Стамбул. Сказка о трех городах - Беттани Хьюз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но несмотря на зловещий успех у Эгнатиевой дороги, Роберту Гвискару не удалось довести до конца полученное преимущество. За наступлением следовало контрнаступление, и, наконец, в Бутринтском заливе византийский флот показал Гвискару свою мореходную смекалку и в 1084 г. оттеснил норманнов в Италию. Формально это было поражением – ведь единственное масштабное вторжение норманнов успешно разбили. Однако в результате этого военного похода норманнов западная армия оказалась в самом сердце византийских земель и в опасной близости к Константинополю. Сын Роберта Гвискара, Боэмунд, задержался в этих краях и одну за другой одерживал победы, захватывая новые территории. И именно Гвискар, воспетый в «Деяниях Роберта Гвискара», оказался героем сказаний трубадуров.
Императора же Алексея I на Западе очерняли. Утверждали, что византийцы победили Гвискара только благодаря хитрости: его жене, Сишельгаите, пообещали устроить брак, если она отравит своего героического супруга. Дальше – больше: брак состоялся, но Алексей впоследствии сжег свою норманнскую королеву заживо.
Но на самом деле Алексей просто расторопно справлялся со всеми ситуациями. Понимая, что его территория, да и территория всех христианских земель, на глазах сокращается, он укрепил свою власть, армию и аппарат, разработал стратегию и направил все силы в наиболее напряженные спорные точки. О многом говорит состав византийской армии, вышедшей навстречу Гвискару. Среди тех, кто погиб страшной смертью в забаррикадированной церкви, были варяги: англы и русы. Снаружи их крики слушали тысяч 20 турок, также служивших наемниками в византийской армии. Хоть в западных источниках и высмеивали Алексея I за выбор друзей (особенно постыдной считалась дружба с турками-мусульманами), но ведь Константинополь был центром многонационального и чрезвычайно разнородного мира. Только вспомните, сколько хрупких союзов и сделок заключалось за 1600 лет существования города. Турки же, некоторые из которых обращались в христианство, были верными союзниками.
А на Востоке в результате противостояния с Западом взаимоотношения между народами и странами изменились. Новый Рим перешел свой Рубикон, просто в Константинополе этого не заметили.
«Византийский император поставил шатер из красного атласа, такие же навесы и палатки из шелковой парчи. Он восседал на золотом троне, над ним возвышалось распятие с драгоценными каменьями, а внизу толпа монахов и священников читала Евангелие».
Аль-Хусейни, пишет в конце XII или в XIII в. в сочинении Akhbār al-Dawla Al-Saljūqiyya (История государства сельджуков){587}.А за десять лет до этого, в 1071 г., когда Гвискар поглощал византийскую Италию на западе, до императорских покоев Романа IV Диогена во дворце с видом на Босфор дошли тревожные вести. В Восточной Анатолии, на этих равнинах с широкими горизонтами, отдаленных, но связанных древнейшими античными дорогами, развернулся военный плацдарм. Там собирались давние, представлявшие непосредственную угрозу враги – турки. Анна Комнина (дочь Алексея I) писала: «В этих областях дела Ромейской империи находились в крайне тяжелом состоянии. Восточные войска были разбросаны по разным местам, а турки расширили свои владения и заняли почти всю территорию, расположенную между Понтом Эвксинским [Черным морем] и Геллеспонтом, между Эгейским и Сирийским [Средиземным] морями»{588}.
Турки, которые верили, что они – потомки Ноя, теперь принялись захватывать земли древнего царства Урарту – оно дало имя горе Арарат. Должно быть, на берегу озера Ван под сенью Арарата расписные, райские шатры этих воинов-кочевников, которые возвращали цивилизацию к исконным корням, были вполне к месту. Турецкие солдаты-невольники создавали новые культуры, например династию Газневидов. Ее представители правили землями от Восточного Ирана до Северной Индии. Газневидов сменили сельджуки. Судя по их именам (Моисей, Иаков и т. п.), некоторые из них были потомками христиан или иудеев. Восточная мозаика, как всегда, не отличалась однородностью.
В ответ на тревожные призывы подданных, которые опасались приближения самоуверенного врага, император Роман вышел из Константинополя с намерением дать бой. Готовясь к сражению, властитель города велел отслужить благодарственный молебен и совершить другие религиозные отправления. Солдаты всех званий направляли свои молитвы святым, принявшим мученическую смерть, а также тем, кого считали особо сильными покровителями{589}. Перед битвой воины – если они следовали совету, который в X в. дал император Никифор II, – три дня постились и каялись в своих грехах, подготавливаясь и очищая душу и плоть перед кровопролитием{590}. На арабов это произвело огромное впечатление, и в их источниках встречается следующее:
«Византийцы собрали армию, примеры которой едва ли встречались после них. Всего насчитывалось шестьсот тысяч воинов – самостоятельные батальоны, отряды и дивизионы следовали один за другим сколько хватало глаз. Им было несть числа. Византийцы подогнали несметное число животных, оружия, баллист и орудий, готовых к осаде крепостей… Мусульмане видели огромное число, силу и снаряжение врагов и пришли в ужас»{591}.
Однако с равнин Восточной Анатолии византийцы вернулись не в лучах славы. В битве при Манцикерте турецкие воины удивили византийцев. Лошадь, на которой ехал император, пала. Роману пришлось схватиться не на жизнь, а на смерть в рукопашном бою. В конце концов его взяли в плен, и покрытого грязью императора привели в шатер правителя сельджуков, Алп-Арслана, «Храброго льва». Сначала турок отказывался верить, что перед ним всемогущий властитель легендарного города на берегу двух морей, который его народ называл Румом{592}. Арслан, поправ императора ногами, отпустил его в Константинополь, снабдив посланием: византийцам пора сдаваться{593}.
На многообразных просторах – на Кавказе, Среднем Востоке, в Малой Азии – было немало тех, кому надоело платить сборы, налагаемые Константинополем. Потому-то они без труда обращались в ислам – особенно когда мусульманские мистики утешали их такими знакомыми рассказами о святых, обрядах и пророке Иисусе. Целые семьи благополучно меняли крест на полумесяц. Турки, упорно не бравшие пленных, продолжали наступление, и сопротивление в большинстве случаев было тщетным. Через 20 лет турецкая армия дошла до Средиземного моря, а через полтора столетия Анатолию в западных источниках стали называть Туркией{594}. После битвы при Манцикерте в Константинополе вновь размещали пострадавших беженцев. А у ворот города стояли очередные «варвары» – сельджуки, установившие в Конье (бывшем византийском Иконионе)«Румский султанат».
Честолюбивые устремления сельджуков явственно
