Мы вернемся, Суоми! На земле Калевалы - Геннадий Семенович Фиш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— До чего здорово! — не мог я не восхититься ловкостью комиссара.
— Мой отец и дядя не хуже на бревнах ездили, — почти с детской гордостью сказала Аня.
«Вот занимаемся мы футболом и другими видами спорта, а своим родным пренебрегаем», — подумалось мне. Ведь раньше даже соревнования бывали между сплавщиками. Стоя на скользком вертящемся бревне, они переплывали через стремнину, проводили бревна через камни кипящих порогов. А мальчишки по берегу бегут, кричат, свистят, руками машут. А те на бревнах еще больше изощряются: один присядет на корточки, другой, стоя на одной ноге, катит — просто удивительно. Имена самых ловких сплавщиков славились далеко за пределами района. А потом это почему-то объявили пережитками, даже лихачеством.
Однажды весной, когда, «зачищая хвост», сплавщики прошли мимо нашего села, началось состязание. Народ толпился на берегу. А секретарь комсомольской ячейки — сам лесоруб — с молодежью в другую сторону, к полям пошел, гармонькой-трехрядкой народ от пережитков оттягивать. А сам нет-нет да и метнет искоса взгляд на то, что на реке делается… И вот, когда уже почти все проехали на бревнах, ловкость свою показали, закипело у него ретивое, бросил он трехрядку на руки другу и сам куда-то побежал. А через минут пять все увидели: секретарь наш так, в хромовых сапожках, с галстуком, даже не переодевшись, катит мимо всей деревни по реке на бревне. На одной ноге стоит, другой машет. Народ в ладоши бьет… Вот тебе и пережитки.
Но ведь в мирное время на сплаве только с шестом работали. А вот сейчас и комиссар наш, и там поодаль Иван Иванович, и другие работают с винтовкой и вещевым мешком за плечами, с тугими тяжелыми патронташами у пояса. Это совсем другое дело.
На земле, где еще недавно мы спокойно работали стоя во весь рост, теперь мы вынуждены делать свое дело украдкой, с оружием за плечами.
— Коля, — подошел ко мне Шокшин, — я думаю, когда уничтожим оккупантов, надо будет вовсю заняться плаваньем на бревнах… Хоть до республиканских соревнований дело доведем.
— Обязательно!
— Вот залом, — показала Аня на пенящиеся камни порога, к которым подходили все новые бревна.
Одно остановилось у камня. К нему подплыло второе, затем третье. Казалось, срубленные стволы сосен рады остановиться и хоть немного передохнуть, чтобы потом снова продолжать свой бег к морю. Но через минуту они уже не могли шевельнуться, не могли тронуться с места. Их сжали и притиснули к вновь подоспевшим бревнам, которые громоздились одно на другое.
На наших глазах залом продолжал расти, как плотина, преграждая прямое и ровное течение быстрой реки.
На гребень залома взобрался Иван Иванович с шестом в руках. Он собирался найти первое ленивое, ключевое бревно и, столкнув его с места, привести в движение всю эту махину. Но это было не так-то легко сделать.
На помощь Ивану Ивановичу, стоя на бревне, подплывал комиссар.
Это очень опасное дело — разбить залом. Все приходит тогда в движение, рушится… Любое из бревен может зашибить смельчака. Стоит только оступиться, и вот уже скользкий ствол увернулся из-под ноги, сплавщик — в реке, и быстрые бревна торцом ударяют его по голове, а вода увлекает на камни.
Внимание всех было приковано к Ивану Ивановичу и комиссару, решившим во что бы то ни стало разбить залом. Иначе пошел бы прахом весь труд и спущенный партизанами в реку лес не дошел к Белому морю.
— Воздух! Воздух! — вдруг раздался голос Жихарева.
Все ждали наших самолетов, которые должны были сбросить мешки с едой.
— Наш самолет! Наш! Ура!
Из шалаша выскочил командир. В руке у него была заряженная ракетница.
— Красная ракета — сигнал: сбрасывать здесь.
Иван Фаддеевич поднял руку с ракетницей, собираясь спустить курок. Но не выстрелил, а закричал:
— Ложись! Ложись! — и, опустив руку, сам лег под ветвистое дерево.
Словно вынырнувший из леса — так низко он шел, — самолет на своих плоскостях нес скрюченные паучьи лапы свастики. Мотор ревел так, что ничего, кроме этого звука, нельзя было услышать, и мне показалось, что я вижу даже лицо летчика в кабине.
Все разбежались в одно мгновение и притаились за кустами, за деревьями, в кочках, у камней… Но ведь все равно летчик поймет, что здесь люди, — без них по реке сплав не идет и залом не возникает.
— Пожалуй, бомбить будет?
— Нет, шоколадные конфеты с ромом сбросит, — отозвался Ямщиков.
Он лежал рядом, и оба мы целились в аэроплан, и оба выстрелили и промазали.
Самолет прочесал прибрежный лесок трассирующими зажигательными пулями.
Совсем рядом со мной, точно маленькие столбики пыли, подымаются дымки подожженного пулями мха.
На сухой ветке валежника заиграл огонек и побежал вверх. Катя затоптала его.
Самолет прошел над заломом и ударил несколькими очередями по бревнам, приникнув к которым лежали Иван Иванович и Кархунен. После первого виража самолет сделал второй заход.
Аня бежит к залому, на ходу расстегивая сумку с красным крестом. Аэроплан разворачивается в третий раз и уходит низко над лесом.
Стоя на бревнах залома, Аня размотала белый бинт. Иван Иванович сначала отстранял ее рукой, но потом покорился.
«Должно быть, пустяковая царапина», — подумал я и увидел, как из лесу выскочили и побежали по бревнам на наш берег двое партизан.
Иван Фаддеевич шел уже им навстречу. Я не отставал от него. Заплечный мешок не оттягивал плеч. Оставался всего один сухарь, да и тот был в кармане.
— Товарищ командир, — задыхаясь, проговорил партизан, — на том берегу в направлении к нам двигаются егеря. Боюсь, что рота…
— Рано бояться стал, что рота, а может, полк, — рассердился Иван Фаддеевич, и всем почему-то стало не так тревожно на сердце. — Я тебе больше скажу: с севера в нашем направлении тоже враги идут. А вот я не боюсь и тебе не советую… На то и война, чтобы врагов встречать. Ямщиков, Чирков, Елкин, немедленно идите по той тропе, где стоит Отец. Захватите его с собой и двигайтесь вдоль по берегу вперед. В случае, если заметите что-нибудь, стойте сами на месте, а Отца сюда ко мне с донесением. Понятно?
— Понятно!
Я взглянул на залом. Теперь там возился комиссар, отыскивая ключевое бревно. Аня бинтовала голову Ивану Ивановичу. И вдруг сердце
