Грешница - Сьюзен Джонсон

У нее была грудь женщины, полная, упругая, с мягкой и шелковистой кожей на ощупь.

«Чьи это руки?» — неожиданно подумала Челси.

Их нежность была такой знакомой. И чьи сильные ноги она ощущала под собой, сидя словно в колыбели?

Бей был низенький, старый, обрюзгший от опиума.

Неужели то, о чем шептались женщины в гареме, было правдой? Неужели это был тот самый ференджи? И хотя факт этот и не успокоил ее, так как она знала, что все же была лишь пленницей мужчины, пусть другого, однако Челси ощутила внутри внезапное облегчение.

«Кто угодно, только не бей», — поспешно подумала она, словно ее должны были казнить и вдруг отложили казнь. Подобное нелепое утешение противоречило воспитанию и образу мыслей Челси, но потом она решила, что в сложившихся обстоятельствах ей следует утешаться тем, что есть, тем, чем можно утешиться.

Соблюдение приличий не спасет ее ни от необходимости повиновения, ни от плена. Челси почувствовала себя одинокой, она была одна в целом свете.

Внезапно ею овладело любопытство, и, если бы не рассказы о палачах бея, Челси сорвала бы повязку с глаз. Тут ее поразила догадка. Если бы этим мужчиной был бей, то с какой стати он стал бы настаивать на завязывании глаз? Правитель Туниса часто заходил в гарем, совершенно открыто, и его все видели.

Синджин почувствовал, как пальцы женщины прикоснулись к его лицу, и застыл в удивлении. Они едва двигались. И он, мысленно благословив Господа, позволил ей продолжать это своеобразное исследование.

Синджину было приятно оказать ей маленькую услугу, в том случае, если представление о его внешнем виде уменьшит ее страхи.

Пальцы ее мягко ощупали каждую черточку его лица и слегка задержались около губ. Когда Челси поняла, что он улыбается, она нежно провела кончиками пальцев по его верхней губе И Синджин в немом ответе протянул свою ладонь к ее губам и обнаружил первую ответную улыбку. Он даже почувствовал слабое удовольствие, чего был начисто лишен в этих ночных «ритуалах». Синджин снова ощутил сладкий привкус ванили на ее губах, Челси ответила на поцелуй.

Эта маленькая победа принесла ему огромное удовольствие, даже несмотря на то, что Синджин знал: для бея — извращенца и импотента — они были всего лишь совокупляющимися животными. Челси очаровательно, волшебно контрастировала с другими наложницами в гареме — жадными до ласк и изощренно опытными в любви.

Медленно, шаг за шагом, поцелуями Синджин привел ее в возбужденное состояние. Дыхание Челси стало прерывистым, плечи обмякли в его объятиях. Синджин осторожно положил ее руки себе на плечи. Не сопротивляясь, она позволила ему слегка поменять положение, и эта уступка приятно возбудила его. Синджин мог бы возненавидеть эту физическую потребность, но он не мог контролировать свои импульсы, когда наложницы в гареме приводили его в возбуждение.

И в случае, если бы он вдруг отступил, сдержался, сделав над собой жестокое усилие, всевидящий бей непременно «обиделся» бы.

В тишине комнаты, в замкнутом мирке, где он теперь жил, чувственность Синджина обострилась до предела, и, когда он нежно прикоснулся к ее соску, звук короткого вздоха Челси задел его за живое. Женщина отвечала на его ласки.

Челси подумала, что ей не следовало бы чувствовать этот трепет, чувствовать, как кровь теплеет в жилах, как ее тело дрожит от возбуждения, причиной которому — незнакомый мужчина, да еще к тому же она не могла его видеть. Может быть, сексуальный инстинкт становится для нее навязчивой идеей, подобно другим женщинам гарема, мечтающим о любви днем и ночью? Но Синджин продолжал ласку, и горячая волна возбуждения затопила все здравые размышления. Челси не знала, что ей в щербет добавили немного возбуждающего. И нарастающая с каждым мгновением чувственность, потребность немедленно ответить на его ласки породила горячее желание, которое как бы таяло внутри ее тела. Там, где ее плоть соприкасалась с его сильными бедрами, Челси почувствовала вдруг теплую влагу.

Тогда она попыталась отодвинуться, испугавшись своей податливости, но Синджин не позволил ей этого и еще крепче прижался ртом к груди. Челси была у него в руках словно пленница; широкие ладони Синджина гладили ее спину. Неожиданно она издала восторженный сладострастный крик — в этот момент Синджин прикоснулся языком к ее лобку.

Он непременно узнал бы этот крик, тот же самый, что сливался с его собственным и эхом отдавался в Оакхэме, Хаттоне, Лондоне. До его сознания наконец-то дошла ужасная истина — еще секунда, и его сердце замерло в груди: руки Синджина пробежали по всему телу женщины, он узнал каждый его изгиб, всю обольстительную полноту его, осязал его скользящими пальцами. Наконец Синджин создал в воображении чувственный образ Челси. И сразу же его поразила отчаянная мысль о том, какой ужасной опасности она подвергалась.

Она пришла за ним, Синджин ни на секунду не сомневался в этом, и если до этого он не мог решить для себя, любит ли он жену, — теперь он знал это наверняка. Челси была здесь, с ним рядом. Сначала Синджина охватило чувство безмерного, слепого счастья, но уже в следующее мгновение он ужаснулся безграничной опасности ее положения.

Мысль о том, что Челси была схвачена и томилась в плену по прихоти бея, захлестнула его волной ужаса.

Такого ему еще не приходилось испытывать — даже в самые худшие моменты его жизни, даже под изощренной плетью Имира. Было известно, что бей убивает своих наложниц в случае, если они хоть чем-нибудь не угодили хозяину, и каждая минута пребывания в серале могла стоить Челси жизни.

— Мне это надоело. — В голосе бея, несмотря на приглушенный тон, звучало приказание хозяина.

Челси напряглась, смертельный холод сковал ее члены, и она задрожала.

«Способ одиннадцать», — подумал Синджин. Каждый вечер бей приказывал ему исполнять обязанности в той или иной позиции из «Благоухающих садов» ".

Да, в этот раз Синджин не был достаточно расторопным и быстрым с леди, как этого хотелось его развалюхе хозяину. И тот факт, что бей вдруг заговорил, указывал либо на очень сильную раздраженность, либо на «перебор» опиума, но никак не на благодушное настроение и образ мыслей.

И пока мозг Синджина пытался осознать и понять, наконец, что произошло, рука его автоматически схватила одну из больших диванных подушек, сваленных в изголовье. Нельзя было больше тянуть с «позицией одиннадцать».

В смятении чувств Синджин поцеловал Челси с бешеной страстью, хотя он понимал, как опасно было проявлять свои эмоции. Челси приоткрыла рот, отвечая на поцелуй, и тихонько застонала. Синджин приподнял ее и придал телам такое положение, чтобы бею было хорошо видно, тогда он будет доволен и жизнь Челси будет вне опасности.