Россия и Европа- т.2 - Александр Янов

Ну, представьте, читатель, свою собственную реакцию, если бы какой-нибудь турецкий Данилевский предложил сегодня вполне се­рьезно аналогичную теорию, из которой следовало бы, что, по­скольку Россия по-прежнему состоит из «неродственных народов», она, «подобно всякому трупу, вредна в гигиеническом отношении». Представить это нетрудно, ведь сегодняшняя Турция — государство в основном моноэтническое, во всяком случае по сравнению с Рос­сией, которая как раз и есть тот самый «конгломерат неродствен­ных народов», обреченный радиоактивной теорией Данилевского на неминуемый распад. Представили? Так разумно ли бросать кам­ни тому, у кого дом стеклянный? И честно ли, добросовестно ли при­писывать низменные мотивы Соловьеву, восставшему против тео­рии, столь опасной для самого существования его страны?

Глава седьмая

Национальная идея КЭВЭЛ врИЙСКЭЯ

ЭТа КЗ Даже большой поклонник Данилевского Питирим Сорокин, русский эмигрант и американ­ский социолог, благодаря усилиям которого «Россия и Европа» бы­ла издана в США, признавал, что начинается она «как политический памфлет».87 И действительно, начальные главы книги Данилевского напоминают скорее фельетон. В них он пытается объяснить читате­лю, почему Россия не Европа. Оказывается, между прочим, и пото­му, что никогда никого не завоевывала и, следовательно, неповин­на в том, что зовет он «политическим убийством» или «скажем луч­ше: национальным, народным убийством, изувечением».88

P. Sorokin. Social Philosophies of an Age of Crisis, Boston, 1951, p. 329.

Н.Я. Данилевский. Цит. соч., с. 20.

Вот его доказательства — с севера на юг. Да, Россия отняла Фин­ляндию у Швеции. Но разве финны народ, который можно было убить? Ничего подобного: «Финское племя, населяющее Финлян­дию, подобно всем прочим финским племенам... никогда не жило исторической жизнью».89 Просто «этнографический материал», присоединение которого к России «мы уподобим влиянию почвен­ного удобрения на растительный организм».90 И вообще «все наши многочисленные финские, татарские, самоедские, остяцкие и дру­гие племена предназначены к тому, чтобы сливаться постепенно и нечувствительно с той исторической народностью, среди которой они рассеяны, ассимилироваться ею и служить к увеличению разно­образия её исторических проявлений». У них нет права «на полити­ческую самостоятельность, ибо, не имея её в сознании, они и по­требности к ней не чувствуют... Нельзя прекратить жизни того, что не жило»91 Короче говоря, удобрение оно удобрение и есть.Ну хорошо, Финляндия по своему «удобрительному» характеру завоеванием считаться не может. Но ведь Польшей-то мы все-таки владеем. «Да, к несчастью, владеем! — восклицает Данилевский. — Но владеем опять-таки не по завоеванию, а по... сентиментальному великодушию» 92 Допустим. Но тогда почему бы не исправить эту «сентиментальную» ошибку и не отказаться от этого «несчастья», как и предлагал в свое время Погодин? Что отвечал на это Данилев­ский, мы уже знаем: сначала «очистим» Польшу от её развращен­ной интеллигенции и веры, а там видно будет.

Пойдем дальше. Что по поводу древнего христианского царства Грузии, которое уж наверняка не было «удобрением», как Финлян­дия, и развращенной латинством интеллигенции, в отличие от Поль­ши, заведомо не имела? Да, Грузия изнемогала в борьбе с Персией и Турцией, просила о помощи. Но ведь о помощи же, а не о «полити­ческом убийстве». И тем не менее уверен Данилевский, что «ни по сущности дела, ни по его форме тут не было завоевания, а было по- дание помощи». Несмотря даже на то, что после такого «подания

Там же, с. 22.

Там же, с. 84.

там же, с. 21.

помощи» Грузия перестала быть самостоятельным государством, оказавшись провинцией чужой империи.

К тому же «вместе с нею покорены были магометанские хан­ства: Кубанское, Бакинское, Ширванское, Шекинское, Ганджинское и Талышенское... и Эриванская область. Назовем, пожалуй, это за­воеваниями, хотя завоеванные через это только выиграли». Завое­вание таким образом признаём, но о «национальном, народном убийстве, изувечении» речи больше нет. Лишь о том, что политичес­кая смерть оказалась выгодна самим «изувеченным». И вдобавок еще сквозь зубы замечено: «Не столь, правда, довольны русским завоеванием кавказские горцы».93

