто только ни делал интервенций на Болдино, и решительно все интервенты получали угощение и дары. Чаще всего «приезжал солдат» из Лукоянова. Приезды солдат отразились в книге так: «Приезжал с приказом – про него вина 44 коп.; приезжал с приказом чтобы везли ямские деньги – издержано вина 44 коп.; приезжал с приказом подавать сведения об урожае– ему дано 30 коп.; приезжал, посылал народ на розыскания – про него 44 коп.; приезжал с платежом десятских денег – ему дано деньгами 40 коп., про него вина 44 коп…».
Когда приезжали приказные, суммы увеличивались: «Приезжали два приказных, отбирали подписки и с принуждением о поставлении на дорогах вешек – деньгами 2 руб., вина 44 коп…»! Приезжали кредиторы, у которых общество занимало деньги для оплаты подушных и других казенных повинностей: за пожданье им платили проценты, угощали водкой, ерофеичем, одаривали ведром вина. Главным кредитором был кистеневский барин Петр Львович. Его чествовали особо: так на Спаса «куплено яблоков на поздравление государя Петра Львовича и Пелагеи Якимовны (Петр Львович был холост) с праздником – 4 руб. 70 коп…».
Но подарки становились крупными, когда дело доходило до исправника. «По приказу мира подарено исправнику за канавы на большой дороге по 25 коп. с души, всего 138 р. 25 к…». Это уже серьезная взятка. Крестьяне, очевидно, отделались от тяжелой дорожной повинности по рытью канав. Но деньгами от исправника не отделаться: тут же: «исправнику сахару голова – 1 8 руб…» или «исправнику орехов четверка – 1 р. 50 к…». За исправником и секретарь – «секретарю Полянскому об канавах– 20 руб…». Еще одна запись, которую можно было бы счесть юмористической, если бы в действительности она не была строго фактической: «Проезжал исправник Блаватской, подумал мертвое тело [стоит подчеркнуть деликатное выражение —„подумал мертвое тело“. – П. Щ.], подарено на всю команду деньгами – 35 руб., вина и водки для них – 5 руб., из Лукоянова привезен штоф – 3.50, рыбы и меду – 3.50». Известно, какой волокитой сопровождалось открытие мертвого тела на крестьянской земле и какое раздолье начиналось для поборов властей всех калибров. Мужикам надо было, чтобы исправник и оставался только подумавшим о мертвом теле, а не открывшим его. Исправник уехал с деньгами и думой, а на другой день запись: «За погребение мертвого тела для попов вина на 1 руб. 50 коп…». Но отсылаем читателя к полному тексту этой любопытной книги (в приложениях): она стоит подробного ознакомления.
Так, в этих записях, возникает перед нами бесхитростная, рабья жизнь захолустного крепостного села.
XI
О Пеньковском надо сказать, что он оказался
