Убийца среди нас - Анатолий Силин

Так ни до чего и не договорились. Петр не любил, когда его учат, пусть даже и мать. А вчерашний вечер оказался особым. Чего стоят только откровения Мишки Козлобаева.

Позавтракав, спустился в подвал. Решил взять с собой кое-какой инструмент. Лампочки, как всегда, не было, хорошо, что прихватил фонарик. Все, что пригодится для ремонта машин, сложил в сумку. Задумался, глядя на два остро отточенных еще отцом топора: один побольше, другой поменьше. Зачем они ему? Но потом взял тот, что поменьше, и положил в сумку. Так, на всякий случай. Топор легкий, удобный, авось пригодится. Сумка набилась приличная. От гостинцев, кроме куска соленого сала да двух банок варенья, отказался. Не хотелось тащить картошку, банки с соленьями, постное масло, яйца. Сейчас не до этого, как-нибудь в другой раз возьмет. Мать обиделась, хотя масло и яйца сама покупала.

Прощание с матерью всегда было тягостным.

— Приезжай почаще, — вздохнула она. — Чай, теперь своя машина. Погляжу заодно.

— Как-нибудь приеду. Ты тоже пиши. Алена скоро выйдет из больницы, вот вместе и пишите. У нее вроде все нормально.

— Дай-то Бог… — Мать перекрестилась. Потом Петра в дорогу перекрестила, негромко прошептав молитву.

В военкомат в любом случае надо было зайти, чтобы сняться с воинского учета: в Полянск Красавин возвращаться не собирался. Хотя немножко подталкивало и честолюбие — посмотреть свою фотографию на стенде "Мы ими гордимся". Вошел, поднялся на второй этаж, остановился у стенда. Но сколько ни смотрел, своей фотографии не увидел. Даже чуть расстроился. Неужели мать с Аленой обманывали? Ладно, надо узнать, где тут снимают с учета.

Из кабинета вышел полковник Струков. Петр поприветствовал его. Остановившись, военком прищурился:

— Что-то личность знакомая. Фамилия?

— Красавин, товарищ полковник.

— Тогда все ясно. Это вашу фотографию я постоянно видел на стенде. Да и сын говорил о вас. Стенд, как видите, обновили, а фотографию сняли, уж не взыщите.

Тут же спросил, что за проблемы.

— Надо сняться с учета.

— Это куда?

— В Каменогорске устроился.

— Зайдите в крайнюю дверь слева, там снимают с учета. — Внимательно посмотрев, уточнил: — Значит, насколько я понимаю, других проблем нет?

Красавин, опустив голову, нахмурился.

— Или есть? Чего молчите?

Петр дернул щекой.

— Девушку мою недавно изнасиловали. Лежит в больнице. Приезжал навестить.

— Да-а, слышал, — вздохнул военком. — Дикий случай. Одни честно Отечеству служат, а подонки развлекаются.

— Разрешите идти, товарищ полковник?

— Не спеши, уйдешь. Я сегодня же позвоню в прокуратуру и в милицию. Так сказать, подтолкну со своей стороны. Сам-то к следователю заходил?

— Так точно.

— Что говорит?

— Ищем, сказал, но нет зацепок.

— Это как понять?

— Ее сначала по голове ударили. Она ничего не помнит.

— Плохо дело. Ладно, обещаю позвонить, можете идти, Красавин.

Военком пошел по лестнице вниз, а Петр завернул в указанный кабинет. Решив свой вопрос, он поспешил в больницу. По дороге думал о разговоре с военкомом. Может, и правда подтолкнет следователя, но ведь за него никто работать не станет. А у следователя настрой более чем оригинальный: мол, девки сами на ребят вешаются, а потом говорят, что их насилуют. Может, есть и такие. Так ведь Алену же били, били!…

Она впервые встретила Петра в коридоре, но была еще слаба… А увидев дорожную сумку, совсем расстроилась.

— Уже уезжаешь? Так быстро?

— Да, еду обеденным, пора. А чего ты загрустила? Мы еще встретимся. — Обнял, приласкал, такую покорную, слабенькую и доверчивую. Вспомнил слова матери — не обижай, она этого не заслуживает. Да разве можно обидеть такую беспомощную птаху?

Но вот любит ли он ее? Почему больше думает не о ней, а о мести Козлобаеву и его дружкам? А сама Алена? Как быть с ней дальше? Но возможно, месть и есть выражение его любви к ней? Если бы не любил — не стал бы рисковать…

— Ты уже ходишь, не рановато?

— Да нет, врач сказал, что понемножку можно, даже полезно. Когда встретимся?

— Как мама говорит: на днях или раньше.

— Шутишь, а я серьезно. У тебя теперь машина, можешь приехать на выходные.

— Приеду, не волнуйся. — Подумал, что мать с Аленой словно сговорились. И как теперь выкручиваться с этой машиной?