Глава седьмая Национальная идея

Как видим, кавалерийская атака на тяжелую проблему, почему Россия не Европа, удовлетворительных результатов не принесла. «Памфлетный» подход совершенно очевидно сработал тут против автора. Не только не удалось Данилевскому доказать, что никаких «политических убийств» Россия, в отличие от Европы, не соверша­ла, его путаные объяснения привели к конфузу: завоевания при­шлось признать. Вот тогда-то, надо полагать, и возникла нужда в тя­желой, так сказать, артиллерии, в солидной наукообразной теории. Тогда-то и была развернута, по определению Н.А. Нарочницкой, «историческая концепция Данилевского — органицизм», на кото­ром основана «Россия и Европа»?*

Китай

умирает? Коротко суть этой концепции

проста. Общество отождествлено с организмом, социология с биологией, жизнь народа с человеческой жизнью: те же молодость, зрелость, старость — и смерть. Впрочем, Данилевский объяснит это лучше меня. «История говоритто же самое о народах [что об индивидах]: и народы нарождаются, достигают различных сте­пеней развития, стареют, дряхлеют, умирают — и умирают не от внеш­них только причин... умираюттем, что называется естественной смер-

Там же, с. 30.

Н. Нарочницкая. Цит. соч., с. 44.

тью или старческой немощью». Доказательство? Китай. Ибо именно «Китай представляет такой редкий случай... как те старики, про кото­рых говорят, что они чужой век заживают, что смерть их забыла».95

Умирающий от старческой немощи Китай, впрочем, не исключе­ние. В «дряхлеющем состоянии находится теперь и Индия»96 Что по­делаешь, таков «закон культурно-исторического движения» (Дани­левский так именно и называет это свое замечательное открытие — законом). Молодость, время, когда народы «проявляют преимущес­твенно свою духовную деятельность», коротка. И самое главное — она никогда «вторично не возвращается»97

Не возвращается и всё — как жизнь не возвращается к покойни­ку. Таков закон. «Оканчивается этот период тем временем, когда иссякнет творческая деятельность в народах». Они либо «дряхлеют в апатии самодовольства (как, например, Китай) или... впадают в апатию отчаяния».98 Не довольно ли, впрочем, цитат? Спросим лучше, согласятся ли сегодняшние китайцы с тем, что еще в поза­прошлом веке, оказывается, безнадежно «распустились в этногра­фический материал», оказались удобрением для других, «истори­ческих» народов? Спросим у индийцев, вправду ли не дано им было создать ничего нового на своей древней земле? Я не говорю уже о Финляндии, которой и вовсе не положено было «жить историчес­кой жизнью». Право, не могу себе представить более очевидного банкротства «исторической концепции органицизма», нежели судь­ба примеров, предложенных самим Данилевским.

Глава седьмая

Национальная идея [~Д0 ИСКЭТЬ

романо-германский тип?

Задача, которую поставил перед собой Данилев­ский, выходила, однако, за пределы его примеров (будь то Китай, Индия или Финляндия) и вообще за пределы конвенционального,

95

Н.Я.Данилевский. Цит. соч., с. 62.

Там же.

Там же, с. 89 (выделено мною. — А.Я.).

Там же, с. 90. (выделено мною. — А.Я.).

так сказать, «органицизма». Автору-то нужно было доказать, что не столько русские, сколько славянское племя в целом, единое по язы­ку, крови и вере с Россией, идет на смену «угасающему», чтобы уж прямо не сказать гниющему племени европейскому (одна из глав его книги так и называется «Гниет ли Запад?»). Иначе говоря, отож­дествить с индивидом требовалось не народы, а группы народов, племена. И хотя ему не всегда, как мы видели, удавалось следовать собственному правилу, он старался называть «культурно-историче- скими типами» именно племена. Они тоже, оказывается, рождают­ся, подобно индивиду, зреют, а потом дряхлеют и умирают — чтобы, если повезет, вернуться в мир как почвенное удобрение для новых типов, «снизойти, — по словам Данилевского, — на степень служеб­ного, для чужих целей, этнографического материала».99

Вот это, собственно, и попытался он доказать в «России и Евро­пе». Не может сам по себе русский народ, узнаем мы, создать само­бытную цивилизацию (хотя еврейскому, эллинскому или римскому народам создать её почему-то удалось). Для этого русским непре­менно нужно все то же тютчевское «дополнение» (Данилевский много раз повторяет, что без славянского племени Россия лишь «на три четверти» самостоятельный культурно-исторический тип). Вот почему объединить вокруг себя славян есть для неё вопрос жизни и смерти. И вот почему «для всякого славянина: русского, чеха, серба, хорвата, словенца, болгара (желал бы прибавить и поля­ка), — после Бога и Его святой Церкви — идея Славянства должна быть высшею идеей, выше свободы, выше науки, выше просвеще­ния, выше всякого земного блага».100