— Знаешь, — сказала Алена, глядя Петру в глаза, — о нас тут такое говорят.

— Интересно, какое?

— Будто у нас с тобой необыкновенная любовь! Как считаешь, хорошо это или нет?

— Что хорошо?

— Ну вот, ты думаешь совсем о другом.

— Не обижайся. В любовь, в нашу с тобой любовь, я верю. Ну подумай сама: приехал бы, если бы не любил? И потом, мне с тобой хорошо. А тебе?

— Хорошо и… Спокойно. Но и почему-то грустно. Ты уезжаешь, а я этого не хочу. Обними меня, только не сильно.

— Я уезжаю, чтобы снова вернуться. У нас же с тобой грандиозные планы. Поступим учиться, будем вместе и все станет, как в доброй сказке.

— Я знаю, но все равно грустно. Сидит что-то такое тяжелое в сердце, сама не пойму. Прости…

При расставании Алена заплакала. Ну совсем как маленькая, расстроился Петр. Однако время поджимало, а у него еще столько дел. На улице оглянулся. Алена стояла у окна и махала ему рукой.

XVIII

Приехав в Каменогорск, Красавин первым делом побывал в автомастерских. И не из-за того, чтобы узнать, как там идут дела и забрать заработанные подчиненными деньги, хотя и деньги нужны позарез. Но главное не в этом: на завтра ему нужна машина, не на своих же двоих гоняться за Мишкой по Каменогорску. В первой мастерской сорвалось. У напарника машина оказалась не на ходу. Но во второй вопрос решился, и, поработав какое-то время, Петр уехал к сестре.

Племянник Миша увидел его раньше всех. Громко, чтобы в доме услышали, закричал:

— Дядя на машине приехал! Дядя приехал!

Из дома вышла сестра. Встретила так, будто он из Чечни вернулся. Заплакала, что с ней бывало редко. Вытирая слезы, призналась, что боялась, как бы он чего сгоряча не натворил. Но, слава Богу, пронесло.

Посмотрев на машину, с потаенной грустью и надеждой спросила:

— Чья?

— Напарника. Попросил, чтобы завтра кое-куда проскочить.

— Я так и подумала…

Пока Петр ел, сваты сидели рядом, и племянник крутился тут же. Он уже попробовал привезенное из Полянска вишневое варенье и остался доволен. Петр передал привет от матери и рассказал про Алену.

— Ну и жизнь пошла! — возмущался сухонький, бородка клинышком, сват. — Одни голодные, а другие жируют и на свою… — посмотрел на женщин, — эту самую… приключений ищут!

Кивнул на телевизор:

— А чего еще ждать? День и ночь срамоту крутят. Как после этого жирным не беситься? — Его жена со скорбным лицом согласно кивала головой.

Да, сват был явно настроен поговорить, но у Петра встреча с Парамошкиным и откладывать ее нельзя. Сестра попросила долго не задерживаться: у нее появились новости, причем неплохие. Загадочно повела глазами, давая брату понять, что еще не все потеряно.

Красавин спешил: встречи с Парамошкиным были только по понедельникам, в условленном месте и в пределах одного часа. Опаздывать не хотелось, тогда придется ждать следующего понедельника.

В этот раз Парамошкин ждать себя не заставил. Движение транспорта было небольшим, так что иномарку учителя Красавин заметил еще издали. Выйдя на дорогу, махнул рукой. Чуть проехав, машина остановилась, Парамошкин вышел и пересел на заднее сидение, а Красавин сел с ним рядом. Ничего особенного в этих встречах не было, и Красавин каждый раз задавал себе один и тот же вопрос: к чему эта конспирация? Почему нельзя встречаться открыто, по-человечески? Кстати, о чем-то ведь можно говорить и по телефону.

Парамошкин обнял Петра, похлопал по спине, поблагодарил за точность. Потом озабоченно спросил:

— Ну как там? Я весь внимание.

Красавин рассказал о поездке, что Алена и мать были рады, да это и понятно. Не умолчал, что был у следователя и какая там состоялась беседа. Как бы похвастался, что кроме больницы никуда больше не ходил. О том, что вечерами караулил Мишку, говорить не стал. Парамошкину не за чем знать о подслушанном у дома Козлобаева разговоре. Красавин уже принял твердое решение и теперь от него не отступит.

— Побывал, помог — самому небось спокойнее стало, — сказал Парамошкин.

— Благодаря вам.

— Брось, это мелочь. Если откровенно, то я боялся, что дров наломаешь. А необдуманные поступки к хорошему, как правило, не приводят. В прошлый раз ты горячился, разве нет?

— Да, — согласился Петр, — было. Но вам-то чего переживать? И опять эта таинственность! Этого нельзя, не положено. Встречаемся, как шпионы. Может, я чего не понимаю, так объясните, Григорий Иванович.